Профессор, сам всё ещё под сильным впечатлением от «объекта исследования», поспешил выключить изображение.
– Выживших не осталось. – сообщил он снова, будто остальные этого и так не знали, – Все тела… эвакуированы и заморожены. Вероятнее всего, мы кремируем их после всех… э-э… исследований.
Далее. По поводу ваших… Э-э… сообщений своим людям. Не знаю, какими словами тактичней передать такое. Материалы моего рапорта можете получить непосредственно у меня, в лаборатории. Там я описал всё… Произошедшее. У меня всё. – он внезапно поклонился и прошёл на место. Встал полковник.
– Теперь вы сами всё увидели. И лучше понимаете, почему я приказал провести экстренную эвакуацию. Профессор указал, что диапауза, то есть, период спячки этих… Ос… Позволяет им великолепно перенести в состоянии сна все десять месяцев местной зимы. И теперь они повсеместно… э-э… будут вылетать. В своих гнёздах они ожидают только повышения среднесуточной температуры, уже полностью сформировавшимися.
В-принципе, всё как у земных видов. Но эти куда выносливей. И опасней.
Вероятнее всего предположить, что их отличное зрение и большие крылья позволяют им барражировать, так сказать, в режиме дежурства на значительной высоте, в восходящих потоках тёплого воздуха, ведя активный образ жизни в светлое время всего летнего периода. Только этим и можно, вероятно, объяснить, что отряд спасателей не подвергся нападению – стояла глубокая ночь.
Так что в известном смысле нам повезло. Пятый лагерь был расположен южнее всех, и весна в нём наступила раньше всех.
С другой стороны, если бы не несчастный Дик Вэбстер, и не оперативные и мужественные действия его отца Брендона, я бы, возможно, выжидал ещё день-другой, думая, что перерыв в связи вызван обычными техническими причинами. Это меня ни в коей мере не извиняет, и я уже послал рапорт, с просьбой о моей отставке. Пока она не принята.
Значит, пока я остаюсь вашим формальным руководителем. Поэтому пока вам придётся выполнять мои приказы и распоряжения.
И помните – мы должны обеспечить… Выживание людей.
Оставшись наедине, после того как разошлись потрясённые люди, Мур и Маккаффи неторопливо уселись друг напротив друга за показавшимся теперь таким огромным столом.
Сосредоточенный взгляд полковника внезапно стал ироничным:
– Док. Я смотрю, общение с военными идёт вам на пользу – вы так лихо употребляете термины «нападение», «тактика», «рассредоточение»…
– Уж не без этого… Впрочем, ваше замечание имеет и обратную силу. Вы тоже весьма профессионально отметили «эндемичные виды», «диапаузу», и прочую дребедень из научного жаргона. Так что думаю, и в дальнейшем наше общение будет приносить обоюдную пользу – хотя бы в смысле обогащения словаря.
Полковник, блеснув глазами исподлобья, криво улыбнулся:
– А я надеюсь, что столь плодотворное сотрудничество поможет всё же придумать что-то реально полезное для наших людей быстрее, чем это сделают умники и чиновники из чёртовой «Комиссии»…
Джимми Магвайер, высунувшись из-за угла, подал сигнал. Прижимаясь к стенкам полутёмного коридора, Кайл Вентура и Хэл Барлок прокрались к нему.
– Чисто! – заговорческий шёпот Джимми звучал слишком нарочито даже для него самого. Быстро и по возможности тихо они прошли ещё один коридор. Следующий угол был за Тони.
Однако, хотя он и сказал, что «чисто», это не помешало двери, мимо которой они прокрались, отвориться, выпустив мальчика лет девяти-десяти. И надо же было случиться такому, что этим мальчиком оказался Сэмюэл Престон!..
Личность, в-общем-то, уникальная, и в своём роде даже легендарная.
Во всяком случае, о том, что его любимая игра, превратившаяся в настоящую манию, («Космический суперагент Джеймс Бонд сто семнадцатый снова спасает Мир людей от Заговора злобных Врагов!») перессорила его со всеми несовершеннолетними членами даже своей колонии, знали все дети Корабля. И сейчас чёртов ублюдок, похоже, вычислил-таки их миссию!..
Джимми выпрямился, понимая, что терять уже нечего, и вразвалочку подошёл к Сэму.
– Эй, малец! – в голосе его сквозили неприкрытые злость и желчь, – Ну-ка, быстро! Пошёл назад – к себе!
«Малец», лицо которого расплылось в довольной ухмылке, подленько захихикал:
– Хе-хе-хе… Ага… Спешу и падаю. Идите себе, куда вам надо было, и забудьте про меня! Я здесь, типа, не был! В своём комбинезоне невидимости…
Тут он замолчал, потому что получил маленьким, но жёстким кулаком прямо в солнечное сплетение. Однако если отряд заговорщиков надеялся таким образом звукоизолировать юного проныру, они жестоко ошиблись.
Согнувшись в три погибели, Сэм выдал такой писк, что, казалось, он сорвёт с петель двери кают.
Ну, и конечно, по закону подлости первым на его зов выскочил его старший брат, Энтони Престон.
Энтони на Корабле тоже знали все – уже не только дети, но и взрослые. Досужие кумушки любили повторять, что будь они на земле, первый кандидат в детскую колонию для малолетних преступников – это Энтони.
Поэтому сходу сориентировавшись в ситуации, Тони врезал ближайшему к нему сопляку ногой в живот, а с остальными вступил в очередную упоительную драку, ругаясь почище большинства матёрых космонавтов и уголовников.
– Это уже четвёртый случай с ним за последние тридцать дней. Поэтому, не скажу, что он социально опасен… Но! Я бы, как психолог колонии, рекомендовал его на время изолировать. Хотя бы в виде домашнего ареста. Пусть в его каюте с ним и живут девять взрослых, это всё равно лучше, чем если он будет избивать и дальше всех подростков, «забравшихся на его территорию»!
– Да нет же, док, вы не поняли! – отец Сэма и Тони, Говард Престон, лучший буровой мастер колонии, потел от волнения, но за детей стоял насмерть, даже брызжа слюной в азарте защиты, – Говорю же: те сопляки напали на них первыми! И когда Тони увидел, что бьют его младшего брата, конечно, он вступился! А вы бы не вступились, если бы вашего брата мутызили трое парней, на голову выше, и на пять лет старше?!
– Да, я в курсе, что он «заступился за брата и только оборонялся»!
Я говорю сейчас не о данном конкретном происшествии. Пусть даже он и заступился. Но ведь у этих сопляков, как вы их назвали, есть свои отцы и даже матери… И как вы думаете, какие чувства они сейчас испытывают по отношению к вам и вашему сыну? – Лин Швайгерт, психолог колонии, оставался спокоен. Психология больших коллективов была его профилем ещё при защите диплома, – Вы бы хотели, например, лично с их отцами прояснить вопросы, почему у Джимми сломано ребро, а у Хэла сотрясение мозга второй степени? Или, вот, скажем, сломанный хрящ носа Кайла?.. Им бы вы тоже объясняли, что ваш сын – который, кстати, не получил ни царапины – был во всём прав? А если бы они вам не поверили, вы бы их сами?..
– Ну… пожалуй, нет. – Говард оттянул воротник комбинезона, ставшего почему-то тесноватым.
– Вот именно. Обстановка у нас на корабле и без таких «разборок» достаточно сложная. Да и чего ещё можно ждать, когда так много людей вынуждено сидеть без дела на столь крошечном пространстве! Теперь вы понимаете, в чём наша проблема?
Поэтому мы хотим изолировать Энтони в его же, да и в ваших тоже, интересах. Скандалы, или, возможно, самосуд, или «разборки» в стиле «крутых ковбоев» не помогут нам в поддержании порядка. И, если не дружеской, то – хотя бы спокойной атмосферы на Корабле!
Говард почесал в затылке, глядя уже в пол.
– Д-д-да… док, наверное вы правы. Вряд ли кто ещё на корабле будет рад, если Тони ещё хоть раз кого-нибудь… Я сам прослежу, чтобы он не выходил из каюты!
– Я рад, что мы пришли к взаимопониманию. Такое решение, разумеется, неприятно. Но оно – вынужденное в нашей теперешней ситуации. Так или иначе, до того, как Комиссия решит нашу проблему, Энтони лучше побыть в каюте. И – надеюсь, вы поймёте правильно и то, что возле двери, снаружи, подежурит один из морских пехотинцев?
– Э-э… да. Да. – Говард, насупившись, встал, и попрощался с доктором Лином и полковником.
Когда дверь за ним закрылась, полковник констатировал:
– Плохо. Люди не смогут вечно сдерживаться, живя в такой тесноте. Эвакуация была проведена для спасения их жизни, но теперь когда ей ничто, вроде, не угрожает, у нас «социальная несовместимость», чёрт её дери!
– Джон,– лицо психолога теперь, когда Говард ушёл, выражало крайнюю озабоченность, – «несовместимость», если её вовремя не нейтрализовать каким-либо образом, очень быстро перерастает в неприязнь, ненависть, агрессию, и прямые столкновения.
Боюсь, нам не удастся ограничиться только мальчишкой. Вчера на камбузе подрались две подавальщицы. Их, правда быстро разняли, но… А если в коридорах встретятся матери избитых ребят… Уж и не знаю, что посоветовать такое, чтобы не накалять обстановку ещё больше – хоть расставляй пехотинцев ещё и на всех перекрёстках! Как думаете, полковник, это возможно, если?..
– Да, в принципе, конечно, возможно. Возможно и Комендантский час объявить. И карцер задействовать… Но пока особой необходимости не вижу. Чтобы не накалять, как вы выражаетесь, эту самую обстановку. Вы специалист. Сможете предсказать… э-э…
– …когда наступит кризис? Думаю, смогу. Ведь признаки бури видны издалека. Наши дети – прекрасный указатель проблем. Они понимают, что всем сейчас плохо. Вот и пытаются разрядить ситуацию своими, как говорится, способами и силами. Помните – что сказал Джимми? Они хотели пробраться в кормовую орудийную башню, и выпустить весь наш арсенал снарядов с отравляющими веществами. И наплевать им было, что погибнет всё живое, находящееся сейчас на поверхности… Но они знают из наших же разговоров – мы тогда сможем вернуться. И проблем с пребыванием на корабле не будет.
Доктор Лин смотрел прямо в глаза полковнику.
– Надеюсь, мне не надо объяснять вам, что эти мысли – только отражение того, что думают, говорят и обсуждают взрослые, их отцы и матери?
Многие считают, что вообще не надо было запрашивать помощи и совета! А надо было сразу зачистить планету от всех местных тварей, ползающих, летающих и бегающих! И не было бы вообще никаких проблем!