— У которого масса вредных привычек?
— У кого их нет. Слушай, Макс, почему тебе нужно, чтобы за этим что-то скрывалось?
— Потому, что нормальная женщина на такое объявление не откликнется, — уверенно сказал Данилов.
— Это тебе так кажется, — пробурчал Алтухов. — Ты думаешь, что поставил гениальный эксперимент и теперь будут какие-то сногсшибательные результаты. А мы просто встретились… И сегодня снова встречаемся, вот и все.
— Не темни, Ал! Ну что, она такая красивая, что ты решил себе новые штаны купить и футболку? Смотри, внешность частенько бывает обманчивой!
— Ей стихи нравятся.
— Надо же! Да она тоже с недостатками! — воскликнул Данилов. — Или наврала, чтобы покрепче зацепить тебя.
— Макс, на все можно посмотреть по-разному, — сердито сказал Алтухов. — И с разных точек зрения. Кто-то представляет, как принцесса Диана танцует вальс — и видит прекрасную женщину, а кто-то — как она тампон вставляет, и видит совсем другое. Между прочим, Светлане нравятся именно мои стихи, она даже знает наизусть то, которое было опубликовано в «Литературке».
— Ничего не могу понять, — покачал головой Данилов. — Отыскать это стихотворение — нужно в Ленинку идти. Ради чего такие жертвы?
— А если она просто знает его наизусть? Прочла когда-то и запомнила?
— Тогда это фантастическое совпадение! Ну рассказывай, она красива? Про деньги спрашивала или, как увидела тебя, так сразу и поняла, что ты не только ее любимый поэт, но еще и богатый мужчина?
— Спрашивала, но дело не в этом. Симпатичная молодая женщина, блондинка… Ты же знаешь, я неравнодушен к блондинкам.
— А я с некоторых пор предпочитаю брюнеток, — усмехнулся Данилов. — Ты странно ведешь себя, Ал! Между прочим, у нас уговор: ты будешь рассказывать мне обо всем, что вышло из этой моей затеи. Только на таких условиях я уступил ее тебе вчера.
— У тебя чайку не найдется? Голова начинает побаливать.
— Может, водочки?
— Да нет, мы же сегодня встречаемся. Ничего пока не происходит, и рассказывать не о чем. Потом я вас познакомлю, сам увидишь, какая она. Собственно, я к тебе по делу пришел.
На кухне Данилов поставил на газ чайник, достал из холодильника ветчину, сделал бутерброды.
— Может, суп сварить из порошка? Я, правда, встал поздно, обедать не собирался, но если хочешь — сделаю.
— Нет, спасибо. Я перекусил на улице.
— Кстати, у меня тоже вчера был инцидент с дамой. Правда, к счастью, все обошлось телефонным разговором. Марина звонила.
— Что хочет? Познакомить тебя со своим банкиром? Соглашайся, Макс, пусть приходит, я ему морду набью. И будем в расчете. Ты мне Светлану уступил, я за тебя отомстил банкиру.
— Нет, она хочет со мной встретиться, поговорить о совершенных ошибках.
— Да? — оживился Алтухов. — Зауважала, выходит, писателя! Деньги ей твои, понятное дело, не нужны, там папа, да и зарплата банкира с твоей не скоро еще сравнится. А вот книги на лотках — это уже кое-что! Можно сказать, слава! Ну вот! Если даже твоя Марина теперь жалеет о том, что сотворила, то почему незнакомая женщина не может уважать меня за стихи, которые ей нравятся?
— Не знаю, — пожал плечами Данилов. — Странный звонок. И тоже разозлилась, когда я отказался встретиться. Угрожать стала, мол, ты пожалеешь еще об этом.
— В точности, как Валентина. Не бери дурного в голову, Макс. Позлится и перестанет. Давай о деле поговорим.
— Давай.
Чайник вскипел. Данилов разлил горячий чай по чашкам и приготовился слушать.
— Мы сегодня встречаемся. И она, может быть, согласится зайти ко мне. Ну там, шампанского выпить, книги мои посмотреть.
— Уже?
— Макс, ты все время думаешь не о том. Я хочу пригласить ее, просто посидеть, поговорить… с нею интересно разговаривать, понимаешь? Ну не на улице же бродить, там и вечером духота жуткая?
— Понятно, — согласно кивнул Данилов. — Просто поразговаривать, это очень похоже на писателя Алтухова. Ну и при чем тут я?
— Я же не могу пригласить ее к себе в коммуналку. Состоятельные писатели в коммуналках не живут. Да и Валентина, если увидит, скандал устроит. Вот я и подумал, что надо пригласить ее к тебе.
— И мы будем сидеть здесь втроем и разговаривать?
— Нет, мы будем сидеть вдвоем, а ты пока погуляешь, свежим воздухом подышишь.
— На улице? Где и вечером духота жуткая? — с иронией уточнил Данилов.
— К тому же она звонила в эту квартиру, думает, что я живу на Кутузовском, — не обращая внимания на его иронию, продолжал Алтухов. — Короче, я загляну к тебе вечером. Мы с ней встречаемся в семь у метро «Кутузовская», там где-то есть магазин «Спорт». Скажем, к шести я приеду к тебе. Беру ключи и шагаю на свидание. Чистоту и порядок гарантирую.
— Погоди, погоди, я что-то не понимаю. Как ты представишь эту квартиру своей? Тут мои вещи, мои книги… Допустим, я соглашусь погулять пару часов, но она же все равно не поверит, что здесь живешь ты!
— Поверит. Я привезу свои книги, поставлю на полку, твои куда-нибудь спрячу — и все.
— У меня тут целая полка чужих книг, и все с дарственными надписями: Максиму Данилову!
— Их тоже уберу, поставлю другие, где написано: Алу. Или Юре Алтухову на добрую память.
— Стратег! — усмехнулся Данилов. — Все детали продумал, осталось только перевернуть мне всю квартиру. Но это мелочи. А если она все же поймет, что здесь живет другой, ведь обидится не на шутку. И пиши пропало!
— Пиши — не пиши, другого выхода нет. Поможешь?
— Ладно, нет проблем. Поеду в центр, давно там не был. Но все же я сомневаюсь, что ты ее убедишь.
— Спасибо, Макс. Я постараюсь. А потом подожду тебя и верну ключи.
— Но если у тебя серьезные планы, ты должен понимать, что рано или поздно выяснится, что ты обманывал ее! Тогда что будешь делать?
— Скажу, что бедного писателя Данилова жена из дому выгнала — пришлось приютить. Поставлю тебе раскладушку на кухне…
— И будем жить втроем, как в Швеции?
— А они там втроем живут?
— Да вроде бы. Не зря же говорят: «шведская семья».
— Ну, это еще терпимо, а то я думал — впятером. Нет, мы будем жить вдвоем, а ты себе другую квартирку подыщешь. Ну ладно, я шучу.
— А может, мне сразу переехать к твоей Валентине?
— Вот она обрадуется! Ты ей понравился: хоть один, говорит, знакомый — настоящий интеллигент, и книжка его на всех лотках продается. А какой приятный молодой человек!.. Ты, главное, предупреди ее, чтоб не шибко прыгала от счастья, дом-то старенький, развалится… А в остальном, я думаю, вас ждет самая настоящая идиллия.
— Пойду собирать вещи, — вздохнул Данилов.
13
Скотина! Подлец! Мерзавец! Идиот несчастный! С этими словами она засыпала вчера, с ними проснулась утром. Они звучали в ее голове, когда она принимала душ, обтирая свое прекрасное, такое желанное для всех мужчин тело массажной варежкой. Для всех — кроме одного! Скотина! Она даже в отпуске не была этим жарким летом, хотя Савин предлагал поехать в Бразилию, никак не могла решить, что же делать с этим идиотом Даниловым, то ли развестись и забыть, то ли попытаться возродить семью. Развестись-то нынче нетрудно, но вот забыть его… Почему-то казалось, что после развода это сделать будет еще труднее. Ведь не забыла же за год жизни порознь! Решала… И что же? Руки-ноги загорели, на груди, где вырез блузки, — красное пятно, а живот белый! Прямо-таки мозаика получается!
С этими словами она завтракала и ехала на службу. Припарковала свой коричневый «ВАЗ-21099» у подъезда банка, включила сигнализацию, а потом вспомнила, что забыла на сиденье сумочку. Рванула дверцу — сирена взвыла…
Ну прямо все из рук валится. И слова, которые звучали в ее голове, стучали в ее сердце, жестокие, грубые, не могли выразить весь накал ее злости.
И ведь не заставишь Данилова прибежать с извинениями, со словами раскаяния и заверениями, что ему без нее трудно! А ведь именно такое она предполагала как естественный ход событий, когда решилась вчера позвонить ему.
Скотина!
Или что-то можно сделать? Заставить… не прибежать, а приползти к ней, не извиняться, а умолять простить его, идиота несчастного?
Что он возомнил о себе? Подумаешь, писатель! Сейчас все кому не лень сочиняют романчики, и чем глупее получается, тем лучше покупают их книги! Уже и на трибуны не лезут, понимают, что всего-то развлекают домохозяек за деньги. Массовики… затейники! А этот? Все еще гением себя считает?!
Подлый лжец! Насочинял, как он любил, как ему трудно было пережить разлуку с любимой женщиной, — и ведь про нее, про жену свою, написал! А когда она позвонила — и встретиться с ней не желает! Так-то он любил, страдал? Надеялся? Ложь, ложь, ложь!
Ну разве можно работать в таком состоянии? Нужно было сказать отцу, что сегодня она плохо себя чувствует, он бы сам предупредил Савина. Но сидеть в одиночестве дома — еще хуже!
К полудню разболелась голова. Марина выпила таблетку растворимого аспирина и долго сидела без движения, глядя на свои ладони, лежащие на столе поверх сводок, счетов, компьютерных выкладок. Солнце продвинулось на запад, жаркие лучи уперлись в ее лицо. Марина вскочила с кресла, раздраженно дернула за шнурок пластиковых жалюзи. Похоже, всю силу вложила в этот рывок — жалюзи посыпались вниз, едва успела отскочить от окна.
В кабинет стремительно вошел Савин.
— Что случилось, Марина? — Он смотрел то на нее, то на пластиковые полоски, беспорядочно лежавшие под окном.
— Солнце… — пробормотала Марина, усаживаясь в кресло. — Хотела жалюзи прикрыть, а они упали. День какой-то жуткий, настроение паршивое… все из рук валится!
— Ну, это мелочи. Ты не ушиблась? — Он подошел почти вплотную, белоснежным носовым платком принялся стряхивать пыль с ее блузки. — Я вызову ремонтников, они мигом все исправят. Ты такая красивая, когда злишься, Марина…
Она нервно передернула плечами, несильно оттолкнула.
— Пожалуйста, Лева… У меня и вправду сегодня ужасный день. Я вчера позвонила ему…