Подползаю к нему и забрасываю ногу.
От наших голосов по комнате гуляет эхо, и холодный дождь за окном усыпляет своим шуршанием моё уставшее тело. Пальцы Немцева чертят на моём плече успокаивающие круги, а сам он такой тёплый.
— Эт-то н-не опас-сно для з-здоровья?
— Трахаться? — спрашивает Федя, подкладывая руку мне под голову.
— Просто скажи… что я не ум-мру... — говорю тихо, глядя в его умиротворённое и расслабленное лицо.
— Не слышал о таком побочном эффекте.
— Так что? — вздыхаю, устало прикрыв глаза. — Ты со мной, потому что...
Кажется, я сейчас отключусь, прямо как Федя после нашего первого секса.
Он вообще кончил? Хочу спросить об этом, но язык совсем не слушается.
— Я тебя люблю, поэтому я с тобой, — слышу его голос. — Это, по-моему, и так понятно.
— Давно?
— Что давно?
— Любишь...
— Наверное.
Внутренне закатываю глаза, и снова вздыхаю:
— И я тебя.
— Что ты меня?
— Люблю, дурачок. Федь?
— М-м-м?
Сглотнув, хрипло спрашиваю:
— А если у нас... не получится?
— Уже получилось, — отвечает он.
Глава 22
— Как вы тут управляетесь?
Запихиваю в рот целую горсть картошки фри, взбалтывая в стакане ледяную колу, и возвращаю на плечо белый банный халат, который всё время с него съезжает.
— У нас последние лет пятнадцать домработница, — говорит Федя, забрасывая предплечья на бортик бассейна. — Сейчас ногу сломала. На больничном…
Его глаза шарят по моим мокрым волосам и голым ногам, вытянутым на мягком шезлонге.
Остановив задумчивый взгляд на моих коленях, почёсывает языком зубы.
Позволяю ему смотреть, сколько влезет.
Мои колени выглядят так, будто я проехалась ими по асфальту. Просто у меня такая кожа: очень чувствительная к короткому ворсу ковровых покрытий.
Еле ворочая челюстью, пытаюсь проглотить фастфудный бургер, который привезли полчаса назад, и, пока мы плавали голышом в этом огромном бассейне, он успел остыть и стать несъедобным.
Эта еда не для меня.
Вздохнув, бросаю его обратно в пакет.
Я бы не смогла готовить в ближайшее время, даже если бы у моего виска держали пистолет, но я такая голодная, что готова отгрызть свою руку. Видимо, мне придется что-то приготовить, потому что Немцев, как и я, ни черта из этого не съел. Он не может быть менее голодным, чем я. И когда я вспоминаю почему, он сразу читает это на моём лице, потому что смотрит на меня, слегка откинув мокрую голову и усмехаясь.
— Эм-м-м… почему не найдёшь другую домработницу? — смотрю на его голые плечи, по которым стекает вода. — Они у вас тут что, все закончились?
— Забыл.
Забыл. Это неудивительно, чёрт возьми. Я просто шокирована тем, что о нём узнала.
— Чем вы вообще питаетесь? — спрашиваю грубовато, подтягивая ноги к груди.
— Едой, — ровно отвечает Федя.
— Немцев, — предупреждающе давлю я.
Всё это совершенно не смешно. И его ирония, и это насмешливое спокойствие… всё это просто настоящее дерьмо и чушь собачья!
Я видела, как он наблюдал за мной, как только ступила во двор. С волнением, вот как. Он познакомил меня со своей собакой... мне кажется, этот старый пёс его единственный друг. И это так много рассказывает мне о моём Немцеве.
— Доставку берём. Съедобно и не надо париться, — спокойно поясняет он.
Говоря “вы”, я имею в виду его младшего брата, которого за весь день ни разу не увидела. Это неудивительно. В доме Немцевых при желании можно потерять китайскую туристическую группу.
И они живут здесь вдвоём!
Теперь вдвоём.
Моё сердце сжимается от этого. Оттого, что мой Немцев как будто никому не нужен. Уж точно он не нужен своей матери, которая слиняла в Сочи или ещё чёрт знает куда, как только по его отцу закончилась панихида. Вспоминая их разговор с Максом, я злюсь! Да, злюсь. И обвожу глазами свод пятиметрового, сложенного из бруса потолка над своей головой.
Боже… этот дом гигантский.
Трёхэтажный. С гаражом на восемь машин! С автопарком, стоимостью почти как наша трёшка в центре Москвы.
Здесь есть лодочная станция и собственный пирс, который я вижу через огромные окна по всему периметру бассейна. Он настолько навороченный, что делаю вывод: это недавнее сооружение, и у него идеальное месторасположение. Там, за окнами, озеро и лес…
Это потрясающее место.
Дом Феди — это потрясающее место. Но это самый настоящий “загород”! Здесь же зимой можно помереть со скуки!
— У тебя случайно нет личного самолета? — говорю мрачно, глядя на то, как за стеклом дождь и ветер гнут деревья.
Август в этом году сошёл с ума, и я, кажется, тоже...
— Не… — отвечает Федя, подтягиваясь на руках и усаживаясь на бортик восьмиметрового бассейна с подсвеченной голубой водой. — Яхта есть моторная.
Подавившись колой, стучу себе по груди и кашляю.
Яхта?
Чёрт возьми, это офигительно на него похоже!
Пожираю глазами косые мышцы его пресса и всё то, что у него между ног, а потом его упругий зад и ямочки на спине, когда шествует голышом мимо меня.
— Хочешь покататься? — ловит мой взгляд, беря с соседнего шезлонга белое полотенце и протирая лицо, а потом обматывает им свои бёдра.
Усевшись на мой шезлонг, забирает из моих рук колу.
— Эй, это моя! — возмущаюсь, пихнув его в бок ногой.
— Ага. — Делает глоток, ловя меня за лодыжку. — Теперь моя.
— Ты что, в детстве слабых прессовал? — смеюсь, забрасывая за голову руки и мурча оттого, как его пальцы поглаживают мою кожу.
— Не помню, — смотрит на меня с полуулыкой.
— Какой ты был в детстве? — Мне о нём всё-всё интересно узнать, хотя он всё равно не любитель молоть языком, зато его язык отлично справляется с другим. — Я вот вечно вляпывалась. То меня машина сбила, и я руку сломала, то с велосипеда в бурьян крапивы укатилась. Щипало потом даже в носу!
— Примерно так же…
— Ясно… — вздыхаю, понимая, что рассказов о детстве от него не дождёшься. Может, потом. — У тебя был секс в бассейне?
— В этом?
— Да, в этом, Федь… — пытаюсь вырвать свою ногу из рук этого дурака. — У тебя, я смотрю, была богатая сексуальная жизнь… а у меня ты второй!
В его глазах загораются какие-то дьявольские огни. Но я вдруг представляю его в этом бассейне с блондинкой Риммой, и меня опять подбрасывает. Пихаю его пяткой в бедро.
Ставит на пол стакан и, дёрнув меня вверх, поднимает на ноги, а потом укладывается на моё место и разводит руки.
Гордо вскинув подбородок, раздумываю целых пять секунд, а потом усаживаюсь на него верхом. Шезлонг жалобно скрипит, и Федя упирается ногой в пол, чтобы снять с него двойную нагрузку. Пробравшись под халат, сжимает ладонями мои бёдра и, сдёрнув его с моих плеч, кусает ключицу. Захватывает ртом сосок, который маячит перед его лицом...
— М-м-м-м… — Пихаю его плечи обиженно. — Руки…
— Ни хера себе… — раздаётся чужой заспанный голос справа от нас.
Взвизгиваю, прижимая локти к груди.
Федя подскакивает, обхватив меня руками.
Из-за его плеча вижу в дверном проёме высокого худого парня с собранными в короткий хвост тёмными волосами. На нём мятые шорты, растянутая футболка и выражение восторга на красивом лице. Очень красивом лице.
— Зачётная… единица... — сверкает белыми зубами, показывает два пальца вверх и подмигивает мне!
— Кир, блть, свали отсюда! — орёт Федя, оборачиваясь через плечо.
Усмехнувшись и поигрывая бровями, парень пятится и исчезает за дверью.
— Это твой брат? — спрашиваю шокированно, натягивая на плечи халат.
Они совершенно непохожи. В том смысле, что его брат настоящий красавчик!
— Да, — отвечает Федя, снимая меня с себя. — Понравился?
— Вы непохожи...
— Он в мать пошёл, я — в отца, — говорит, упрямо глядя в мои глаза.
Задрав голову, бегаю ими по его лицу.
Он что, ревнует меня к своему брату? Браво, Немцев!
— Понимаешь, в чём дело, Феденька… — говорю очень мягко, будто разговариваю с умственно отсталым идиотом. — Я люблю, когда из парня слова не вытянешь. И когда, ну знаешь, он вечно хмурый, как урюк…
— По описанию какой-то дебил форменный. — Упирает он руки в бока, нависая надо мной.
— Иногда так и есть, но любовь, как говорится, зла, полюбишь и… Ай! — взвизгиваю, отскакивая, потому что этот урюк отвесил мне шлепок по заднице.
Три часа спустя я достаю из духовки запечённую форель и перемешиваю салат с козьим сыром и орешками.
— Пахнет едой… — замечает Кирилл, прислонившись бедром к столешнице и сложив на груди руки.
— И её даже можно есть… — бормочу, посматривая на часы.
Уже почти семь вечера...
— Это божественно… — Запихивает в рот кусок рыбы парень, хватая её прямо с противня, который я не успела донести до стола. — Я теперь тоже тебя люблю...
— Он сказал, что любит?.. — вглядываюсь в окно, у которого расположена кухонная мойка.
Оно выходит во двор, и за ним, там на улице, настоящий метеоритный дождь!
— Ага, — с набитым ртом кивает Кир. — Прям так и сказал “я её люблю”...
Я бы посмеялась, но Немцев уже два часа как уехал в город за моей сестрой. Он взял “Рендж Ровер” вместо своего “доджа”, потому что у того слишком низкая подвеска для такого потопа...
Я дико волнуюсь за обоих. Я волнуюсь, но боюсь ему звонить, не хочу отвлекать.
Чёрт, чёрт, чёрт…
Вместо его имени на дисплее моего телефона возникает входящий от матери.
Кусая губу, беру трубку, понимая, что больше родительские звонки игнорировать не получится.
— Привет, мам! — говорю бодрым голосом, отворачиваясь от Кирилла, который как варвар поглощает нормальную домашнюю еду.
— Антонина! — звенит на том конце трубки мама. — Ты ничего не хочешь мне объяснить?
Если она называет меня полным именем, ничего хорошего от этого ждать не стоит.
Свершилось.
Чёрт...
Обойдя разделочный остров в центре кухни, выхожу в гостиную через огромный арочный проем.