Состязания, которые кайдон никогда не поощрял, в колонии считались незаконными. Но сангхейли требовалась конфронтация, чтобы сохранить здравомыслие, свою идентичность. И потому воздушные бои со временем развивались – спортивные состязания, которые могли закончиться смертельным исходом, которые всегда были опасны… и которые давали сангхейли, зрителю или участнику, возможность удовлетворить свою жажду сражения.
В большом полусферическом зале с нулевой гравитацией уже плавали в воздухе, деформировались на лету кровавые ошметки. В зале имелись натянутые шпагаты – гибкие вертикальные шнуры, которые использовались бойцами для изменения траектории движения, для отскока, для разворота, позволяющего перейти в атаку.
Судьи обычно не допускали смерти бойцов на площадке: если судья решал, что кто-то получил слишком серьезные повреждения от брошенных ножей, от серпов, от шипованных перчаток, то на этого бойца наводился яркий красный луч, и правила обязывали его «сложиться», принять положение плода – это выводило его из схватки. К нему подлетали рефери, перемещающиеся с помощью реактивных ранцев, и выносили с поля боя. Когда бойца выносили из зала, публика, стоящая вдоль стен за ограждением, провожала его неодобрительным улюлюканьем или стонами сочувствия, если это был фаворит.
И вот теперь В’урм ‘Кердек, лучший из остававшихся в живых воздушных бойцов, пролетел посередине гулкой арены, хлопая руками в шипованных перчатках, нанося удары противникам, от которых те отлетали кувырком. Потом он сгруппировался и кувыркнулся на лету, чтобы оттолкнуться ногами от сетки, защищавшей зрителей, после чего полетел в обратном направлении.
Этот спорт отличался жестокостью, но, как показывала практика, являлся и клапаном для выпуска накапливавшегося напряжения и позволял поддерживать относительный порядок в колонии. По крайней мере, бóльшую часть времени. Иногда схватки происходили между секциями. А теперь, с началом бунта ‘Кинсы, социальные беспорядки выливались в захват заложников, блокады, подрывы шаттлов, крики, неслышимые за изоляцией первичного Убежища.
Бал’Тол следил за развитием ситуации на арене, где каждый боец выступал против всех остальных. Они хватались за натянутые шпагаты, разворачивались на них, словно первобытные древесные животные, и снова бросались на противника, они отталкивались от шпагатов и сетки, они сталкивались, они кричали от ярости и боли. И все это продолжалось и продолжалось. Сначала первый, потом второй, третий выходили из боя. Пока не оставалось только двое…
Комиссия по проведению воздушных боев старалась избегать смертельных исходов, иногда безуспешно. И нередко случалось, что двое последних бойцов убивали друг друга.
Бал’Тол почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Эта трансляция воздушного боя могла быть предостережением – трансляция со сгустками крови, летающими в воздухе… суровым прообразом того, что случится во всех частях колонии.
«Пища странствия», корабль снабжения
флота Благословенного почитания
Уссанская система
2553 г. н. э.
Девятый Век Восстановления
Зо Рескен старался удержать их, но это становилось все труднее. Где-то их союзники сражались с врагом. А они оставались здесь, бесконечно обыскивая запрещенную солнечную систему. На их корабле не было сканирующих устройств дальнего действия. Он не был приспособлен для наблюдения. И потому они начали облет и осмотр этой немалой системы… в поисках чего-то забытого.
Они искали сокровище на пространстве в миллионы миль. Они искали реликты, которые, как утверждал Зо, выведут их на поразительно богатый реликварий, они обследовали скалистые луны, планеты, в небесах которых с воем гуляли метановые ветры; они вели поиск в поясе астероидов, подлетали к кометам и обследовали их, искали путеводную нить… находили слишком много всего и в то же время слишком мало.
Их продовольственные припасы были на исходе, как и их терпение.
Лишь исследование поверхности лун, планетоидов, астероидов смягчало их беспокойство. Время шло; время уходило.
Но пояс астероидов был огромен, как орбита планеты на задворках системы. Там было что увидеть и много такого, что увидеть невозможно.
И случай завел их не в ту часть пояса астероидов – в противоположную; между ними и колонией уссанистов на плоскости эллиптической орбиты сияло солнце системы.
Но потом этот день настал…
Зо Рескен раздраженно поднял взгляд на открывающуюся с шипением крышку люка в герметичном склад-трюме, который использовался и как лаборатория.
– Я пришел посмотреть на последний урожай с пояса астероидов, – сказал Г’торик.
Они называли это «урожай» – они теперь использовали слабое гравитационное поле, чтобы подбирать в астероидном поясе все казавшееся искусственно созданным.
– Вот, – пробормотал Зо, доставая очередной фрагмент из-под поцарапанного и грязного металлического стола и укладывая его под направленный вниз конус анализатора.
Трехмерное изображение погнутого металлического фрагмента увеличилось, медленно поворачиваясь в голографической репрезентации над столом. На фрагменте виднелась часть древней, но знакомой идеограммы.
– Видите – Предтечи.
– Да, но проблема все та же: маленький фрагмент, – сказал Г’торик, кивая на разложенные на столе реликты, вернее – на горку всякого хлама. – Может быть, здесь больше и нет ничего? Может быть, взрыв полностью уничтожил то сооружение, но даже если от него что-то и осталось, за две тысячи солнечных циклов оно вполне могло…
– На самом деле со времени предположительной гибели этого планетоида прошло гораздо больше чем две тысячи солнечных циклов, – сказал Зо, разглядывая другой сплавной фрагмент. – Занятно, вот этот материал совершенно металлический, но в то же время он и не только металлический. Мы воспроизвели некоторые металлы Предтеч, но этот может быть их последним творением.
– Вы держите его голыми руками, – заметил Г’торик. – Вы пропустили этот урожай через радиационный очиститель?
– Да. Потребовалось две очистки. Впечатление такое, будто кто-то пытался создать вокруг этих фрагментов высокий уровень токсичности, чтобы тот, к кому они попадут в руки, решил: искать здесь нечего, кроме смертельно опасного хлама. – Он посмотрел на Г’торика. – Вы все хотите прекратить поиски?
Г’торик поколебался несколько мгновений.
– Так будет лучше, – признал он, – в особенности в свете новостей, которые, вероятно, более волнительны для сангхейли, чем для сан’шайуум.
– И что это за новости? – спросил Зо, пытавшийся расшифровать идеограмму.
– Тул расшифровал еще один ряд посланий через гиперпространство. Мы получили подтверждение того, что прежде пришло к нам всего лишь как гипотеза. Ковенант… – он показал на горку мусора на столе, – Ковенант теперь похож на вот это. Он рассыпался на фрагменты. Сотрясен. Остатки Высшего Милосердия уничтожены Потопом… Пророк милосердия убит… Ковчег закрыт, а Ореолы принуждены к молчанию Демоном… Пророк истины мертв – погиб от руки Тела ‘Вадама, да благословят его великие.
Зо отложил фрагмент в сторону и взял другой.
– Значит, пророчество Мкена ‘Шре’а’бена было верным. Наконец Ковенант перестал существовать. Более ранние сообщения указывали, что элиты в конечном счете соединились с людьми?
– Это верно, – задумчиво ответил Г’торик. – Люди заявили, что кольца не являются средством совершения великого странствия, напротив, это всего лишь оружие массового поражения, которое использовалось Предтечами, чтобы очистить Галактику от всяких разумных форм жизни, отсечь поток от любого источника распространения.
Зо вздохнул, противясь такому перевороту сознания, но ощущая суровую правду, содержащуюся в словах Г’торика.
– Мой предок тоже выдвигал – про себя, конечно, – подобную теорию, он основывался на свидетельствах, которые собрал, оказавшись на Джанджур-Куме. Были они богами или нет… Похоже, Предтечи оказались жертвой ими же созданной теории, они приговорили себя к самоуничтожению ради сохранения разумной жизни в остальной Галактике.
Его мысли коснулись слегка интригующей параллели между Предтечами и уссанистами. И те и другие предпочли смерть сдаче врагу. И те и другие, казалось, исчезли с лица Галактики.
– И это не все. Сангхейли, которые прежде служили Ковенанту во флотах, теперь возвращаются на Сангхелиос и в его колонии. Но происходит смешение крови. Многие все еще считают Предтеч святыми и придерживаются в той или иной мере идеи пути; другие же считают Предтеч всего лишь другой расой, щедро, без всякой меры одаренной, но смертной. Арбитра удерживают его сторонники как новоявленного лидера тех, кто искренне отказался от Ковенанта. Они надеются предъявить права на Сангхелиос, цитадель за цитаделью.
– Правда? – Зо посмотрел на Г’торика. Он по телесному языку видел, насколько возбужден его друг, как сверкают искорки у него в глазах. – Значит, у вас и всех остальных на корабле есть дом, куда вы можете вернуться. Я рад этому, Г’торик.
«И еще, – подумал он, – немного завидую вам».
– Почему бы вам не отправиться с нами на Сангхелиос? Высшего Милосердия больше нет. Теперь для вас не осталось места. Мы даже не знаем, куда отправились оставшиеся в живых пророки, если, конечно, выжили.
– Ах-ах, быть единственным представителем моего вида на планете, чьи бесчисленные обитатели категорически ненавидят сан’шайуум? Мне это не кажется благоразумным. В моем будущем, боюсь, не появится новое Писание Союза. – Зо показалось, что сила гравитации в лаборатории увеличивается. – Что-то случилось с гравитационными полями?
– Нет. Я не чувствую ничего необычного.
– Я просто… – Зо глубоко вздохнул и снова погрузился в кресло. Обычное – не антигравитационное. Теперь у него остался только пояс. – Когда я думаю о других сан’шайуум, я становлюсь тяжелее, словно…
Он поморщился, вспомнив, как превращались в лепешку пленные сангхейли, раздавленные Изысканной Преданностью в камере гравитационного рафинирования. Это ужасающее воспоминание никогда не отпускало его надолго. Он чувствовал, что оно до времени состарит его. Он возвращался к нему в ночных кошмарах.