Но сегодня он не будет похож на себя тогдашнего, он этого не сделает, хотя это сделать так легко и просто – все продумано до мелочей, и Андрей никогда не узнает, что произошло. Но он этого не сделает, потому что он этого не сделает никогда, и еще потому что он – Гуру.
Но все уже начало развиваться само по себе, без его участия. Хотя задумано было им, но развивалось само. Алка со своим огромным чемоданом (пришлось выкатить за него почти сто пятьдесят долларов) перегородила Дорину дорогу, он выслушал ее, поставил свою сумку на пол, схватился за чемодан.
У Гуру было еще несколько секунд на отмену своего решения, еще можно было ничего не делать, но ноги сами понесли его к Дорину.
Он взял сумку с пола, поставил свою, точно такую же, и отошел за колонну. Не веря самому себе, что он, Гуру, все-таки делает это, достал новый телефон с симкой, купленной на митинском рынке без регистрации, номер был набран заранее, и нажал кнопку вызова. Когда на том конце ответили, сказал односложно, чтобы не успели понять, кто говорит, сказал противным старушечьим голосом:
– А пассажир по фамилии Дорин везет контрабанду. Такой высокий в красной куртке. Надо бы проверить, – и бросил мобильник в урну.
Он, стоя за колонной, проследил глазами за Алкой, она вышла из здания аэропорта и быстренько двинулась к автостоянке, а потом перевел взгляд на Дорина. Тот какой-то странной сомнамбулической походкой подошел к «зеленому» коридору. Народу было немало, но очередь двигалась быстро.
Внезапно откуда-то из глубины зала показался молодой широколицый таможенник с тремя звездами на погонах. Он внимательно осмотрел зал, нашел глазами ничего не подозревающего Андрея и направился к своему коллеге, который лениво посматривал на проходящих пассажиров.
Дорин как раз подошел к ним, бросил свою сумку на ленту транспортера и протянул паспорт и билет. Что они там говорили, отсюда слышно не было, но по жестам и выражению лиц вполне можно было догадаться.
– Везете что-нибудь запрещенное? – спросил трехзвездный.
– Нет. – Андрей отрицательно покачал головой.
– Откройте сумку.
Дорин спокойно поставил сумку и открыл замок. Выражение лица его изменилось, когда таможенник начал выкладывать на стол одну за другой рубашки и трусы, тщательно прощупывая пальцами все карманы и швы.
– Это не моя сумка, – как бы услышал Гуру голос побледневшего Дорина.
– Конечно, не ваша, – согласился таможенник.
Он достал из синей рубашки в крупную клетку бархатную коробочку размером примерно семь на семь сантиметров и открыл ее. Заиграло на свету отполированное до блеска золото ордена Святого Владимира. Дорин, совершенно очумевший, смотрел на «свой» багаж, а таможенник сделал ему приглашающий жест рукой: «Придется пройти».
Гуру вскинул на плечо доринскую сумку и зашагал к выходу. Ему нужно было успеть к утру в Питер. Зачем мозолить ментам глаза здесь, в Москве, когда в Мюнхен можно улететь из Пулково? А всероссийский розыск на него вроде пока не объявлен.
ГЛАВА 9
6 апреля, четверг – 7 апреля, пятница
У Андрея с детства, никто не знает почему, выработалась такая привычка. Когда ему было лет десять, он страшно удивился, что у других иначе, и спросил у матери, почему он такой. Но она, смеясь, сказала ему, что, видимо, так проявляется его детское хитрованство (она так и сказала «хитрованство», Андрей никогда раньше такого слова не слышал), потому что, когда он лежит не шевелясь с закрытыми глазами и делает вид, что еще не проснулся, то он как будто подглядывает и уж точно подслушивает, что там в мире без него происходит.
И сейчас сознание вернулось, но глаза по привычке были закрыты, и это дало ему время вспомнить, что произошло, и понять, что там в мире без него происходит. А происходило следующее:
Он лежал на полу, руки связаны за спиной, во рту – омерзительно пахнущая тряпка. Шумело в голове и очень болела спина, скорее даже поясница с левой стороны. Рядом за стеной или в той же комнате, но в дальнем углу, слышалось журчание двух мужских голосов, но слов было не разобрать.
Он напрягся, пытаясь сообразить, где он и как сюда попал. Вспоминалось легко, картинки появлялись, как возникают цифры на телефонной карточке, когда стираешь защитный слой. Лена, которая вдруг перекрестила его, как она выразилась, «на дорожку», перепуганная Эльвира в ювелирном магазине, ошалевший от московской езды «Шумахер», его экспансивная жертва с недюжинными познаниями в области русского народного языка. Потом вспомнился звонок Славке, радость открытия и девушка посреди Шереметьева с огромным чемоданом. Наконец, чужая сумка с орденом, таможенник с тремя звездами, его саркастические вопросы.
Знакомый начальник смены удивленно смотрел на Дорина, пока тот объяснял ему ситуацию, затем отпустил на все четыре стороны, покрутив только пальцем у виска и оставив орден себе. Под документ, конечно.
Андрей вышел в зал, не пошел на регистрацию, потому что лететь в Мюнхен смысла не было никакого – шахмат в сумке ни он сам, ни таможенники не обнаружили. До этого мгновения он все помнил отлично. Но вот дальше? Вроде бы к нему, пока он стоял посреди зала, пытаясь понять, что произошло и как быть, кто-то подошел… Да, верно, их было двое и один показал ему красную книжечку…
– Пора будить юношу, – услышал он над собой мужской голос, – заспался путешественник.
– Проведи тест, – отозвался второй, и они заржали.
Чудовищной болью в пояснице отозвался удар ногой, Дорин дернулся и застонал.
– Есть контакт, – сказал первый, – слава Богу, приходит в себя, а то я уже начал думать, что мы с дозой переборщили.
Сильные руки перевернули его на спину, боль в пояснице отозвалась во всем теле. Двое продолжали начатый раньше разговор:
– И почему Гуру отдал его нам, как думаешь, Фонарщик? – спросил тот, что переворачивал Андрея. – Давай, давай, путешественник, открывай глаза.
– Никто его, Крендель, не отдавал, – отозвался второй голос, – он же, придурок косоглазый, не мог знать, что наше агентство принадлежит Папе. Кстати, сними с этого козла микрофон, не ровен час, разобьем или потеряем, а он денег стоит.
Дорин открыл глаза, тянуть с этим больше не стоило, и увидел перед собой симпатичного парня лет тридцати с потрясающе доброй улыбкой. Тот пошарил у Андрея под воротником куртки, вытащил оттуда что-то невидимое и положил в карман.
– Есть, нашел. – Он почти ласково поднял голову Дорина и начал развязывать веревку, держащую кляп.
«Значит, Гуру?» – отметил про себя Андрей.
Он вспомнил мелькнувшую в толпе Женину фигуру и вдруг почувствовал безысходную тоску. Всегда жалко терять людей, а Гуру теперь умер для него. «Хотя почему, – попытался сам себе возразить Дорин, – то, что он следил за мной, еще не значит, что именно он подменил сумку…»
– Ну что, путешественник, – откуда-то из глубины комнаты перед глазами Андрея возник еще один персонаж, владелец второго голоса, небольшого роста с залысинами, – будем признаваться или будем отпираться?
– Пить, – попросил Андрей.
Почему-то оба доринских тюремщика передвигались по комнате совершенно беззвучно. Андрей скосил глаза – пол был покрыт паласом с длинным ворсом. Стены тоже завешены коврами. «Чтобы не слышно было, что здесь происходит?» – подумал Дорин.
– Так где шахматы, сынок? – спросил лысоватый, хотя по виду он был ровесник Андрея или даже несколько моложе. Он наклонил к губам Андрея бутылку с водой. – Скажи папочке, а то придется сделать тебе очень больно.
«Они говорят между собой так, как будто меня здесь нет, хотя точно знают, что я пришел в себя. Это значит только одно – живым меня отсюда не выпустят».
Еще один удар по пояснице, от которого у Андрея потемнело в глазах, второй пришелся по незащищенным ребрам.
– Тебе что-то непонятно?
– Я… я не знаю… – Дорин с трудом разлепил губы.
Он действительно не знал. Опять удар по спине и второй по ребрам. Ему показалось, что он сейчас потеряет сознание от боли, но такого облегчения Бог ему не послал. Бил лысоватый, а второй, с ослепительной улыбкой, тоже вдруг решил отметиться и двинул Андрея ногой по лицу.
– Не стоит, Крендель, – остановил его лысоватый, – нам его еще в подвал тащить, а с разрисованной мордой как его людям показать?
– Да ладно, это он просто об холодильник ударился. А чего его не сразу в подвал?
– Там телефон не проходит. Так где шахматы, урод?…
Сколько времени это продолжалось, Андрей не знал. Удары, боль, вопросы. Вопросы, удары, боль… Он то терял сознание, то оно возвращалось обратно. В историю с подмененной сумкой они не верили, считали, что это какой-то хитрый ход. Пять раз он собирался рассказать им, что видел в аэропорту Гуру, который, видимо, и подменил сумку, но каждый раз останавливал себя – ведь тот мог быть ни при чем.
Один раз Дорин услышал, как Фонарщик говорит кому-то по телефону:
– Нет, пока молчит. Понял, понял, хорошо.
После этого разговора мучения возобновились с удвоенной силой. Удары, боль, вопросы. Вопросы, удары, боль. Удары, боль, вопросы. Через какое-то время, Дорин потерял ему счет, телефон зазвонил опять. Лысоватый послушал в трубку, кивнул невидимому собеседнику. Потом отключил телефон, повернулся к Кренделю:
– Заканчиваем здесь. Папа зовет. Ребята нашли Гуру в Мюнхене, сегодня будут брать.
– А этого что, в подвал и по чайнику? – спросил Крендель, даже не считая необходимым понизить голос. – Он ведь теперь вроде не нужен.
– Зачем «по чайнику»? Просто сбросим вниз.
– А не сбежит?
– Да куда он в таком состоянии денется? У него ноги парализованы, не зря я его все время в одну точку бью.
– Все равно – боязно.
– Не бзди, все нормально будет… Не люблю я этого, – поморщился лысоватый Фонарщик, – «по чайнику».
– А что так?
– Брезгую.
Крендель подошел к Андрею, нагнулся:
– Идти можешь?
– Я ног не чувствую, – почти прошептал Дорин, голос не слушался его.