– Мама сказала купить молока и хлеба и денег дала.
– Так заходи.
Мальчик молчал.
– А, понимаю, страшновато?
Он кивнул.
– Я немножко совсем боюсь. Мне чуть-чуть смелости не хватает. Мы только переехали, и я здесь ни разу не был.
Я, конечно, давай про себя возмущаться, что за мать такая, могла бы первый раз и с ним сходить, но быстро заткнулась. Кто знает, что там на самом деле? Может, она вообще не ходит?
Поэтому присела рядом на корточки:
– А что там такого, на что тебе не хватает смелости?
– Я боюсь заблудиться, людей много, или вдруг я молока не найду или хлеба?
– Спросишь у кого-нибудь.
Он уставился на меня с испугом в глазах.
– Боишься спрашивать?
– Да.
– А что случится, если спросишь?
– Не знаю.
– И я не знаю. Поэтому можно только проверить. И это очень весело: ты спрашиваешь, а тебе по-разному отвечают. Так что смелее. Пошли?
– Пошли.
– Тогда иди вперед, а я за тобой. Я буду на расстоянии, но рядом, чтобы тебе смелее было.
Мы пошли в магазин и провели там вместе минут 40. Он ходил, рассматривал ценники, оглядывался на меня, я держалась на расстоянии, ни разу не приблизилась.
Молоко он нашел сам, потом что-то спросил у продавца, потом еще и еще. Дело пошло, на кассе он просто уже был в ударе. Я его немножко до дома проводила, поржала над «пока, тетенька» и подумала: «Ребенку всего семь, но он уже понабрался столько страхов, что даже в магазине напряженно себя чувствует».
А ведь детство – самое время, чтобы набираться смелости, чтобы за эту коротенькую жизнь по-настоящему проявить всего себя. Ничего в этой жизни невозможно повторить. В ней было все, не было только одного – нас. Так, может, пусть будет? Во всей своей красе, смело и непоколебимо.
Ясность с запахом арбуза
– Я купил мебель новую, сюрприз хотел сделать, думал, вот приедет она из командировки, увидит и ахнет. А она посмотрела, сказала «спасибо, красиво» и пошла в душ, устала с дороги, видите ли. И все, больше ни слова. Как будто не рада.
Я жену приятеля знаю, у нее все в порядке с благодарностью, так что здесь было явно не все в порядке.
– Давай к первоисточнику, слишком много неясностей.
– В смысле?
– В смысле фактов: ты купил новую мебель, ты все поменял, жена сказала «спасибо», так? Что еще?
– Мы давно хотели все поменять.
– Откуда вывод?
– Она говорила: «Давай все поменяем, поедем вместе и выберем».
– Ну вот. В этом все дело, факты не бьются с результатом, понимаешь?
– Юля, блин…
– «Давай поедем и вместе выберем». Она же не говорила: «Хочу, чтобы я приехала из командировки, и раз – сюрприз». Возможно, ей хотелось именно вместе с тобой.
– И что теперь, все убрать?
– Теперь все прояснить, чтобы до обиды не довести ни себя, ни ее.
Приятель так на меня посмотрел, что можно было не переводить – убрать ему будет проще, чем прояснять.
Не всегда мы готовы понимать причину своей или чужой неудовлетворенности и не всегда готовы открыто ее прояснять. Слишком многое может стать ясным.
Ясность так прозрачна, что практически не нуждается в интерпретациях, не ведет к разночтениям, потому что светит в ситуацию прямым, конкретным светом. Не перепутать.
Мы часто не видим явного. Не слышим факты, только собственные интерпретации. На них, как на бобину, накручиваются эмоции, чувства, предположения. И когда нужно принимать решения, мы чаще принимаем за факты именно то, что накручено, искажая и сами решения, и последствия.
– Ты где был так долго?
– На работе задержали, срочное совещание.
– Ясно!
– Что тебе ясно, вот скажи, что?!
Затертый до каждого звука диалог знаком всем, даже тем, кто сам его не проживал. Понятно же, что это диалог между мужчиной и женщиной?
Женщина вкладывает в свое «ясно» все накопившиеся выводы и интерпретации, мужчина гневно и бессильно протестует.
Ясно, что ничего не ясно, но ясно.
Но искренне прояснять долго, тяжело, страшно, поэтому этот ком будет катиться до рокового столба, чтобы разбиться об отчуждение, холодность, а, может, уже и развод.
Ясность нужна при первых признаках напряжения. Конечно, когда-то все можно было проговорить, прояснить и «утеплить», но куда там… У нас нет привычки прояснять, как только появляется для этого повод.
Сложно отделять факты от эмоций, интерпретаций и суждений, нужна тренировка, ментальная сноровка, я бы сказала.
Сложно бывает в принципе факты находить из всего многообразия сюжета, выбирать, называть и вплетать в цепочку причинно-следственных связей.
Сложно бывает не делать предположений и не думать за другого, а прояснить у этого другого, что на самом деле он хочет или что имел в виду. То, что логично и подходяще для одного, может быть совершенно недопустимо для другого.
Создать ясность иногда так страшно, потому что потом от нее же не отвертишься, придется иметь в виду.
Ясность – свет. Неясность – туман. Именно он создает размытые иллюзии, заставляет нас совершать действия, которые нам не нужны, делать неадекватные выборы, порождает состояние внутренней каши, когда непонятно, в какую сторону повернуться, у кого спросить, на что опереться.
Однажды я работала с дизайнерской компанией. Дела там шли не самым блестящим образом и руководитель искала «свежую кровь». Она хотела заполучить одного дизайнера, по слухам, настоящего гения. Кто ж не хочет гения? Да те, кто ни разу с ними не работал, конечно.
В общем, гения она перекупила и в назначенный день ждала его для знакомства и создания плана покорения рынка. Ей прямо виделось, что он возглавит отдел, а при этом живой и здравствующий на тот момент руководитель отдела этого не знал.
Я как раз знакомилась с компанией и на встрече присутствовала.
И вот он, гений, приехал, в кабинет к ней проходит, кофе, чай, переговоры, он практически на все согласен, они выходят в зал, где сидят все остальные сотрудники, где заняты все столы и где никто, как выяснилось, не в теме ситуации.
– Вы можете выбрать любой стол, – говорит громко руководитель, – какой вам нравится?
Все обалдели, конечно. Все столы заняты, что за хрень? Кто этот человек?
Дизайнер-гений оглядывается.
– А как быть с тем, что свободных столов нет? – тихо спрашиваю у руководителя.
– Да я поставлю потом, конечно.
– Но они про это не знают, посмотрите, какое напряжение.
– Все взрослые люди. Что такого, потом проясню.
Напряжение разливается по залу, набирая градусы, в голове у каждого своя каша из страхов, предположений и другого ужаса, но все молчат. Бурлящая тишина. Пауза мути.
Конечно, вопрос был решен, на выбранное место поставили новый стол, но работать свежему гению не дали, уж тем более возглавить отдел. Сожрали, как говорится. Тут подставили, там «дедовщину-бабовщину» устроили, потом бойкотом добили.
А все могло быть по-другому, добавь руководитель ясности в ситуацию. Вот уж точно, как живая и мертвая вода эти ясность с неясностью.
Ясность. Какие ассоциации возникают с этим словом? Прозрачность, чистота, открытость, легкость, суть, конкретика, спокойствие, облегчение, прозрачное стекло, чистое небо, блеск бриллианта на свету – так отзывалось оно у тех, кого я спрашивала.
Кажется, если собрать исчерпывающие факты, если знать, то ясность появляется сама собой. Но нет. Любой алкоголик знает, что риск цирроза печени у него колоссальный, но до ясности ему далеко.
Ясность – это не только про знания.
Можно много чего знать, но ясности внутри не иметь.
Ясность – это когда все соединяется вместе: знания, ощущения, состояние, целесообразность, вовлеченность, исторический контекст, ценностные ориентиры. И из всего этого высвечивается четко, щелкает момент истины, загорается свет. Вот тогда вы на территории ясности, больше ничего не нужно объяснять, не нужно рассказывать, разглядывать, сопоставлять, все ясно здесь и сейчас.
Уверена, что бог дал нам дар создавать системные конструкции, чтобы мы могли более ясно действовать и мыслить. Любая система, казалось бы, нужна, чтобы создать ясность, чтобы было понятно – первое, второе, третье – все прозрачно, четко, что с чем соединяется, куда идти, а куда не надо. Но ведь не работает так!
Бюрократия внутренняя и внешняя в любой системе такая, что она сама создает тупики неясности, даже помогать не надо.
Допустим, воспитание. Философская, духовная, психологическая и образовательная система помощи ребенку в процессе взросления. Но на практике – это миллион способов, как переделывать и контролировать ребенка, делая его похожим на себя и не желая при этом такой схожести.
Неясность сквозит во всех родительских проявлениях, потому что в системе изначально отсутствует вопрос: кто я, как родитель, и что я действительно хочу поддерживать в своем ребенке?
Создать ясность иногда так страшно, потому что потом от нее же не отвертишься, придется иметь в виду.
А поскольку осознаваемого вопроса нет, то ответов ясных тоже нет. Но вместе с тем этот вопрос есть, висит в воздухе, и, даже не проясняя его, не осознавая, мы все равно на него отвечаем каждым своим родительским шагом.
Такое размытое воспитание оттаскивает ребенка от самого себя, всю жизнь потом он пытается себя разыскать и создать в отношениях с собой хоть какую-нибудь минимальную ясность.
Обучение тоже создает много неясности. Информации много, амбиций и желаний много, талантов у каждого – море, а ясности – кто я и как в этом всем проявляюсь именно я – на нуле. Ладно, на единице.
И чем больше информации, тем дальше мы улетаем от себя. Отличники редко понимают, кто они и что им нравится. Некогда прояснять, учиться надо, экзамены сдавать.
Знания – снаружи, а ясность – внутри.
Внутри и только там. Так что, пока вся получаемая информация не соединится со всеми системами восприятия, с душой, умом и телом, ясности не будет. А нет ясности – нет радости. Нет радости – нет энергии. Нет энергии – нет жизни.