Разумеется, да, ведь не все гости ушли на пляж, в SPA или на поле для гольфа.
Однако ни одна из дверей в длинном коридоре не открылась; казалось, никого не интересует музыка. Грейс пришли в голову страшные мысли. Возможно, те, кто услышал музыку, решили, что она раздается из коридоров отеля.
Совершенство музыки буквально заставило Грейс затаить дыхание. Она с ужасом поняла, что больше не дышит. Грудь и голова горели в агонии, как будто она тонула в невидимом море.
«Дыши, — сказала она себе. — Ты умрешь, если не будешь дышать».
Будто из ниоткуда Грейс удалось вызвать дополнительную искру энергии. Смертельная песня снова ослабла.
Все еще испытывая головокружение, Грейс удалось использовать паузу, чтобы сделать один вдох, а затем другой. Она была не в силах позвать на помощь. Все, что она могла, — это дышать. Кислород, быстро поступавший в кровь, питал ее волю к жизни. Она не для того пережила смерть матери, приемные семьи, улицы и Мартина Крокера, чтобы умереть от руки оперной киллерши.
Грейс заставила себя сконцентрироваться. В пульсации энергии, пылающей и искрящейся в ауре певицы, однозначно имелись признаки нестабильности. Женщина была не просто сердита, а на грани необузданного гнева. Сопротивление Грейс приводило ее в бешенство.
«Ударь по ней чуть сильнее, — подумала Грейс. — Иначе умрешь здесь, в этом коридоре».
Усиление сопротивления привело к немедленному эффекту. Аура певицы потемнела и вспыхнула нестабильным гневом. Женщина потеряла контроль над своими эмоциями. «Это обязательно должно сказаться на ее вокале», — решила Грейс. Она где-то читала, что для профессиональных оперных певцов губительно испытывать слишком много эмоций, когда они поют. Логика очевидна. Очень трудно, если не невозможно, сохранять полный контроль над голосом, когда твою грудь и горло сжимают гнев, слезы или страх.
Грейс понимала, что столкнулась с похожей проблемой. Если бы она не сдерживала собственную панику, то потеряла бы контроль над самой собой. Ей нужно было подумать о чем-то другом, кроме неизбежной смерти.
Лютер.
Имя обретает силу, если у его обладателя с тобой сильная связь. Сила, которую она почерпнула от имени Лютера, показала ей, насколько важен он был для нее.
Певица завопила. Другого названия этому звуку не было, но это не был обычный испуганный крик. Это была сильная пульсация дикой ярости. Невероятно высокая нота была абсолютно неправильной.
Грейс обнаружила, что снова может двигаться. Инстинктивно она заткнула уши пальцами. Музыка и боль немного отступили.
А затем в коридоре раздался другой звук: звонок лифта.
Видимо, певица тоже его услышала и поняла, что с минуты на минуту здесь появятся другие люди. Хаос заполнил ее ауру. Находясь на краю безумной ярости, она устремилась к Грейс, вытянув кривые, как когти, пальцы.
Грейс бросилась от нее и спряталась за тележкой. Она искала что-то, что могла бы использовать в качестве оружия. Пальцы нащупали щетку для смахивания пыли.
Певица попыталась обойти тележку, но споткнулась о лежащую на полу горничную и упала, растянувшись на ковре. Грейс толкнула тележку на нее, но та откатилась недостаточно далеко.
Певица встала на ноги. Рот ее открылся, горло напряглось. Но единственный звук, который она издала, был удушливый вздох.
Женщина посмотрела на лифт в вестибюле. Двери начали открываться. Логика или, вероятно, инстинкт самосохранения возобладали над гневом. Она вскочила и, пробежав мимо Грейс, скрылась за углом.
Грейс ждала, сжимая в руке щетку, но пения больше не было.
Она глубоко вздохнула и подошла к лежащей горничной, которая уже начала шевелиться. Что-то хрустнуло под ногами. Посмотрев вниз, Грейс увидела сверкающие осколки стекла на ковре. На тележке стояли чистые стаканы, один из которых разбился.
Это напомнило ей, что дверь в номер 604 все еще открыта. Грейс закрыла ее. Что-то подсказывало ей, что Фэллон хотел бы сохранить этот инцидент в тайне, если это возможно.
Она присела около ошеломленной женщины и тихонько спросила:
— С вами все в порядке?
— Кажется, да. — Горничная в недоумении взглянула на нее. — Я упала в обморок?
— Да. Не пытайтесь встать. Рядом с лифтами есть служебный телефон. Я позову на помощь.
— Я в порядке, правда. Просто немного устала, вот и все. У меня был долгий день.
— Видимо, вы правы.
С горничной было все в порядке. Ее аура вернулась в нормальное состояние. Грейс машинально протянула руку, чтобы утешить ее. В последний момент она вспомнила, как обожгло ладонь, когда она отталкивала женщину от двери. Боль ушла, но прикоснуться к горничной Грейс так и не решилась. Потребовались бы дни или даже недели, чтобы оправиться.
И вернуться к прежней жизни.
— Черт, — прошептала она. — Черт, черт, черт…
Потом поднялась на ноги и подошла к телефону у лифтов.
ГЛАВА 23
Лютер нашел Грейс свернувшейся калачиком на диване. Перед ней на журнальном столике стоял включенный компьютер. Лютер ворвался в комнату злющий, как сам Сатана, и прямиком направился к ней, используя трость, чтобы подчеркнуть каждое слово.
— О чем, — тук, — черт, — тук, — возьми, — тук, — ты, - тук, — думала? — тук!
— Не прикасайся ко мне! — крикнула Грейс и, вскочив с дивана, быстро попятилась к открытой двери веранды, спрятав ладони под скрещенными руками. — Я серьезно. Пожалуйста, не трогай меня.
Лютер остановился, явно ошеломленный.
— Думаешь, я тебя ударю? — спросил он. На его лице отразилось недоверие и боль.
— Нет, — печально ответила Грейс. — Конечно, нет. Я просто попросила не трогать меня. Во всяком случае, пока. Мне снова больно от прикосновений.
— Проклятье! — Лютер выглядел чуть менее сердитым, но выражение боли на лице испарилось. — Ладно, расскажи мне, что произошло.
Грейс выдала ему то, что, как она надеялась, было похоже на профессиональный рапорт. Закончив, она ожидала, что он вытащит свой телефон и позвонит Фэллону Джонсу. Вместо этого Лютер просто стоял и пристально ее рассматривал, как будто никогда раньше не видел ничего подобного.
— Тот трюк с горничной, — наконец сказал он. — Ты сказала, что делала это и прежде?
— Несколько раз. — Грейс опустила руки и посмотрела на ладони. — После того как умерла мама, я попала в приемную семью. Где-то через шесть месяцев я сбежала. Потом какое-то время жила на улицах. А там много всяких уродов.
— Точно, мать их, — выругался Лютер.
Грейс сделала вид, что не слышала его.
— Некоторые из них — парапсихологи, которые учились использовать свои таланты, чтобы манипулировать другими. Был там один сутенер со странным, на мой взгляд, харизматическим талантом. Он умел соблазнять молодых девушек, заставлять их влюбляться в него. Ради него они пошли бы на что угодно.
— И он отправлял их на улицы, чтобы они зарабатывали ему деньги, — проговорил Лютер, мрачнея с каждым словом.
— Вижу, тебе попадались такие помойными крысами, — тихо заметила Грейс.
— Да. — В подробности он вдаваться не стал.
— Я часто сталкивалась по ночам с некоторыми из его девушек. Используя свой талант, я говорила им, какие клиенты не представляют опасности, а каких следует избегать. Однажды сутенер увидел, как девушки отшивают опасных типов. Он был в ярости и решил избить двух-трех из них в назидание остальным. Я узнала о его планах. И даже знала, какую девушку он собирался избить первой, — новенькую и самую молодую. Когда той ночью он приехал за ней, я была рядом. Она была в ужасе. Окружающее его насилие было таким сильным, что хоть ножом режь. Когда он потянулся к ней, я схватила ее за руку и максимально напрягла все свои чувства, подавляя ее ауру своей и формируя своего рода барьер для него. В тот момент, когда он дотронулся до нее, он поджарился.
— Что значит «поджарился»? — поинтересовался Лютер. — Умер?
— Нет, — ответила Грейс, ужаснувшись. — Нет, я не убивала его, клянусь.
— Да мне плевать, даже если бы ты его убила.
— О. — Грейс откашлялась. — Ну, тем не менее, я этого не делала. Но что-то произошло, когда он соприкоснулся с моей аурой. Казалось, будто на несколько секунд закоротило его собственное энергетическое поле. Я не могу это объяснить. Знаю только, что он некоторое время был без сознания. Девушка тоже. Когда она пришла в себя, с ней все было в порядке, разве что она была немного потрясена.
— А сутенер?
— Вот он был не в порядке. Выглядело все так, будто у него был нервный срыв. Он сломался. Думаю, его талант пострадал навсегда. Однако что бы это ни было, оно затронуло не только его паранормальные чувства, но и все остальное. Он начал сходить с ума и исчез из окрестностей. Через некоторое время до нас дошли слухи, что его убили в потасовке из-за наркотиков.
— Ты сказала, что были и другие похожие случаи?
— Несколько, — призналась Грейс. — Прием действует и против людей, не обладающих паранормальными способностями. В конце концов, у всех есть аура. Но каждый раз, когда я это делаю, я становлюсь сверхчувствительной и не могу ни к кому прикасаться.
— Хм.
Грейс ждала, но Лютер больше ничего не добавил, только стоял и выглядел полностью погруженным в свои мысли.
— Ну так что? — не выдержала она.
— Просто интересно. Как думаешь, ты сегодня закоротила ауру этой певицы?
— Нет. Она была слишком сильной. К счастью, когда она потеряла самообладание, с ним ушла и большая часть контроля. А затем начал открываться лифт, она запаниковала и сбежала.
Лютер не сводил с Грейс глаз.
— Что бы произошло, если бы певица не сбежала?
— Не знаю, — честно ответила она. — Думаю, исход зависел бы от того, кто из нас двоих оказался бы сильнее. У нас не было возможности закончить состязание. Полагаю, можно считать, что была ничья.
— Последнее, что я хочу видеть, — это матч-реванш. Ясно?
Грейс вздрогнула.
— Поверь мне, я к этому тоже не стремлюсь. Ладно, можешь снова начинать орать.