Теперь уже неважно...
Мы как два разных полюса. Звучит глупо, но так и есть. Мы вместе быть не сможем. Долго и счастливо — это не про меня и Федора Немцева. И он, кажется, принял мою железобетонную логику.
Ну и пожалуйста...
Саня: “Ты как сама? Горюешь?”
П-ф-ф-ф…
Я даже не сразу соображаю, о чём она вообще.
Зло обернувшись, смотрю во двор через стекло портальных дверей. Туда, где сегодня с восьми утра творится настоящий хаос.
Макс Немцев вернулся домой из своей деловой поездки.
Я никогда не думала, что один человек может создать вокруг себя столько возни и движения. Я проснулась в восемь утра оттого, что под окнами моей комнаты развернулись настоящие ремонтные работы!
Как выяснилось, Макс решил своими руками собрать детскую аквагорку и трамплин к ней. На мой вопрос, почему нельзя было нанять рабочих, Женя лишь улыбнулась и пожала плечом.
Макс прилетел вчера. Но за весь день я его так и не увидела. Он почти сутки проспал наверху, и все в доме ходили на цыпочках. Неудивительно, что сейчас его одолевает жажда деятельности.
Его татуированный подтянутый торс мелькает среди огромных развороченных контейнеров, а рядом с ним мелькает другой торс. Загорелый и поблескивающий от пота. И этот торс раздражает мои глаза своим присутствием.
Схватив телефон, отворачиваюсь и пишу подруге:
“О чём ты?”
Саня: “Вот это моя девочка! Трахни там какого-нибудь немца! Кстати говоря, я завтра домой.”
Поджав губу, откладываю телефон.
Не хочу ставить её в известность о том, что практически так и сделала!
Напрягаюсь, когда слышу шум открывающейся за моей спиной двери. В дом тут же вместе с жарой врываются голоса Макса и Алекса, а также лепет Сени, который всё это время не отходит от отца дальше чем на метр.
Мне даже оборачиваться не нужно. Я нутром чувствую, кто вошёл.
Непробиваемый брат Макса, вот кто.
Пройдя через гостиную, направляется к мойке и, сняв с головы бейсболку, открывает кран.
Босой.
Глядя в стену, набирает в стакан воду и пьёт её так жадно, что его кадык ходит ходуном. Спортивные шорты так низко болтаются на его бёдрах, что я вижу две ямочки у основания его спины и не вижу резинки от трусов.
Он что… их не надел?
Схватив со стола свой блокнот, делаю вид, будто поглощена изучением списка продуктов.
Чёрт...
Груши или яблоки? Яблоки или...
Вчера он просто высадил меня у ворот дома, а потом умчался в неизвестном направлении. Я даже не уверена в том, что он ночевал в доме!
Если он опять был у своих “подруг для утешения”… то мне нет до этого никакого дела! Абсолютно. Но шевелящаяся в груди обида намекает на обратное. Точит меня изнутри. Я думала… разлюбить — это так просто. Егора я забыла быстрее, чем успела об этом подумать...
— Справишься сама? — привлекает моё внимание Женя.
— Эм… что? — смотрю на неё, игнорируя присутствующего.
— С покупками? — уточняет Женя.
— А… да, — отвечаю, собирая со стола свои записи и гаджеты.
— Федь, там лимонад в холодильнике, — говорит она, обернувшись.
— Ага, спасибо, — раздаётся за моей спиной тихо и с этой проклятой знакомой хрипотцой.
— Ну, я пошла. — Резко встаю со стула, отчего Женя слегка шарахается. — Мне взять твою машину? — спрашиваю суетливо, желая поскорее убраться подальше от Немцева.
— Здесь левостороннее движение, — не очень довольный голос сзади. — У тебя есть опыт? Возьми такси, я оплачу.
— Разберусь, — буркаю, не оборачиваясь.
Сняв с крючка ключи от Жениного опеля, выхожу из дома и тут же щурюсь от яркого солнца.
Здесь вообще бывает облачно?
Одежда незамедлительно прилипает к коже, сегодня я даже не потрудилась выбрать что-то поинтереснее джинсовых шорт и белой футболки с нелицеприятным жестом на груди.
Дорога до молла занимает вечность, даже несмотря на то, что представляет из себя абсолютную прямую, но это мой первый опыт езды по левой полосе, и я никогда не думала, что это так некомфортно!
Нагрузив тележку продуктами, перекладываю их в багажник и отправляюсь в обратный путь, готовясь к очередному краш-тесту для своей нервной системы.
В доме невообразимая суета. И это в десять утра.
У бассейна видны очень внятные очертания будущей сине-желтой горки. У её основания, склонив друг к другу бейсболки, сидят на корточках братья Немцевы.
Таща при поддержке Алекса пакеты, с раздражением отмечаю, что их фигуры очень похожи, но Макс немного крупнее и шире в плечах.
— Я открою, — ворчу, когда дом сотрясает звонок и, кажется, кроме меня его никто не слышит.
К моему изумлению, на пороге стоит курьер с гигантским букетом розовых роз.
То есть совершенно гигантским. Как раз с такими и фотографируются в инстаграм, взяв напрокат…
— Хеллоу… оу, — озадаченно смотрю на цветы.
— Ай нид То-ня. — Истекает потом тощий парень и сверяется с планшетом.
— Ай-м То-ня, — поглядываю на него с подозрением.
— Гуд лак! — Вручает мне цветы, под весом которых я прогибаюсь в пояснице.
Что за... чёрт...
Тащу их на кухню, чертыхая идиота, который это прислал. Это Мартин? Такая дурацкая помпезность в его стиле.
— Бо-о-оже ты мой, — кисло замечает Адель, пихая в рот горсть немытого винограда. — Это что, тебе?
С розовых оборок её купальника по ногам стекает вода, образовывая на полу лужу. За её спиной Алекс достает из холодильника лимонад и жадно припадает к графину, косясь на розы любопытным глазом.
— Кажется, мне… — Взваливаю букет на разделочный остров в центре кухни.
— От кого? — утерев губы тыльной стороной ладони, ворчит Алекс.
— От Егора! — заявляет моя сестра, пытаясь забраться на барный стул. — Это её парень…
Бывший…
Смотрю на бархатистые лепестки и вдыхаю.
Это что, какой-то гибрид?
Пахнут божественно… Такие нежные. Потрясающие. Я надеюсь, они не от Егора, иначе придётся выбросить их в мусорный контейнер за гаражом, а по такой жаре тащиться туда нет никакого желания.
— Аа-а-а… — сухо тянет Алекс и обращается к любопытной рыжей макушке, крутящейся под моими руками: — Ты идёшь в бассейн?
— Там карточка! — тычет сестра пальцем на белый квадратик, розовой лентой привязанный к одному из бутонов, после чего спрыгивает на пол и уносится из кухни, крича Алексу: — Догони! Кто второй, тот медленный дурак!
Дожидаюсь, пока останусь одна, и с вознёй отрываю маленький конверт.
На столешницу выпадает записка.
Закусив губу, переворачиваю её и пробегаюсь по неразборчивым русским буквам, которые начинают плясать у меня перед глазами.
“У меня стоит на твои веснушки. Это предел, или будут ещё? P.S. Это сойдёт за комплимент?”
— То есть как это — цветы не от Егора? — выпячивает Адель губы трубочкой.
В моей голове всё ещё сумбурный бардак, а по телу приливами гуляют бередящие импульсы, от которых становится жарко, а потом ещё жарче. А в голове… в моей голове звучит тихий хрипловатый голос. Жонглируя обрывками фраз из записки, которую мне пришлось смыть в унитаз, чтобы она, не дай бог, не попалась на глаза моей вездесущей сестре и не породила миллион вопросов. Знаю, какая отличная у неё память, она и через год может брякнуть об этом где-нибудь за ужином с родителями.
О том, что у Феди стоит на мои веснушки…
Кажется, у меня помутнение рассудка, но этот корявый, просто ужасно примитивный и совершенно дурацкий “комплимент” завёл меня почище… какого-нибудь вибратора. Завёл и вызвал этот неконтролируемый отклик в моём сознании.
Я полчаса улыбалась как полная дура! От накаляканных на бумаге словечек. Всё потому, что я точно знаю, кому они принадлежат.
Чёрт. Если ему легче изъясняться на бумаге, мог бы так и сказать…
Это не решает мою проблему. Вообще никаким образом! Это только усложняет всё ещё больше...
— Расслабь. — Ухватив пальцами подбородок Адель, поворачиваю её голову к свету. — Мы расстались, — рассеянно отвечаю на её вопрос.
— О… — хлопает она глазами, — а как же любовь?
Любовь?
Как объяснить восьмилетке, что мои отношения с Егором были просто каким-то конфетно-букетным перепихоном? И моим желанием попробовать это… отношения. С ним я не смотрела на других парней, и думала, что это оно и есть. Любовь… Общая квартира. Мне не было скучно. А его раздражало, что меня много…
Он просто… не знал, как от меня избавиться.
Кажется, сейчас я делаю то же самое. С Федей. Пытаюсь усложнить то, что усложнять не нужно.
Почему я такая дура?
Почему меня от него так колбасит? Откуда это вообще взялось? Рядом с ним я как зефирка в духовке. Хотя зефирка в духовке — это то ещё уродство.
Раскрутив пальцами помаду оттенка “Загадочная лилия”, обвожу ею маленькие губы сестры, точно зная, что этот оттенок ей подойдёт. Потому что он подходит мне самой.
— Любовь прошла, — знакомлю Адель с жестокой реальностью.
— А я думала, она, как у мамочки с папочкой, не проходит никогда, — в лёгкой панике лепечет она. — У них тоже может пройти?
Зря я это ляпнула.
— Нет! — отвечаю поспешно, откладывая помаду. — Они женаты. Когда женятся, то эта любовь уже навсегда.
Ладно, я осознаю, что не должна скармливать ей подобный бред. Но провоцировать развитие в её голове вот этих вот страхов ещё хуже. Тем более я сама не верю в то, что наши родители способны разлюбить друг друга. Они же… чёрт…
Пару месяцев назад я застукала их в ванной. Вообще не знаю, что было в их головах, когда они забыли запереть дверь! Им же не семнадцать, в конце концов. Но, судя по тому, что я увидела, уже сомневаюсь.
Я умчалась из дома и жила в квартире Егора почти неделю, чтобы не встречаться с ними глазами и вообще сделать вид, что у меня выборочная амнезия. Нужно отдать должное, они активно подыгрывали. Слава богу, я уже не в том возрасте, чтобы требовать объяснений.
— Кошмар, — бормочу под нос.
— А?
— Сделай вот так, — велю, смыкая и размыкая губы, после чего креплю на рыжей макушке маленький праздничный колпак и поправляю кудряшки.