Приметила в углу на полке посуду серебряную. Видать, недавно хозяин вулкана ее смастерил. Ухватила молот с пола да по полке шарахнула. С обиженным скрежетом заскакали тарелки в стороны. А я уж молот заносила, чтоб еще разок по ним пройтись. И так бы и сделала, не обвейся лапищи вокруг стана.
— Ты что натворила, дурная⁈ — прорычал хозяин вулкана в ухо. Молот отобрал, отшвырнул, к себе меня развернул, за плечи ручищами ухватил и тряхнул с такой силой, что голова безвольно мотнулась.
Извернулась, вцепилась в ворот его рубахи пальцами, сжала. Так и стояли, друг друга удерживая. Я — тяжело дыша, он — сверкая гневными красными искрами в темных глазах.
— То же, что и ты с моим прошлым! — прошипела почти. — Нравится⁈
— Да за такое ведь и убить можно, — крепче пальцы на моих плечах сдавил.
— Пусть и тебе будет так же больно, как и мне! А теперь можешь убить! Мне уж все едино!
Томительно текло время. Кровь в ушах гудела, а гнев уходил, отступал, оставлял после себя черную выжженную бездну. Пальцами уже не так сильно стискивала полотно рубахи. Видела, как и с лица хозяина вулкана злоба стирается, смягчаются суровые черты.
— Лисса… — проговорил едва слышно, но не продолжил, только головой покачал.
Понял, видать, что мне все известно. Что слышала его разговор с Огневиком о своей судьбе.
— Не ошибались люди. Не зря тебя чудовищем из-под горы кличут, — бросила ему в лицо. — Хоть и был ты когда человеком, да весь человеческий облик и потерял в горе этой.
Чувствовала, как ярость уходит. А пустота остается. Думала, обрадуюсь, боль в глазах хозяина вулкана увидев, да только не было такого.
Ежели чего и ожидала, так не того, что разожмет вдруг руки и отступит на шаг.
— Уходи, — велел глухо и отвернулся. Оперся руками о верстак, что в буре моего гнева выжил. Видела, как широкие плечи напряглись под алой рубахой — не успел еще с Ночи Костров переодеться.
Посмотрела на его спину, подумала, что радоваться должна, ведь отплатила той же монетой, сделала ему больно. Да только радости-то как раз и не было. Горечь одна: в горле и на сердце. В руках ломота нарастала, напоминая о безумстве, что сотворила. Развернулась и вышла.
Не помнила, как вернулась. В себя пришла уже в покоях. На кровати села, уронила лицо на ладони, всхлипнула, и словно внутри что разжалось — слезы покатились беспрерывным потоком.
Глава 21
Арвир себя никогда дураком не считал и уж точно не чувствовал. Никогда. До тех пор, пока с хозяином вулкана не повстречался. И чувство это совсем ему не пришлось по нраву.
Он не дурак!
Он самый завидный жених в Ильштаре, — а может статься, почитай, что и в остальных восьми селениях! — богач, силач, весельчак и просто парень хоть куда. Его уважают, его боятся, парни даже из дальних селений на него во всем походить хотят!
Вон как на празднике поначалу хорошо было: Арвир и выступать вызвался, и сам сценку эту придумал, и в Алом Танце за право с ним пройтись аж три девицы соперничали — а ведь должно-то было быть наоборот!
По правде-то говоря, он и вовсе в Алом Танце участия принимать не должен был, поскольку сговорен уж был с Аланой. Да как тут откажешь, когда девицы тебя едва ль не силой тащат? Как им, проказницам сладкоголосым и быстроглазым, отказать? К тому ж Алана сама виновата, что на Ночь Костров не пошла. А ему, что, с ней рядом горевать сидеть? Он на нее обижен был, ведь не смогла увидеть, как Арвиром все восхищались, пока…
Улыбка с лица сползла, едва про вторую часть празднества вспомнил. Все хорошо шло, пока сам хозяин вулкана не явился! Да как он посмел на праздник прийти и снова его — теперь уж перед всеми — посрамить!
Одно радовало — ежели можно было во всем этом радость сыскать — последний позор, когда хозяин вулкана его в кольцо огня заключил, никто не видел. А уж что Арвир в состязаниях первым не стал, он потом и то себе на пользу обернул. Как из огненной клетки выбрался, сапоги свои новые сафьяновые попортив, одному подвыпившему шепнул, другому, вот и пошел слух, что Михей-жулик с незнакомцем этим и Арвиром сговорился, чтоб ювелир поддался, ведь так побольше золотишка получится собрать с поставивших на Арвира. Тот не отрицал. Вот только когда к нему один из выпивох подошел и начал ссору чинить, в нос ему дал, да так, что тот едва в костер не полетел. После уж никто к Арвиру не совался.
Знал Арвир, что уж он-то все одно сильнее хозяина вулкана. И хоть старуха Ирда рассказала, что был смельчак, вызов хозяину вулкана бросивший да так и сгинувший, Арвир сметливее того глупца будет. На празднике-то вон вчера хорошо люд слова Арвира принял. Знать, не все потеряно. Главное — продолжать в том же духе, все и поверят, а там, глядишь, пойдут на чудовище из-под горы всем миром. А вот ежели б еще как-то с другими селениями договориться… Подумать надобно, у знающих поспрашивать, как колдовства хозяина вулкана лишить. Тому сам огонь помогает, а ему, Арвиру, никто. Так-то.
«— Никакое колдовство мне не нужно, чтоб над тобой верх одержать».
Арвир с чувством сплюнул, едва слова эти припомнил.
— Ну ничего, ничего, — бормотал, шагая к дому старосты, — долги-то я раздавать умею. Лисса вон, девка безродная, ночь мне задолжала, так я ей сторицей отплатил — отправилась на брачное ложе к самому чудовищу из-под горы. А хозяин вулкана мне задолжал и того пуще. Ну ничего, ничего. Ни один, кто на пути моем встал, от возмездия еще не ушел…
Сейчас, однако, раненая гордость требовала, чтоб ее медом восхищения и обожания полили. Вот и шел следующим утром после Ночи Костров в дом старосты, к Алане. Та завсегда им восторгаться готова была и влюбленными глазами смотрела. А ему только того и надо после вчерашнего.
— Алана в светелке своей, проходи к невесте, — пробасил Деян, едва Арвир в дом старосты ступил. Доволен старый жук, стоит, усы оглаживает.
Арвир хмыкнул только. Еще б ему недовольному быть — уж наверняка в сундучок с дарами усы сунул.
— Ты уж не обессудь, занемогла вчера Алана, но сегодня-то лучше ей.
Выходит, вон как родителям объяснила, что на Ночь Костров не пошла, Арвир подумал.
— Что-то невеста моя здоровьем слаба, все болеет да болеет, — не удержался, а сам с удовольствием наблюдал, как улыбка у Деяна под усами исчезает, а щеки помидорным румянцем наливаются.
— Да ты уж не подумай чего, Арвир, дочка у меня здоровьем крепка, а тут просквозило ее малость. С кем не бывает. Месяц тяжкий выдался. Вот и перенервничала девица.
— Ладно уж, — милостиво кивнул Арвир, — со мной не забалует.
Лестница под ногами скрипела, пока поднимался. Впереди девка выскочила. Та самая, что каждый раз в кулак прыскала, когда Арвира в доме старосты видела. Коса рыжая по спине змеится до самых округлых бедер. Нагнал девку, шлепнул пониже спины, та взвизгнула довольно и к стене прижалась, наглыми глазами на него глянув. Арвир усмехнулся. Надо будет Алане сказать, чтоб после свадьбы девку с собой в мужний дом взяла. Прислуживать.
Ухмыльнулся шальным мыслям, толкнул дверь в светелку Аланы, вошел.
— Ну, здрава будь, невестушка, — сказал весело, увидев Алану в кресле около окна. На коленях рубаха из беленого полотна лежит, в пальцах игла зажата — не иначе как Арвиру подарок к свадьбе всю ночь вышивала, да о нем замечталась. Осознала, видать, свою вчерашнюю ошибку.
Подняла на него глаза, кивнула.
— Проходи, Арвир. Ждала я тебя.
Арвир довольно усмехнулся. Еще б не ждала. Только вот не поднялась Алана навстречу, чтоб поцелуем его одарить. Арвир губы скривил, когда понял, что она опять за свое взялась.
— Что ж, Алана, не предложишь жениху своему ничего? Ни капли медовухи наваристой, ни крошки пирога мясного. Плоха та невеста, что жениха своего не привечает. А жена из такой, видит Отец-Солнце, и того хуже будет.
Получилось пристыдить. Отложила рубаху, — Арвир приметил, что там вышивки не прибавилось, — поднялась, к нему шаг сделала, руки вдоль тела вытянула, в кулаки сжала и выпалила:
— Я за тебя, Арвир, пойти не смогу.
Решение Алане непросто далось. Арвира она любила крепко. С детства, почитай, за ним собачонкой бегала: куда он, туда и она. На поддразнивания подруг внимания не обращала. Насмешки друзей Арвировых мимо ушей пропускала. Укоры родителей молча терпела. А став старше, только и мечтала, как за Арвира замуж пойдет, да станут они вдвоем жить, деток растить: мальцов с льняными кудрями да девчушек с глазами цвета весенней травы.
— Это у тебя пройдет, — отмахнулся Арвир, обошел Алану, в кресло плетеное сел. — Все невесты перед свадьбой такие. Парни сказывали. Ты девку-то кликни, чтоб медовухи принесла, горло промочить, потом уж поговорим. Расскажу, как на Ночи Костров в состязаниях всех победил.
Алана с досады носом шмыгнула. Не поверил. Да и где ему. Шутка ли, столько лет за ним хвостом ходила, влюбленными глазами смотрела, а тут — раз! — и передумала.
— Нет, Арвир, ты послушай… Я… я… — Злилась, что слов подобрать не могла, а ведь всю ночь думала, что скажет. — Я не передумаю. Твердо решила.
— Передумаешь, передумаешь, — произнес уверенно и потянулся лениво, как сытый кот. Алана так и замерла, глядя, как рубаха сильные руки облепила. А ведь сколько раз эти руки обнимали ее…
Тряхнула головой, прогоняя видение, что назойливой мухой перед глазами кружило.
— Я все знаю, — проговорила, стараясь на руки его не смотреть.
— Ты про вчерашнее, что ли? — мигом Арвир насторожился. — Так ты сплетни-то не слушай. А ежели хочешь знать, это Михей все придумал, а я подыграл. Неплохо получилось, как по мне.
Видела Алана, как глаза у ее жениха бегают. Да только дела ей не было до того, о чем Арвир говорил.
— Я про Мелиссу.
— Опять ты о ней, — возвел глаза вверх Арвир. — Сколько ж можно-то об одном и том же: Мелисса, Мелисса… Ушла твоя Мелисса к хозяину вулкана, да там и сгинула! Только и из могилы покоя не дает! — рявкнул.