— У тебя футболка наизнанку, — выдаю, не переставая наступать на его героя.
Не отрываясь от экрана, хмурит свои тёмные брови. Смотрит на себя сверху вниз с таким видом, будто не знает такого слова, как “шиворот-навыворот”. Забросив за спину руку, нащупывает на затылке этикетку бюджетного российского бренда, который ни один парень из моего окружения никогда бы на себя не надел…
— Тоня, бей его! — визжит с пола Адель.
Подскочив с дивана, быстро отвешиваю его Саб-Зиро фаталити, а потом в четыре руки добиваем Лю Кана, за которого играет его племянник.
— Чегооо? — тянет в неверии Алекс, роняя джойстик на пол.
— Кто молодец?! — улюлюкаем с сестрой, ударяясь друг о друга бёдрами в нашем фирменном танце победителей.
Трясу попой и бросаю взгляд через плечо.
Быстро сняв очки и дёрнув за ворот футболки, Федя молниеносно выворачивает её и надевает опять, блеснув на секунду своим феноменальным прессом и голыми плечами…
У меня во рту собирается слюна.
А когда его голова выныривает из ворота, он улыбается, бросая на нас сестрой расфокусированный взгляд, и я понимаю, что без своих очков он вообще ни черта не видит.
Смотрю на Алекса, который рычит:
— Ещё один раунд. Будет реванш!
— Учись проигрывать, — фыркает Адель, падая на подушки.
— Проигрывать любой дурак умеет, — просвещает тот. — А вот выигрывать — нет.
— Ещё? — спрашивает меня Федя, возвращая на место очки и концентрируясь на мне.
— Нравится проигрывать? — выгибаю брови, глядя на него с усмешкой.
Осмотрев присутствующих, говорит, понизив голос:
— Только с тобой, рыжая.
Эта элементарная фраза в сумме с тембром его голоса действует на меня магически. То есть я опять начинаю вести себя как час назад. То есть как полная идиотка!
— Эм… схожу за водой. Кто хочет пить? — спрашиваю, хватаясь за мокрый пучок волос на голове.
Дети меня полностью игнорируют.
Развернувшись, иду на кухню и, не включая дополнительный свет, открываю шкафчик над головой.
Я хочу пить и Федора Немцева.
Пялюсь на выстроившиеся в ряд и мерцающие в полумраке стаканы.
Замираю, слыша за спиной шаги. Босые ноги и кафельный пол. На столешницу по обе стороны от меня ложатся ладони, а голых бёдер еле-еле касается тёплая ткань хлопковых шорт.
По затылку бегут мурашки.
— Только не распускай руки, — предупреждаю не своим голосом, глядя в стену.
— Не буду, — бормочет у меня над ухом и после секундной паузы добавляет: — Пока сама не попросишь.
Протянув вверх руку и окружив пальцами длинный ребристый стакан, спрашивает:
— Этот?
— Нет… — закрываю глаза, склоняя набок голову. — Зелёный…
Понятия не имею, есть там такой или нет...
— Этот?
— Нет. Тот, что рядом…
Слышу тихий смешок за спиной, а потом кожи за моим ухом касается его нос.
Шумный вдох, и по моему животу бегут мурашки. Кожу обжигает теплое дыхание.
Двигаю свою ладонь по столешнице и касаюсь его руки пальцами. Он не касается меня нигде. Он касается меня только своим дыханием, но я, кажется, сейчас упаду в обморок, потому что его дыхание становится тяжелее с каждой секундой.
— У тебя есть девушка? — спрашиваю тихо, опустив голову и проводя кончиком пальца по его ладони.
— А у тебя есть парень? — хрипло спрашивает Федя.
С чего он взял? Он что… он изучил мой инстаграм?
— Что это вы тут делаете? — недовольно ворчит появившийся в дверях Алекс, бесцеремонно включая везде свет.
Одновременно дёргаемся, и на пол летит стакан, орошая кафель мелкими разноцветными осколками.
— Алекс, блин, стой на месте! — рычит Федя, отталкивая меня в сторону и выбрасывая вперед ладонь, потому что младший Немцев босой, как и мы все.
— Я спать.… — недовольно бубнит тот, пятясь назад. — Но пасаран!
Вижу застывшую на пороге сестру и поспешно спрашиваю, на цыпочках выбираясь с кухни:
— Знаешь, где швабра?
— Разберусь… — отрывисто бросает Федя, повернувшись к нам спиной и упершись ладонью в столешницу.
— Гуд найт? — Выталкиваю Адель в коридор, глядя на его застывшую прямую спину.
— Бон нуи, — намеренно и совершенно похабно коверкая французский язык, желает он, из чего я заключаю, что он прекрасно знаком с правильным произношением.
Отправив сестру в постель, падаю в свою и смотрю в потолок, понимая, что не смогу заснуть ни при каких условиях!
Ненавязчивое брюзжание в прикроватной тумбочке заставляет вздохнуть. Перекатившись на живот, достаю из ящика телефон.
Глава 8
Сверившись с рецептом, скептически изучаю зелёно-коричневую субстанцию в миске, надеясь на то, что вкус у этого будет лучше, чем вид.
Возможно, заделаться сегодня поваром было совсем не лучшей идеей, потому что моё настроение этим утром стремится к нулю.
— Доброе утро, — бубнит сонный Алекс, садясь за стол.
— Омлет или каша? — спрашиваю его, разливая по раскаленной сковородке подозрительного цвета тесто.
Это мой первый опыт знакомства с готовкой вегетарианской еды, и я очень надеюсь, что этот первый опыт будет удачным.
— Бекон, — буркает Алекс, наливая себе стакан апельсинового фреша.
— Ты что, встал не с той ноги? — Приподняв крышку электрогриля, проверяю готовность бекона.
— Я всегда встаю с одной и той же, — всё так же ворчливо сообщает он.
Улыбаюсь, переворачивая оладьи.
Честное слово, накормить ораву из семи человек — это не лёгкая прогулка. По моей шее стекает капелька пота, даже несмотря на работающий кондиционер и то, что мои волосы подвязаны косынкой на макушке. Но я до шести утра пялилась в потолок, переваривая полученную от подруги информацию, и поняла, что больше не могу.
Мой бывший парень уже три дня демонстративно трахает всё, что движется, будто наши отношения были для него грёбаной каторгой! А мои кости за это время не перемыл только ленивый.
Я вычистила свой инстаграм до такой степени, чтобы ни на одной фотографии не было видно ни единой части его тела, даже случайно попавшей в кадр руки.
Хочу забыть лицо Егора раз и навсегда.
Хочу, чтобы он убрался из моей жизни раз и навсегда.
Тряхнув головой, выкладываю на тарелку три хрустящих ломтика бекона, кусок омлета и пару тостов.
— Спасибо, — буркает Алекс, принимаясь за еду.
— Доброе утро! — Заявляется на кухню нечёсаная, одетая в пижаму Адель.
Клюя носом, усаживается за стол. Алекс бросает на неё хмурый взгляд, возвращаясь к еде. Поливаю её кашу клубничным сиропом и практически роняю тарелку на стол перед сестрой, когда за спиной раздаётся хрипловатый голос.
— Доброе утро.
Волоски на моей шее привычно шевелятся, а сердце ускоряет ритм.
Обернувшись, заглядываю в сощуренные карие глаза, которые смотрят в мои.
— Привет… — говорю тихо, изучая лицо Немцева в ярком утреннем свете.
Оно выглядит заспанным, но его глаза чертовски чёрные и яркие, даже под лучами адского кипрского солнца.
Сегодня утром я думала о том, что, возможно, завязывать курортный роман с ним не самая лучшая идея. Я разочарована в мужчинах, а этот вообще ни черта не понятный. Мы живём в одном доме. И заниматься… свободным сексом под крышей дома, где помимо нас живёт толпа детей, определенно худшая из идей.
Это очень и очень плохая идея. Не знаю, чем думала ещё вчера! Я думала о кубиках его пресса, вот о чём. И ещё о том, что у него очень полные губы, а доставать из него слова — вообще отдельный вид искусства...
Глаза Феди медленно перемещаются к плите, а мои спускаются вниз по его телу. На нём серые брюки и белая заправленная в них тенниска, которая плотно облегает все мышцы на его рельефном торсе. По загорелым подкачанным рукам под рукава тенниски убегают проступающие вены.
Облизнув губы, опускаюсь ещё ниже...
— У тебя что-то горит… — кивает он на плиту.
— Чёрт! — разворачиваюсь и бросаюсь к сковороде.
Быстро сняв с неё гречневые оладьи, выкладываю их на тарелку, хаотично украшая их ягодами и сбивчиво бормоча:
— Я не знаю, что ты ешь на завтрак, и решила… сделать… в общем...
Остановившись рядом, озадаченно рассматривает содержимое тарелки и, подняв на меня глаза, спрашивает:
— Это мне?
— Угу… — киваю, глядя на аппетитные с виду штуки.
— Спасибо. — Упирается он в столешницу рукой. — Кхм… а что это?
— Эм-м-м… оладья из зелёной гречки на кокосовом молоке… — поясняю, потому что это не совсем очевидно. — И кокосовом масле. Вот.
Даю ему в руки тарелку и улыбаюсь.
Принюхавшись и почесав языком зубы, смотрит на грильницу за моей спиной, а потом кивает и усаживается за стол, прихватив с собой вилку.
Себе я накладываю омлет, ломтик бекона и свежие овощи. Усевшись напротив, ловлю его задумчивый взгляд на своей тарелке, после чего он принимается за оладьи. Он не выглядит как человек, жующий опилки.
С облегчением выдыхаю.
Через минуту на кухне появляется сонная Женя, с тащащимся за ней по пятам маленьким Сеней. Он держится за юбку её сарафана, пытаясь разлепить сонные глаза.
— Ого, как вкусно пахнет… — блаженно тянет она, пока Сеня забирается на стул. Подперев щеку рукой, принимается гонять по столу красную пожарную машину. Вскочив со своего места, спрашиваю:
— Бекон или оладьи?
— Бекон на завтрак… — морщится Женя. — Мне оладьи.
— Можно мне кофе? — клянчит Адель, поедая свою кашу.
— Ты знаешь, что нельзя.
— Ладно… — ворчит она.
Выставив чистые тарелки, комплектую их обычными оладьями для Жени и кашей для Сени.
— Опять каша? — кривит он свою детскую физиономию.
— Это полезно, — отрезает Женя и двигает к нему тарелку. — Я сегодня за продуктами собираюсь в город, на днях папа приезжает. Можем заодно съездить в зоопарк.
Дети сонно гудят в знак согласия, а я усиленно вслушиваюсь в голос Феди, потому что он прижимает телефон к плечу, встает из-за стола и направляется к выходу, положив тарелку в раковину. Видно, дело срочное, потому что обычно он убирает её в посудомойку.