Про Ореол Дельта ходили слухи о скорой его активации; но это было прежде, когда Ковенант не трещал по швам. Зо получил сведения о том, что верховные советники элит отправились на кольцо прежде пророков, чтобы приготовить Палату к консекрации священной иконы, но, по сообщениям с экранов, расставленных по Высшему Милосердию, Тартарус уже извлек икону и передал ее лично верховному пророку истины. Что сталось с советниками элит? Неужели они пали жертвой великого раскола?
Большая серая рука в металлической перчатке больно ударила Зо по плечу.
– Пророк ясности! – прогрохотал джиларханай. – Вы пойдете со мной.
Зо сердито повернулся, но слова протеста замерли на языке, когда он увидел за капитаном джиралханаев сводных братьев-мгалекголо. Гиганты-охотники, оснащенные громадным оружием и щитами, ничего не говорили – им никогда и не требовалось говорить. Они казались олицетворением враждебности и, несомненно, были преданы верховному пророку истины.
– Пророк ясности, пророк изысканной преданности немедленно хочет обсудить с вами кое-какие вопросы, – сообщил брут. – Это все, что мне известно. Однако если вы по собственной воле не последуете со мной, то я позволю охотникам доставить вас силой. Вы хорошо знаете этот вид: охотники не будут цацкаться.
Зо посмотрел на охотников:
– Можно мне сначала взять мое кресло?
– Если оно рядом.
Зо откашлялся.
– Ну что ж… Тогда пойдем и посмотрим, что я могу сделать для его святейшества пророка изысканной преданности.
Глава 17
Убежище, уссанская колония
Пятая секция
2552 г. н. э.
Девятый Век Восстановления
В сопровождении Тирка ‘Сурба, священника Туп’Квука и шести тяжеловооруженных охранников Бал’Тол и Ц’тенз прошли бок о бок по саду скульптур на площади перед залом богопроводов на подуровне четыре. Они искали тех, у кого начался Кровавый недуг и кто кучковался вокруг ‘Кинсы. Туп’Квук, согнутый годами сангхейли со щетиной странных волос, которые у древних стариков иногда пробивались из различных морщин, медленно волочил ноги, из его жвал торчали пирсинги церемониальных украшений. Носил он мантию, сшитую из фрагментов священных предметов, глянцевой материи и шкуры глебоса, маленького пушистого животного, чьи родичи прыгали на экоуровнях.
Пока Бал’Тол и его спутники видели только несколько распевающих пилигримов, слоняющихся по залу богопроводов, ступающих по священным кругам между статуями. В саду скульптур размещались трехмерные изображения легендарного Уссы ‘Кселлуса и Соолн; рядом стояли статуи Терсы и его жены-воительницы Лнур; были и изображения Сангхелиоса – его бережно держал в руках Усса. Здесь можно было увидеть скульптурное изображение Убежища в сферической форме и разлетающегося на составные части – прозрачные провода удерживали отдельные секции на местах, – скульптуры сына и внука Уссы, изображения сцен из жизни богов, скульптуры Эрники Наносящего Шрамы и его соратников, разрубающих отвратительную полусаурианскую фигуру Салуса ‘Кролона, изображения популярных воинов из боевой секции.
Они дошли до дальнего конца сада скульптур, и Бал’Тол выглянул через ход в стене – высокую арку, расписанную мифологическими фигурами; здесь сидели паломники, общаясь с меняющимися геометрическими формами в большой палате. Они нараспев произносили имена фигур, которые называли им священники. «Что сказал бы обо всем этом Усса ‘Кселлус?» – спрашивал себя Бал’Тол.
В самом зале стояли трехмерные прозрачные формы, они подрагивали, иногда позвякивали и, казалось, перешептывались без слов. Из записей Уссы вытекало, что зал этот является средством наблюдения и коммуникации на исходном мире-крепости. Чтобы полностью активировать зал, требовался Летающий Голос, а Несокрушимый Уклон по-прежнему молчал и, возможно, не подлежал восстановлению. К залу богопроводов относились с почтением; само это название передавалось из поколения в поколение. Некоторые ходили туда молиться богам. У зала был собственный священник, как и у боевой секции и у места благословенного ухода.
Про себя Бал’Тол считал все это слишком разросшимся суеверием; он почитал космическую реальность, космический разум. Он видел его, наблюдая за танцем хаоса во время медитаций. Но разговоры о таких вещах не принесли бы пользы – кланам нужно было верить в священников и богов. Даже Усса ‘Кселлус верил в свое время в богов, божественность Предтеч и считал реликты Предтеч священными. Бал’Тол был сам себе сангхейли – верил в то, что хотел, по крайней мере в душе. Для сородичей же он верил во всех богов, которые поселились в мозгах обитателей колонии после смерти Уссы: Летающий Голос; Зиггур – почти забытый дух природы со старого Сангхелиоса, якобы обитающий в садах экоуровня; Морафант, который уносил души мертвых из колонии на священное кольцо, где те ожидали моста из света, по которому в один прекрасный день они вернутся в первичный рай, каким был Сангхелиос. Духи помельче покровительствовали машинерии колонии и вдохновляли гильдию ремонтников; солнце Предтеч и его спутница, луна Предтеч, которым подчинялись другие боги…
Теперь в Убежище главными богами, которым поклонялись обитатели, были Солнце и Луна. С древними сангхейли дела обстояли иначе – в первую очередь почитались священные артефакты и те, кто их создал.
– Смотри! Вот твои осквернители! – прошипел старый священник, указывая пальцем, и Бал’Тол повернулся к нему.
В углу сада скульптур, где стена, в которой открывался вход в зал богопроводов, соприкасалась со стеной площади, сидели восемь сангхейли, скрестив ноги, и слушали ‘Кинсу. Бал’Тол обратил внимание, что среди восторженных слушающих был Норзесса, герой воздушных боев.
– Ты видишь, кто это там, справа? – прошептал Ц’тенз.
– Да, – пробормотал Бал’Тол. – Это очень меня беспокоит.
Норзесса был, вполне вероятно, самым любимым воздушным героем. Бал’Тол собственноручно вручил Норзессе медаль реликта, чтобы тот носил ее в течение одного оборота вокруг солнца; его впечатлили энергия и предприимчивость Норзессы на арене с нулевой гравитацией.
Гравитация отсутствовала во всей боевой секции – несколькими столетиями ранее вышли из строя узлы искусственной гравитации, и эта секция, которая тогда использовалась главным образом как склад, превратилась в плавучий хаос ящиков, машин и испуганных рабочих. При каждом посещении боевой секции Бал’Тол спрашивал себя, что произойдет с колонией, если искусственная гравитация откажет повсюду? Сколько они проживут в условиях нулевой гравитации? Многие машины перестанут работать, их механика перестанет отвечать условиям окружающей среды. Возникнут истерика и массовая паника. Потом начнутся войны кланов – всегда найдется повод, – польется кровь…
Но с тех пор ни одна гравитационная панель больше не выходила из строя, и только в боевой секции гравитация отсутствовала. Там уссанисты могли утолить бойцовскую жажду, не убивая друг друга, – в секции проходили атлетические соревнования. Соревнования довольно бурные, но кровопролития обычно удавалось избежать.
Бал’Тол неоперившимся птенцом, а потом и оперившимся ходил туда между боями по расписанию и практиковал акробатику без гравитации. В итоге сломал левую руку, повредил нервы и поставил крест на мечте стать героем боев в невесомости. После травмы его рука частично потеряла работоспособность.
– Идем, Туп’Квук, узнаем, о чем они говорят и как далеко зашло осквернение.
Охранники по мере приближения к группе ‘Кинсы плотнее смыкались вокруг Бал’Тола, и он дал им знак отступить. Ближе всех к нему шел Ц’тенз, державший пальцы на рукояти пылающего клинка в ножнах; за спиной он слышал пыхтение Туп’Квука, тот семенил, тяжело дыша. Почти все медицинские ресурсы, имевшиеся в колонии, израсходовались, а новые лекарства изготовлялись в недостаточных количествах. Медицинское искусство отчасти было утрачено. Старики страдали из-за этого, а молодых было слишком мало.
– Коррозия повсюду, – говорил ‘Кинса. – Это гнев богов, которых мы забыли!
Он был громилой с широко расставленными жвалами и тяжелым лбом. На его руках были вытатуированы загадочные символы. Он носил домашнего изготовления панцирь, сделанный из кусков металла от старых, вышедших из строя машин, – множество крепежных деталей, оставшихся после разборки планеты, плавали за окнами секции, удерживаемые на протяжении веков гравитацией. Иногда пилоты шаттлов ловили маленькие фрагменты, а потом обменивали их на что-нибудь как сувениры от Предтеч.
На голове ‘Кинсы сидел старый помятый медного цвета шлем. ‘Кинса жестикулировал, двигая руками то вправо, то влево, подчеркивая слова:
– Коррозия распространилась из наших душ на сами стены! Генераторы питьевой жидкости выходят из строя один за другим, на очереди очистители атмосферы. Почему все это работало веками и вдруг резко пришло в такой упадок? Почему? Я вам скажу! Из-за таких сангхейли, как он!
Он ткнул обвиняющим пальцем в сторону кайдона. Слушатели ‘Кинсы повернулись, вздрогнули, увидев Бал’Тола и его свиту. Двое резко поднялись и бочком стали уходить.
Но Норзесса остался на месте, гневным взглядом он смотрел на священника; впрочем, сказать наверняка, смотрел или нет, было затруднительно, потому что воздушные бои оставили на его лице слишком много шрамов.
– Истинные духи этого места недовольны нами, – прорычал ‘Кинса. – Они наказывают нас за то, что мы забыли древний путь на Сангхелиос!
И тут Бал’Тол увидел алую паутину, пульсирующую на лице и руках ‘Кинсы. Такая паутина появлялась, когда пораженные Кровавым недугом переходили в третью стадию со свойственным ей возбуждением.
– Вы – осквернители священного места! – дрожащим голосом проговорил Туп’Квук из-за спины тяжеловооруженных охранников. – Осквернители! – Он говорил, а украшения на его скулах яростно позванивали. – Отправляйтесь по домам и молите о прощении!
– Осквернители, говоришь? – презрительным голосом проговорил ‘Кинса. – Осквернители того, что уже безнадежно осквернено? Забытые боги противятся тому, чтобы их стирали из памяти! Они указали мне путь; мы должны взять корабли, которые вы прячете в первичной секции! Мы должны переправить всех наших людей на Сангхелиос.