Ещё неделю назад я бы так и сделала. Позвонила бы сама. Но не теперь, когда Егор открыл мне глаза...
Но после того что произошло между нами в последние сутки, я… я просто не могу уйти спать в свою комнату.
Помогаю Адель умыться и, уложив её перевозбужденное восьмилетнее тело в кровать, спускаюсь вниз.
В доме колоссальный бардак и оглушающая тишина.
На кухне горит тусклый свет, и Женина мама стряхивает с тарелок остатки еды в измельчитель, перед тем как утрамбовать ими посудомойку.
Я уверена, она не должна этого делать, потому что это обязанность клининговой компании. Тем не менее вдвоём мы справляемся быстрее.
— Спасибо, Тоня, — говорит она, перед тем как подняться наверх. — Выключишь тут всё?
— Хорошо, — киваю, протирая столешницу.
Погасив свет в гостиной, заглядываю в гараж.
Скутер Феди стоит на своём месте, а “вольво” Макса нет.
На цыпочках пробираюсь в его спартанскую комнату и тихо прикрываю за собой дверь, стараясь не наделать шума. Здесь никого нет, только тихо работает кондиционер. Взяв из шкафа футболку Немцева, переодеваюсь в неё и забираюсь в его кровать, обнимая подушку, которая пахнет им.
Приглушённые голоса за дверью будят меня, будто толкнув. Моргая, пытаюсь вспомнить, где нахожусь.
Узкий матрас и узкая маленькая подушка.
— Бедный мой Немцев… — бормочу, не представляя, как он здесь спит.
Как в армии?
У него же, наверное, ноги свисают. А ведь в эту каморку его загнали мы с Адель, не захотев делить одну комнату на двоих.
Мой рыцарь...
Приподнявшись на локтях, всматриваюсь в темноту и шарю рукой по тумбочке, чтобы найти свой телефон. Время на экране — почти три часа ночи. Я два часа проспала. Одна, в Фединой постели.
Где его опять носило?
— Это что, претензия? — слышу приближающийся голос Макса, и он разговаривает на повышенных тонах, отчего моё сердце нервно дёргается. — Я сутки как домой вернулся и в этом месяце больше поездок не планирую.
Слышу шаги, а потом отрывистый вопрос Феди:
— Мы что, тебе не семья?
Не моргая, блокирую телефон.
Эмоции младшего Немцева я чувствую даже через дверь. Его голос грубый и какой-то надломленный. Моё сердце делает в груди кульбит. Сажусь на кровати, подтянув ноги к груди и обхватив их руками.
— Моя семья спит наверху, — жёстко отрезает Макс. — Я думаю, это не новость.
Его ответ почему-то задевает меня сильнее, чем я могла бы представить. И я почему-то не сомневаюсь в том, что для Феди ответ Макса был очень важен. После жёстких слов брата он молчит целую вечность, а потом говорит:
— Ясно. Спасибо, что разрешил пожить.
Повернув ручку, приоткрывает дверь в комнату.
Теперь моё сердце подпрыгивает к горлу.
Он что, уезжает?
— Тебе здесь всегда рады, — удерживает его Макс. — Тебе и Кириллу.
Чувствую себя ужасно. Уверена, этот разговор совершенно не для моих ушей. Или чьих-то ещё.
— Учтём, — бросает Федя, шире открывая дверь, и на пол ложится полоска жёлтого света.
Вижу его жилистый гибкий силуэт в проёме, изнывая от волнения.
— Если что-то понадобится, звони. — Кладёт Макс ему руку на плечо.
Федя отвечает глубоким молчанием и заходит в комнату. Щелчок выключателя, и под потолком вспыхивает свет.
Жмурюсь и сажусь, спуская босые ноги на пол.
— Что случилось? — спрашиваю взволнованно, как только вижу выражение его лица.
Оно напряжённое. Напряжённое настолько, что я сама напрягаюсь в ответ, мгновенно перенимая его настроение.
Резко поворачивает голову, замерев у шкафа.
Он меня не заметил, и это о многом говорит. Он вообще мыслями где-то в другом месте, вижу это. В каком?
Посмотрев на моё лицо, пробегается глазами по моим голым ногам и, отвернувшись, говорит:
— Я уезжаю. Через три часа самолет в Москву.
Горло сдавливает спазм.
Уезжает…
— Ты в Москве живёшь? — задаю самый важный в этом году для себя вопрос.
Подняв руки, достает с верхней полки шкафа кожаную дорожную сумку и швыряет её на стул, говоря:
— Нет. Не в Москве.
— А… где? — спрашиваю тихо, глядя на его опущенный затылок и обтянутые чёрной футболкой плечи, под которой отчетливо проступают мышцы на лопатках.
Молчит, выхватывая немногочисленную одежду из шкафа и как попало забрасывая её в сумку. У него мало вещей, и собирает он все подчистую, будто не собирается сюда возвращаться.
Это пугает меня больше, чем я думала. Я к такому не была готова.
— Федь… — зову, отбрасывая одеяло и вставая.
Повернув голову в профиль, смотрит в тёмное окно, а потом называет город.
— Тот, который на М4? — недоверчиво уточняю я, называя номер международной трассы.
— Да, он.
Молчу, пытаясь понять, плохо это или хорошо.
— Немцев, я в этом городе родилась. — Переминаюсь с ноги на ногу. — У меня там бабушки живут. И дедушка… и Матрица, я тебе про неё рассказывала.
— Давно там была? — серьёзно смотрит на меня через плечо, будто не удивленный ни разу.
Сглотнув, понимаю, к чему он клонит.
Мы там вообще не бываем. Все наши обычно сами приезжают к нам в Москву.
— Два… нет, три года назад.
Кивает, отворачиваясь, будто получил исчерпывающий ответ на свой вопрос.
— Ты… ты в Москве не бываешь?
— Примерно так же, как ты у нас.
— Ты серьезно? — изумляюсь я. — Там же… глухомань. Деревня!
В ответ он возобновляет свои сборы.
— Ты там учишься? — продолжаю допытываться я.
— Вроде того.
— Ты можешь нормально ответить? — взрываюсь, подходя и толкая его в бок.
— Что ответить? — рыкает он в ответ. — Кофе в обед мы с тобой никак не попьём.
— Ты мог бы в Москву перебраться. Кто вообще там будет жить по доброй воле? Там же… даже “Макдональдс” только пару лет назад появился!
И этим всё сказано.
— Думаешь, все хотят жить в Москве? — смотрит он на меня.
— Большинство…
— Значит, я не большинство.
Это я уже и так поняла!
Дышу носом, пытаясь успокоиться.
Кажется, у нас только что произошло столкновение мировоззрений.
Я бы не смогла жить за МКАДом. Никогда. Я с шести лет живу в Москве. И хочу продолжать в ней жить. Даже европейские столицы меня не интересуют. Вся моя жизнь находится в Москве, и мне там всего хватает.
Смотрит в мои глаза, как упрямый баран.
Сложив на груди руки, смотрю на него в ответ.
— Я ведь спрашивала, — говорю обвинительно. — Ещё на прошлой неделе я спросила, откуда ты.
— Ты постоянно что-то спрашиваешь, — уходит он от ответа, избегая смотреть мне в глаза.
— Ты не сказал умышленно! — наступаю я, потому что уверена в своей правоте.
Игнорирует моё обвинение, копошась в сумке. Он не сказал, потому что думал, я тогда сдам назад. Уверена в этом. Он просто манипулятор, клянусь. Если он изначально знал, чем всё закончится, значит, должен был иметь ответ на мой следующий вопрос.
— И что нам теперь делать? — спрашиваю, сжав губы и выгнув брови.
Выпрямившись, смотрит на меня из под своих тяжёлых тёмных бровей.
— Если есть “мы”, то всё решаемо.
— А “мы” есть? — требую я.
Требую, замерев и затаив дыхание.
Федя неожиданно выбрасывает вперёд руку и, обхватив ладонью мою щеку, дергает на себя мою голову и впивается в губы жёстким поцелуем. Хватаюсь за его футболку, пытаясь вздохнуть.
Прижав мой лоб к своему, заявляет:
— “Мы” — есть, будешь спорить?
Меня раздирает неуверенность.
“Мы” — это один раз секс, второй раз почти секс и три глубоких поцелуя? Ведь нормальные люди не влюбляются спустя неделю знакомства… Я его почти не знаю. Вообще ничего о нём! Какие-то обрывки информации, добытые из этого урюка наводящими вопросами.
— Ты меня забудешь… только в самолет сядешь… — шепчу, опуская глаза и глядя в пол.
— Ты умом поехала? Я тебя забуду? — изумляется он, подняв голову. — Я?
— Да, ты! — выпаливаю, поджав губу и скребясь по его груди ногтями.
Знаем. Проходили...
— А может, ты меня? На фиг я тебе нужен? — строит он своё собственное предположение.
— Дурак! — заверяю его.
— Взаимно, — кивает он, выпуская моё лицо.
— Я ждала комплимент, — сообщаю грубо, двигаясь вслед за ним по комнате, пока он собирает повсюду свои разбросанные вещи.
— Ты незабываемая. Когда тебя увидел, был шанс, что ты тупая, но не прокатило.
— Ты вообще когда-нибудь делал комплимент до сегодняшнего дня?
— Не делал.
— Заметно.
— Чем богат.
Остановившись рядом, в бессилии смотрю на то, как его руки пихают в сумку вещи.
В кармане его шорт звонит телефон. Быстро выхватив его оттуда, принимает звонок и, прикрыв глаза, говорит:
— Да, Кир.
Слышу мужской голос в трубке.
— Часам к десяти утра буду дома. Да, на связи.
Кладёт трубку, неподвижно глядя на сумку.
— Кто это? — спрашиваю тихо.
— Мой брат.
— Младший? — не могу остановить себя.
— Угу… — бормочет Федя, опустив руки вдоль тела.
Обвиваю его бицепс пальцами и прижимаюсь к нему лбом.
— Что у тебя случилось? Ты можешь рассказать мне всё-всё…
Подняв руку, прижимает меня к себе и бормочет в мои волосы:
— У отца инфаркт. Плохо всё. Он курил как паровоз.
— Ох… — шепчу, обнимая его талию и прижимаясь лицом к груди. — Давай я отвезу тебя в аэропорт?
Теперь мне становится понятно, о чём они говорили с Максом. И я понимаю: Федя хотел, чтобы Макс поехал с ним. Для него это было важно. Я ничего не знаю об их отце или о том, что в их семье происходит. То, что Федя не спешит выложить мне всё как на духу, говорит о том, что всё не так просто.
— Нет, — бескомпромиссно отрезает он в ответ на моё предложение, а потом шокирует меня следующим: — Вообще не садись здесь за руль, ты до молла час добиралась, а там всего семнадцать километров.
— Я хочу тебя отвезти, — стою на своём, задрав голову и глядя на него упрямо.