— Алло, — произношу сипло, потирая глаз.
— Спишь? — спрашивает Федя. — Я освободился. Еду к тебе, собирайся.
Собираться? Который час?
Прищурившись, смотрю на время. Почти девять вечера...
— Куда мы?
— Можем в ресторан сходить.
Я всё ещё не пришла в себя, или до меня в принципе туго доходит?
Какой ещё, к чертям собачьим, ресторан? Свидание? Он что, думает, я сюда приехала, чтобы таскать его по ресторанам? Злость на этого дурака прошибает меня как молния. Стараюсь звучать уравновешенно и не психовать:
— А что, здесь есть что-то кроме ресторанов?
— Есть. Но не сегодня.
Очень сомневаюсь в этом!
— Ясно. Ресторан так ресторан, — говорю и кладу трубку.
В этот раз первой.
“Подъехал”, — извещает Федя сообщением через полчаса.
Меняю шорты на лосины и, натянув на себя просохшую толстовку, засовываю ноги в кеды. Дёрнув с вешалки его куртку, хватаю ключи.
— Ты куда это собралась? Ночь на дворе. — В коридоре показывается бабушка, а из-за её спины выглядывает чумазая Адель.
Они что, решили запастись пельменями на весь год?
— Сейчас вернусь, — говорю, вылетая в подъезд.
— Отцу позвоню! — слышу крик в спину и морщусь.
Блин...
— Мне двадцать, — бросаю, не оглядываясь.
— Давно ли? — Высовывается она в дверь, пока я несусь вниз по лестнице.
“Додж” тихо тарахтит мотором, припаркованный прямо у тротуара.
На улице тихо, как в космосе, и это в то время, когда в Москве начинается самый движ! Дождь закончился, и наступил полный штиль. Даже температура, кажется, поднялась.
Открыв тяжёлую дверь, сажусь в салон и смотрю прямо на Немцева.
Он переоделся в сухие синие джинсы и… серый джемпер из тонкой шерсти, который сидит на нём нереально идеально. Откинув на спинку голову, смотрит на меня из-под тяжёлых век.
— Спасибо. — Сую ему куртку. — Помолчим?
— А ты что, боишься тишины? — Оставляет куртку лежать на разведённых коленях, продолжая спокойно на меня смотреть.
— Если бы боялась, меня бы тут не было, — говорю, складывая на груди руки и отворачиваясь к окну. — Зачем я, по-твоему, сюда притащилась?
— Зачем? — хрипловато спрашивает Федя.
— Дай-ка подумать… — тихо говорю я.
Он молчит, размеренно дыша и не двигаясь. Посмотрев на него, вижу угрюмое ожидание.
— Может, потому что соскучилась? Хотела к тебе... — выпаливаю обиженно. — Я не собираюсь ломиться в твою жизнь, не волнуйся. Я просто хочу… быть сейчас рядом, понимаешь ты это?
Его глаза прожигают во мне дыру, а желваки на скулах пляшут. Мне надоело разгадывать его молчаливые загадки.
— Засунь свой ресторан себе знаешь куда?! — советую ему, хватаясь за дверную ручку. — Я вообще в ресторанах есть не люблю… Я пошла.
Тут же срабатывает блокировка дверей. Смотрю на него, тихо требуя:
— Открой, Федь. Я поняла, что приехала не вовремя… я не обижаюсь. Открой.
Проведя ладонью по лицу, он молчит и молчит, глядя то на меня, то в окно, а потом вдруг спрашивает:
— Хочешь просто быть со мной?
Молчу. Может, он поймет, что иногда это бесит?
— А ты понимаешь, что я могу не захотеть тебя отпустить? — продолжает мрачно, опуская руку на руль и сжимая его.
Моё сердце обрушивается куда-то вниз. Прямиком к низкой подвеске “доджа”, и не планирует возвращаться оттуда в ближайшее время.
— Я и не прошу меня отпускать, — произношу сдавленно, сглатывая образовавшийся в горле ком.
— Сейчас не просишь, — упрямо смотрит он перед собой, — а через пару дней завоешь от скуки и умотаешь в свою Москву. Потому что у меня ни хрена нет времени тобой сейчас заниматься. Я просил тебя не приезжать именно сейчас.
Я не знаю, что ему возразить! Перспектива торчать в одиночестве в этом городе меня пугает. Но я же здесь… И нас двое.
— Так мне уйти, да? — всхлипываю, жуя губы. — Заехать через пару лет? Когда у тебя появится время? Я разве просила его? Я вообще ничего не просила. Открой.
— Сиди, — устало говорит Федя, отпуская ручной тормоз.
— Не командуй, Немцев… я не твоя собственность...
— Уверена?
Открываю рот от возмущения, в то время как живот щекочут позорные мурашки. Молчу, кружа глазами по его лицу. Он смотрит в моё, ожидая ответа, а когда не получает его, выкручивает руль, веля:
— Пристегнись.
Глава 17
— Совсем ты офигел… — Дёргаю за ремень и втыкаю его в замок с громким щелчком.
Сложив на груди руки, угрюмо буркаю:
— Ты на этой тачке девок клеишь, да? А меня на скутере катал...
— Зато на скутере я катал только тебя, — вздыхает, убирая с колен куртку.
Бросив её назад, толкает вперёд рычаг передач.
Фыркаю, глядя в окно.
И много у него… девок?
Повернув голову, смотрю на подсвеченный панелью профиль. На коротко выстриженный темноволосый висок, на широкую ладонь, сжимающую руль.
Где-то ведь он научился так целоваться... и не только целоваться...
Я ревную? Да...
Не знаю, как могла когда-то решить, будто он не в моём вкусе.
Мне нравится цвет его кожи, его запах, его голос. Его тело вообще меня с ума сводит. Каждый чёртов кубик, каждая мышца. Его тату тоже меня заводят. Но больше всего мне нравится то, что он, чёрт возьми, всегда остается самим собой и никогда не строит из себя кого-то другого. Кроме тех случаев, когда ведёт себя как идиот. Например, так, как сегодня.
Я всё ещё обижена. Всё ещё обижена на него.
Бросив на меня быстрый взгляд, говорит:
— Дай руку.
Смотрю на протянутую загорелую ладонь и не спешу вкладывать в неё свою.
— Давай, Тоня, — впервые произносит моё имя по-человечески.
Посмотрев на свои кеды, хмурю брови и вкладываю свою ладонь в его. Переплетает наши пальцы и подносит руки к губам, сосредоточенно глядя на дорогу. Замираю в ожидании. Его дыхание щекочет кожу, под которую пробирается тепло.
Это... запрещённый прием...
— Ай... — прыскаю от неожиданности, потому что Федя вдруг прикусывает костяшки моих пальцев, впиваясь в них зубами, а потом дует на укус и нежно его целует.
Давивший на горло ком, который мучил меня весь этот день, проваливается куда-то вниз. Делаю шумный рваный вдох, глядя в окно. Немцев чертит большим пальцем круги по центру моей ладони, и они заставляют волоски на руке встать дыбом. Это приятно. Как и чувствовать свою руку в его.
Только поэтому позволяю ему это.
Смотрю на мелькающие за окном картинки, слушая шум мотора. Если это свидание, то самое уютное в моей жизни.
В городе фонари горят через раз. Я так давно здесь не была, что перестаю ориентироваться практически сразу.
— Куда мы? — повторяю свой вопрос.
Пусть не думает, что может делать со мной всё, что хочется.
Не выпуская мою руку, умудряется переключить передачу и говорит:
— Надо подумать.
Судя по всему, мысль приходит ему мгновенно, потому что на следующем светофоре он резко меняет полосу, собираясь развернуться.
Забираю свою руку, чтобы ему не мешать. Этот допотопный рычаг передач меня пугает. Как и вся его машина. По ощущениям она совершенно неуправляемая.
Город после дождя бликует огнями фонарей. И он пустой. Ни машин. Ни людей.
Да уж. Просто центр мира.
Достаю из кармана толстовки телефон, собираясь состряпать для бабули какую-нибудь ложь.
Подумав, спрашиваю:
— Ты оставишь меня на ночь себе? Или… домой вернёшь? Бабуля волнуется...
— Сегодня ты со мной.
— Замечательно… — бормочу себе под нос.
Покусав губы, печатаю совершенно нелепое сообщение, в которое сама бы никогда не поверила:
“Сегодня переночую у подруги.”
Я надеюсь, она не станет звонить родителям.
Проехав мимо набережной и городского фонтана, удаляемся от центра в том направлении, в котором я никогда в жизни не бывала. Судя по светящимся высоткам, это какой-то новый район. Широкие дворы, большие парковки, вид на реку и хвойный лес.
Это точно город моего детства?
Въехав во двор дома с огороженной территорией, Федя паркуется, ориентируясь на камеры заднего вида. Заглушив мотор, быстро выходит из машины, захватив свою куртку и бросив мне:
— Не двигайся.
Я и не спешила. Я, кажется, немного задремала.
Он оббегает капот и открывает мою дверь, осторожно придержав её так, чтобы она не саданула по крылу соседней машины. Если бы её открывала я, так бы и случилось, потому что у этого “доджа” двери огромные. Видимо, Федя тоже в этом не сомневался.
— Ты такой джентльмен, Немцев, — закатываю глаза, когда протягивает мне руку.
Игнорирую, выбираясь из машины самостоятельно. Надеваю на голову капюшон и прячу ладони в карманах толстовки.
Оценив мой бойкот, почёсывает языком зубы и набрасывает на мои плечи свою куртку.
— Весь для тебя, — говорит над моей головой. — Руку давай.
Смотрю на него раздражающе долго. Упрямо глядит на меня в ответ, плотно сжав губы.
— Куда нам? — интересуюсь, обойдя его по дуге.
Слышу глубокий вдох за спиной. Обхватив рукой мои плечи, прижимает к своему боку и тащит в сторону подъезда. В лифте он выбирает последний — шестнадцатый — этаж.
Прижавшись спиной к стене, смотрю в потолок.
Сделав шаг ко мне, упирается ладонью в стену над моей головой и наматывает на палец завязки от моей толстовки. Наматывает, глядя на меня с непередаваемой наигранной печалью, как какой-то побитый жизнью щенок. Щенок с очень хорошими актёрскими способностями. Тянет на себя завязки, осторожно склоняя ко мне голову.
Вместо того, чтобы настучать по ней, улыбаюсь и сдаюсь.
С тихим стоном упираюсь лбом ему в грудь.
Сгребает меня в охапку и кладет подбородок на мою макушку. Целует её, заставляя меня жмуриться от опьяняющего счастья.
— Мы едем к тебе домой? — спрашиваю ворчливо, обнимая его за талию.
— Почти, — отвечает устало.
Я даже не злюсь на этот однобокий ответ. Видимо, придется мне к этой черте его характера привыкнуть и забить.