— Знаешь, что я подумал?
— Что? — лепечу я.
Его губы вздрагивают в улыбке. Опустив руку, наматывает на палец прядку моих волос и, посмотрев на меня исподлобья, усмехается:
— На фиг блондинок.
— Ты непостоянный… — кусаю губу, чувствуя прилив мелочного удовольствия.
— Ага. Прям ни хрена не постоянный, — вздыхает Немцев. — А ты мне сразу дала понять, что я могу становиться в очередь. Причём последним. А я очереди не люблю.
Я бы закатила глаза от такого самодовольства, но вместо этого вспоминаю, как он вёл себя тогда.
— Я не давала понять ничего такого!
— Правда?
Может быть, ровно пять первых секунд нашего знакомства! Может быть, до того, как он обманом заставил меня забраться на свой дурацкий мопед, или до того, как он пялился на мою грудь прямо за столом, набитым детьми и беременными женщинами.
— Да ты себя вёл как глухонемой! — возмущаюсь я. — Кто так к девушкам подкатывает, Немцев?!
— Я ни хрена не знаю, как к ним подкатывать, — опять раздражается он. — Я со школьного выпускного с одной встречался.
Я не хочу ничего знать...
Больше ничего не хочу знать о ней. Не хочу… Он мой. Я не отдам. Страх того, что он мог бы прогнуться под обстоятельствами и сейчас… иметь жену, возможно, даже беременную, сковывает сердце, а потом так же быстро исчезает, потому что я отчетливо понимаю: заставить Федора Немцева делать хоть что-то, если он этого не хочет, — просто дохлый номер! Просто, мать его, дохлый номер! Я не знаю, где он этому научился… может, он таким родился?
Обхватив ладонями колючие щёки, жадно набрасываюсь на его губы.
— М-м-м…
Как всегда, его губы мгновенно подстраиваются под мои. Идеально. Как я люблю с ним целоваться, чтоб он провалился! Сделал меня зависимой от себя...
Его руки стальными прутами сжимаются вокруг моей талии, нос с шумом тянет воздух.
Плечом ударяюсь о кабину, потому что Федю качнуло прямо на меня. Впиваюсь зубами в его нижнюю губу, прикусывая до его рычания, и рычу сама:
— Слышать ничего о ней не хочу!
Федя трогает языком губу, а я вырываюсь из его рук и выбегаю из лифта, как только открываются двери. Чертыхаясь, ловит меня, обхватив поперёк талии руками.
— Иди к ней сейчас! — Брыкаюсь, вертя ногами в воздухе. — И скажи, что у вас всё! Никакой свадьбы и детей!
Подтащив к двери, заламывает мне руку за спину, вжимая мою грудь в свою, и снова тянется к моим губам. И лицо у него такое, будто он пьяный!
— Ты меня слышишь? — взвизгиваю, пытаясь вывернуться из его хватки.
Ловит мой рот своим и обводит языком, а потом впивается в него, и я чувствую эрекцию у него в джинсах.
— Федя!
— Родился мужик, который будет указывать тебе, что делать… — хрипит, выхватывая из заднего кармана ключи от квартиры, и снова пытается поймать мой рот своим.
Уворачиваюсь от него и отскакиваю, как только открывает дверь в эту ужасную, кошмарно пафосную, приторно роскошную, огромную до неприличия квартиру, в которой он собирался жить с другой!
Не разуваясь, влетаю на кухню. Дёрнув первый попавшийся ящик, обнаруживаю там сушилку с посудой. Белые тарелки с золотой каймой. Скучно. Как и вся эта кухня. Я бы никогда так не оформила. Я люблю оранжевый!
— Уеду в Москву, обратно её сюда позовёшь?! — Схватив тарелку, резко разворачиваюсь я. — Всё для себя тут обустраивала?!
Немцев появляется следом. Бросает на столешницу ключи и, выгнув брови, смотрит на тарелку в моих руках.
— Мне не нравится! — размахнувшись, швыряю её на пол, но она не бьётся, а с громким звуком скачет по полу.
Твою мать! Небьющаяся посуда?
Хватаю ещё одну, отправляя следом. Та же история.
— Технику тоже будешь колошматить? — провожает тарелку глазами Федя .
На его лице веселье, а ещё то самое выражение, которое посещает нас, когда у него вся кровь от мозгов стекает в штаны! Посмотрев на меня с усмешкой, забрасывает за спину руку и стягивает с себя свитер вместе с футболкой.
— Ты что делаешь? — Пячусь, глядя на идеальные загорелые кубики и тугие бицепсы. — Оглох? Я сказала: иди и разберись со своей “одноклассницей”! — указываю пальцем на коридор.
— Сначала с тобой разберусь, — кивает, отбрасывая в сторону свитер и двигаясь на меня. — Чтобы сначала думала башкой своей рыжей, перед тем как чушь молоть всякую.
Оббежав стол, предупреждаю:
— Магазин закрыт! Я не сплю с чужими парнями!
— А я сплю только с тобой. Иди сюда.
— Размечтался…
Не спуская с него глаз, двигаюсь в сторону гостиной, по пути дёрнув за белую скатерть и свалив со стола какую-то бутафорскую вазу. Она ударяется о кафельный пол и разлетается на чёртову сотню осколков!
Победоносно смеюсь.
Схватив подушку, швыряю в Федю, запрыгнув на диван. Взвизгнув, бросаюсь в сторону, потому что он оказался рядом так быстро, что я ничего не успела понять.
— Попалась, моя фурия, — вжавшись носом мне в ухо, хрипит Немцев.
Его руки окружают меня со всех сторон, прижимая спиной к груди и не позволяя пошевелиться.
От притока адреналина по телу как будто гуляют электрические разряды, заставляя меня извиваться и тереться о него.
— Я не… твоя, — вру, получая влажный и немного дикий укус в шею.
— Поспорим? — Сдавив её ладонью, неожиданно давит на мои колени своими, заставляя опуститься на ковер.
Его дыхание над моим ухом частое и громкое, а руки подчиняют меня с напором и без деликатности.
— Немцев… — сглатываю я.
Он ведёт себя как властный дикарь. И, кажется, мне нравится это настолько, что я начинаю дико хотеть всей этой необузданной властности ещё и побольше.
Это что-то новое. И это ужасно заводит.
Став на колени сзади и зафиксировав ладонью шею, заставляет меня лечь грудью на диван.
— Блять… — выдыхает Федя за моей спиной. — Ты в норме? Мне продолжать?
— Да… — отвечаю, зажмурившись.
По щекам разливается краска. Я никогда ничего такого не делала. Не превращала секс в… игру…
— Ма-ма… — пищу в мягкую обивку дивана, когда на мою ягодицу с ощутимым шлепком опускается его ладонь.
— Всё нормально? — хрипит Федя, поглаживая ушибленное место.
— Да! — выкрикиваю, чувствуя между ног настоящий потоп.
Ещё один шлепок, и я со стоном напрягаю бёдра.
Федя громко дышит и, отвесив ещё один шлепок моей ягодице, вдруг дёргает вниз мои лосины и спускает их до самых лодыжек, выставляя меня на своё полное обозрение.
— Мамочки… — шепчу, потому что он не двигается.
Не двигается, потому что смотрит. Я чувствую это кожей. И я жажду! Просто горю от потребности в том, чтобы он меня потрогал. И он знает об этом, потому что я прогибаюсь в спине и толкаюсь к нему. Непристойно и грязно прошу его об этом своим телом. Двигаю бёдрами и виляю задницей, как последняя шлюха, но вместо его пальцев получаю шлепок по голой ягодице, который обжигает мои вены кипятком.
— А-а-а-а… — выкрикиваю со стоном, чувствуя, как дрожит мой живот.
В ответ получаю молчание, рваное дыхание сзади и обжигающий всплеск на второй ягодице. А потом у меня белеет перед глазами, потому что Федя врезается своим коленом между моих ног и широко разводит их. Одновременно с этим я слышу звук расстёгивающейся ширинки и начинаю стонать от предвкушения.
— Если потрогаю, кончишь? — сипит он.
— Да-а-а… — хнычу я.
— Тогда не буду.
— Федя-я-я…
— Тс-с-с… — Прижимается ко мне своим горячим членом. — Так… чья ты там? Напомни?
— Немцев… трахни меня… — всхлипываю, сжимая в кулаки ладони. — Пожалуйста...
Его эрекция скользит между моих складок, и, если он не окажется внутри немедленно, я умру на месте...
— Чья ты?
Хнычу, скребя ладонями замшевую обивку дивана и оставляя на ней полосы от своих коротких ногтей.
— Твоя! — рычу сквозь слёзы.
Я никогда в жизни так не хотела мужика и, когда чувствую его вторжение, кричу, захлёбываясь в собственных эмоциях.
— Правильный… твою мать… ответ…
О, боже…
Его бёдра ударяются о мои ягодицы. Я не могу пошевелиться, припечатанная к дивану его рукой, и от этого у меня немного едет крыша. Федя то замедляет движения, то ускоряется, держа меня на грани и не давая кончить. Я стону и кричу, прогибаясь в пояснице, и всё, о чём могу думать, — это его член внутри меня и его губы на моём плече.
— Ещё!...
— Бл… м-м-м… Сука…
— Ещё… ещё… пожалуйста… ещё...
Серия резких диких толчков и грубые стоны Немцева в ответ на эту мольбу запускают мой оргазм. Он скручивает меня безжалостно. До такой степени, что Феде приходится выпустить меня и позволить рухнуть на пол, где я верчусь. Скулю, всхлипывая и путаясь в своих лосинах, а потом плачу, закрыв руками лицо. Чувствуя полное опустошение. Моральное и физическое. И полную неспособность позаботиться о себе самой. От этого я чувствую себя уязвимой как никогда в жизни.
— Иди ко мне… блин… т-с-с-с… тихо… иди ко мне...
Цепляюсь за его шею и прижимаюсь к ней носом, продолжая всхлипывать. Подхватив меня на руки, несёт куда-то по коридору. Мне плевать куда, если там будет он.
Коротко дышу, закрыв глаза, и сжимаю его шею ещё крепче. Он только что довёл меня до оргазма, от которого я чуть не умерла...
— Т-ты… с-со мной из-за с-секса, д-да? — спрашиваю, стуча зубами.
— Ты сегодня мало получила? — Пинает ногой дверь, внося меня в спальню и укладывая на развороченную нами ночью кровать. — Ещё отсыпать?
О нет…
Опустившись на корточки, снимает с меня кеды и лосины. На его щеках и шее красные пятна, ширинка выглядит развороченной.
Вяло выбираюсь из своей толстовки и бросаю её на пол, понимая, что мне нужны мой чемодан и моя одежда. Вчера, выходя из дома, я не рассчитывала, что выхожу на два дня.
Натянув на нос одеяло, слежу за тем, как Федя снимает джинсы, оставаясь в одних боксерах. Трёт кулаком глаза. Сонный и рассеянный. Из кармана на пол падает телефон.
— Фе-е-е-дя… — зову нетерпеливо.
— Сейчас… — Проигнорировав телефон, откидывает одеяло и укладывается рядом.