Получив такой неожиданный бесценный опыт, Левин начал рассказывать об обучающих свойствах Minecraft всем, кто готов был его слушать. Он завел блог на эту тему, который привлек внимание журналистов и других учителей, готовых копировать его эксперимент. Левин так поразил всех своим рвением, что заработал прозвище Учитель Minecraft.
Вскоре Левин наладил сотрудничество со шведскими разработчиками Minecraft в создании образовательной версии игры под названием MinecraftEdu, которая сегодня используется в семи тысячах учебных классов в более чем 40 странах, причем практически по всем предметам. В игре есть предварительно собранные миры, такие как Запретный город династии Мин, или доисторические, где ученики могут раскопать окаменелости динозавров. Существует мир под названием Десятичный остров: высадившиеся на него сразу получают задание пройти три квеста. Каждый вопрос имеет отношение к сложению и вычитанию десятичных дробей. Объединенный школьный округ Санта-Ана использует образовательный Minecraft, чтобы ученики начальной школы восстанавливали по памяти местные исторические достопримечательности, о которых узнали на уроках общественных наук. В Луисвилле в штате Кентукки одна из школ создала мир Minecraft по своим образовательным стандартам.
Научных данных, доказывающих, что MinecraftEdu улучшает академические результаты, пока не представлено. (Повышение успеваемости в принципе трудно оценивать, какой педагогический инструмент ни возьми. Тем не менее в 2016 году ученые Университета Мэна объявили о выделении гранта в размере двух миллионов долларов на исследование того, как игра влияет на пробуждение интереса учащихся к науке, математике и технике.) Но говорить о привлекательности концепции MinecraftEdu можно и без научно подтвержденных фактов. Она объединяет все лучшие аспекты технологий: безграничность воображения, легкость экспериментирования, создание команды через взаимодействие участников.
И все же MinecraftEdu – это лишь малая толика технологий, затрагивающих большинство детей и подростков. Взять хотя бы депрессивные симптомы, вызванные социальными сравнениями в Facebook (что подтверждено учеными Хьюстонского университета), или манипуляционные техники дизайна, используемые разработчиками приложений: побочные эффекты цифровой экосистемы кажутся далеко не безобидными даже для взрослых, не говоря уже о детях. Может быть, поэтому Левин тоже ввел для своих детей полный запрет на экранное время с понедельника по четверг. «Никаких экранов, точка, – говорит он. – Это не обсуждается».
В первую неделю испытаний «Скучающих и гениальных» некоторые родители признавались: они испытывают чувство вины за то, что зависают в телефонах, вместо того чтобы играть с детьми или размышлять в одиночестве. В целом отцы и матери тратили на мобильники больше времени, чем бездетные, но реже хватались за телефон.
Средний возраст родителей в опрошенной подгруппе составил 40 лет, в то время как возраст бездетных колебался около 30 лет. Так что эта телефонная статистика может быть отражением еще одной тенденции: с возрастом люди меняют цифровые привычки. Чем старше, тем реже они заходят в телефон – но зато при каждой разблокировке проводят в нем больше времени. И не забывайте, учитываются не только телефонные звонки и разговоры – речь идет об общем экранном времени.
Не нужно быть детским психологом или неврологом, чтобы знать, насколько важно ограничивать детей в использовании девайсов. Однако контент тоже имеет принципиальное значение. По словам доктора Сьюзан Линн, сооснователя «Кампании за детство без рекламы», содержимое многих приложений, сайтов и игр может нанести непоправимый вред.
До того как стать психологом, Линн довелось поработать с героем детского телевидения Фредом Роджерсом[44]. И профессиональный опыт позволяет ей говорить об угрозе для юного поколения, которую представляет собой современный медийный ландшафт. Линн возмущается, когда люди – особенно ее сверстники, уже вырастившие детей, – отметают страхи нынешних родителей, замечая: «Мои смотрели телевизор – и ничего, выросли здоровыми».
«Никогда в истории родителям не приходилось сталкиваться со столь беспрецедентной ситуацией, когда в одной точке сошлись вездесущие, изощренные, манящие, вызывающие привыкание экранные технологии и неограниченная, нерегулируемая реклама. Такой симбиоз и становится главной проблемой», – считает Линн.
Хотя Линн и покинула пост директора «Кампании за детство без рекламы», она видит свою миссию в том, чтобы силами этой организации противостоять крупным корпорациям и их маркетологам. Ее усилия не напрасны: так, медиагигант Disney согласился выплатить компенсации всем, кто купил серию мультфильмов «Бэби Эйнштейн». «Компания утверждала, что это развивающие мультики, а на самом деле они не только не развивают малышей, но даже вредны для просмотра», – ответственно заявляет Линн.
В 2014 году Линн и «Детство без рекламы» выиграли иск против Facebook, поданный, помимо прочего, в связи с использованием имен и фотографий подростков в рекламе без разрешения родителей. Хотя сумма иска в размере 290 тысяч долларов смехотворна для Facebook, в то время она составляла 90 % ежегодного бюджета «Детства без рекламы». Тем не менее Линн отказалась от этих денег, чтобы и дальше атаковать компанию. «Когда мы думаем о детях, использующих экранные устройства, об их уязвимости… следует помнить, что бизнес-модель строится на рекламе и маркетинге. Речь идет о сборе персональных данных для продажи их рекламодателям или для размещения продукта. Этот процесс бесконечен».
Хотя и признаваясь в предвзятости, Линн утверждает, что сериал «Наш сосед Мистер Роджерс» представлял собой интерактивный опыт другого рода. «Детей не приучали к скроллингу. Фред заставлял их думать и чувствовать – призывая выключить телевизор».
Эсэмэски из лагеря
Цифровые устройства – это лишь один из ингредиентов в наваристом супе воспитания, которое, по сути, заключается в том, чтобы дать детям инструменты, необходимые для становления способной, независимой, зрелой личности. Эти инструменты включают в себя самоконтроль и принятие взвешенных решений. При том что многие из нас, родителей поколения X и миллениалов, бросили на это все силы, воспитание на самом деле требует установления ограничений и вместе с тем ослабления контроля. Да, мы хотим привить детям здоровые привычки с самого юного, податливого возраста, но мудрость воспитания в том, чтобы дать детям свободу совершать ошибки, экспериментировать с границами и находить собственный ритм.
Знакомьтесь: Мэтт Смит, директор лагеря Longacre в сельской Пенсильвании. Я познакомилась со Смитом, приехав в качестве наблюдателя в этот лагерь, которым его семья управляет на протяжении 40 лет. Меня интересовал проходивший здесь необычный эксперимент.
Для начала представлю общую картину. На вершине лесистого холма, на площади около 80 гектаров, раскинулись фермерские угодья Смитов, где и расположен палаточный лагерь Longacre. Здесь царит совершенно неповторимый дух партнерства, и традиции органического земледелия сочетаются с состязательностью, но без фанатизма. Именно за этим прилетают сюда на вертолетах беспокойные родители, мечтающие летом отдохнуть от своих чад. Воспитанники лагеря, которые называют друг друга фермерами, доят коз, собирают яйца, свежую зелень, а после работы веселятся в соседнем парке Херши и местном кегельбане.
Longacre – идеальное место, где отдыхают от гаджетов. Кому нужны приложения, когда можно вживую дружить, влюбляться и плести шнурки для тех же мобильников?
Но вот тут-то и начинается эксперимент. Смит решил радикально изменить традиционный для большинства лагерей подход к использованию цифровых технологий. Вместо того чтобы принуждать детей сдавать свои телефоны и планшеты на время пребывания в лагере, он установил новую политику в отношении гаджетов: разрешено все.
Ну, возможно, это слишком громко сказано. Разумеется, существуют некоторые ограничения: девайсы исключены во время активных занятий. Скажем, с iPhone на каноэ не пустят. Однако в основном мобильные устройства остаются в распоряжении их владельцев – даже ночью.
Такой «сейсмический сдвиг» в политике детского лагеря проистекает из убежденности Смита в том, что для современных подростков лидерство – это не «командирство». Под ним подразумевается умение принимать решения, просчитывать свои действия и устанавливать границы. По словам Смита, наша постоянная привязанность к цифровой сфере как раз и мешает ребятам развивать эти навыки.
«Нынешнему поколению первому пришлось принять этот вызов. Они выросли с экранами и смартфонами, – говорит Смит. – Мы просто подумали, что, если хотим подготовить детей к жизни, надо в том числе научить их налаживать сбалансированные отношения с технологиями».
Поэтому вместо цифрового блэкаута Смит решил помочь своим подопечным самим разобраться с девайсами и найти для них место в своей жизни.
Не сказать, чтобы Смиту легко далось это решение. Много времени ушло на согласования и обсуждения с сообществом Longacre. Но если последнее ставит перед собой цель «подготовить детей к долгосрочному успеху», тогда Смит и его семья потерпели бы неудачу, практикуя прежний подход к технологиям. Сам он насмотрелся на ребят, которые, приезжая в лагерь, и пяти минут не могли прожить без эсэмэсок и проверки Twitter, а после летнего детокса «возвращались к старым привычкам и возобновляли прерванные отношения с девайсами». Даже те, кто признавался, что им «не нравится постоянная привязанность к телефонам… не корректировали свое поведение».
«У них просто нет навыков управления доступом к технологиям», – полагает Смит.
Тем не менее, когда я впервые беседовала со Смитом в июне, перед открытием лагеря и введением новой политики, он заметно нервничал. Отчасти его волнения были вызваны реакцией преданных лагерю семей. «Многим э