Случай с Нишей воплощает в себе основной замысел проекта «Разреши себе скучать»: позволить разуму бродить там, где ему вздумается; видеть новое в хорошо знакомом; выстраивать новые цепочки связей – и удивлять себя!
Мои маленькие наблюдения продолжают приносить плоды. Теперь я замечаю, как часто прохожие разговаривают сами с собой, как та одиннадцатилетняя девочка, которую я увидела по дороге домой. Я подозреваю, что она репетировала, как завтра расскажет услышанный где-то анекдот подружкам на детской площадке. Или вот еще: в обед я выскочила в кафе перекусить и увидела немолодую женщину с черными волосами, собранными в тугой пучок. Думаю, она даже не замечала, что идет по улице, поднимая брови вверх-вниз и складывая губы буквой «О». Я могла только догадываться, что она прокручивает в уме только что состоявшийся телефонный разговор. Скорее всего, ей неожиданно позвонил мужчина, с которым они флиртовали онлайн. Возможно, он наконец решил забронировать авиабилет из Лондона, чтобы прилететь к ней на свидание. Не знаю почему, но мне хотелось так думать.
Подмечая детали, сделайте еще один шаг вперед: зафиксируйте свои наблюдения. Не оценивайте их критически – просто опишите все, что увидели, в любой форме. В своем эссе On Keeping a Notebook писательница Джоан Дидион характеризует свои заметки как «обрывки мыслей, слишком короткие, чтобы ими воспользоваться, беспорядочную мешанину, понятную только ее создателю». Писатель Гари Штейнгарт, еще один поклонник записных книжек, сказал: «Надо быть тем, кого Сол Беллоу[45] называл великим Наблюдателем. Замечайте все вокруг». Штейнгарт вспоминал, что задолго до появления iPhone он брал такси до центра города и по дороге смотрел в окно, подмечая множество всяких мелочей. Вернувшись домой, он записывал свои наблюдения. «Теперь я ничего не замечаю, мне некогда, я строчу твиты, – полушутя-полусерьезно говорит он и добавляет: – Что на самом деле потеряно для таких, как я, это способность присутствовать в мире».
Для усиления эффекта предлагаю использовать бумажный блокнот вместо телефона. Между текстом на бумаге и на экране есть разница (да-да, это доказано наукой!). Чтобы прочувствовать «эффект творческого письма», совсем не обязательно быть писателем. Футурист Рита Кинг гарантирует: одного дня ведения записей достаточно, чтобы «мозг почувствовал себя по-другому и заработал с творческим огоньком».
«Я заметил, насколько светло в небе в 17:45, так что, несмотря на сугробы вокруг, дни становятся все длиннее».
Брайан
«Я огляделась по сторонам, и мое внимание привлек одинокий мужчина за столиком. Он подвинул к себе тарелку с рыбой и чипсами, полез в карман и достал перечницу. Сдобрил еду перцем и убрал мельницу обратно в карман. Я подумала, что он всюду ходит с этой штуковиной, на случай если захочется добавить перчинки».
Лайза
«Я сидела в кафе, когда заметила, что бликует экран моего iPhone. Присмотревшись, я поняла, что на самом деле это отражение летящих птиц. Мне показалось, что это круто».
Валерия
8. Поиск внутри себя
Мы всегда делаем то, что нам нравится, и именно поэтому не меняемся. Заходите на неизведанную территорию, делайте то, чего никогда не делали, чего боитесь, – и тогда с вами произойдут перемены.
В 2010 году в Музее современного искусства был поставлен рекорд: ретроспективу художника-перформансиста Марины Абрамович посетили 850 тысяч человек. Многие отстояли ночь в очереди, чтобы поучаствовать в перформансе под названием «В присутствии художника».
Сегодня большинство из нас, даже ценители искусства, предпочитают музейным выставкам просмотр Netflix на удобном диване, под хруст любимых снеков. Так что же пробудило такую страсть, заставило народ всю ночь толпиться в очереди на нью-йоркском тротуаре? Не иначе, какое-то колдовство. Под яркими лучами прожекторов Абрамович сидела на стуле с прямой спинкой по семь часов в день шесть дней в неделю и просто смотрела в глаза любому, кто садился напротив нее, столько, сколько человек хотел.
На приглашение Абрамович к участию в этом перформансе откликнулись 1400 человек. Среди них были и знаменитости: Лу Рид, Джеймс Франко, Шэрон Стоун, Джемайма Кёрк, Бьорк. Кого-то хватило всего на минуту. Некоторые просидели целый день. Очень скоро сформировался клуб тех, кто усаживался на стул напротив Абрамович более десяти раз. Многие были настолько растроганы, что даже плакали. Художница так объяснила сущность этой уникальной работы в интервью The Observer:
«Я даю людям возможность просто посидеть в тишине, общаясь со мной на глубинном уровне, но невербально. Я почти ничего не делала, но они получили мощный духовный заряд сродни религиозному. Искусство утратило эту силу, но на какое-то время МоМА превратился в Лурд»[47].
Абрамович всю жизнь исследует пределы своих – и чужих – физических и психических возможностей, пытаясь увидеть, как далеко можно зайти в своем стремлении прикоснуться к человечеству со всеми его достоинствами и пороками. По сути, ее цель в том, чтобы заставить себя и аудиторию находиться «здесь и сейчас». Многие из ее начинаний – как тот же «Метод Абрамович», серия упражнений, включающих обычную медленную ходьбу по комнате, – направлены на противодействие «стремительному темпу повседневной жизни».
В представлении «Гольдберг», созданном Абрамович в 2015 году, пианист Игорь Левит исполняет Гольдберг-вариации Баха в огромном пещерном пространстве New York Armory[48]. Это не только концерт, но и упражнение по ограничению современных отвлекающих факторов – в самой жесткой форме. Каждый вечер на протяжении почти двух недель перед началом представления зрители оставляли в индивидуальных запирающихся шкафчиках свои часы, сотовые телефоны, компьютеры и любые электронные устройства. После чего проходили в помещение оружейной, где устраивались полулежа на накрытых белой тканью шезлонгах, расставленных полукругом возле сцены. К каждому шезлонгу прилагалась пара шумоподавляющих наушников. По сигналу гонга зрители надевали наушники и в течение следующих тридцати минут пребывали в полной тишине, при полном отсутствии действия. Никаких отвлекающих факторов – только приглушенный свет и совершенно незнакомые люди вокруг. (Звук собственного дыхания в этих условиях кажется оглушительным, как при первом погружении в скуба-дайвинге, и возникает легкий приступ клаустрофобии.)
«Конечно, я ожидала, что первые 15 минут будут адом для большей части аудитории, потому что люди на самом деле не привыкли находиться наедине с собой, – рассказывала мне Абрамович во время этой постановки. – Надев наушники, вы даже слышите собственное сердцебиение. Вы как никогда ощущаете себя и свое тело. Но спустя 10–15 минут ваше дыхание вдруг замедляется. Мысли успокаиваются. Вы начинаете понимать преимущества этого состояния. Но вы должны пережить те ужасные 15 минут, чтобы подойти к следующей части».
Тишина помогает аудитории подготовиться морально, физически и духовно к восприятию «Гольдберга» вместо привычной спешки, когда вы мчитесь на концерт на такси или метро, впопыхах отвечаете на телефонный звонок прямо перед входом в зал, лихорадочно проверяете Twitter, пока не погас свет. Как отмечает Абрамович, обычно «люди не готовы что-либо слушать».
За несколько месяцев до постановки «Гольдберга» Марина прочитала статью в The New York Times о том, как на концерте из произведений Малера зрители в зале строчили эсэмэски, разговаривали друг с другом и даже ухом не вели, когда звонили их телефоны. Абрамович была в ужасе. «Если Игорю хватает дисциплины, чтобы выучить наизусть “Вариации Гольдберга”, эти 86 минут музыки, и сыграть их самым волшебным образом, мы должны проявить дисциплину в знак преклонения перед его трудом».
Однако, помимо уважения к музыканту, художницей двигало желание подарить публике «совершенно новый опыт», проникающий глубже, чем виртуозная игра Левита. Как отозвался о «Гольдберге» музыкальный критик Закари Вульф в статье для The New York Times, перформанс поставлен мастерски, «но я все время возвращался к той роскошной получасовой прелюдии тишины. Никогда раньше я не думал, что тишиной можно торговать».
Мир, в котором мы живем, по сути, постоянный отвлекающий фактор, утверждает Абрамович. В нем все труднее сохранять терпение, необходимое для общения с самим собой. Возвращаясь к тому моменту, когда зрителям пришлось расстаться с часами и телефонами, Абрамович замечает: «Вы думаете, что вы отключены. Но вопрос в том, от чего отключены? На самом деле вы отключены от себя, когда вооружены всеми этими электронными штучками».
Для Абрамович, которая идет навстречу миру с «полностью открытым сердцем и любопытством», «единственный способ выжить – это возвращение к простоте».
Возможно, мне не хватило драматизма Абрамович, чтобы выразить те же идеи (в искусстве драмы ей вообще нет равных). Но ведь проект «Разреши себе скучать» как раз об этом. Мы помогаем людям освободиться от инструментов, поставляющих море информации, чтобы вернуть в свою жизнь хоть немного простоты и удивления. А последние, в свою очередь, подарят нам творчество, проницательность и спокойствие.
Приглушив звучание девайсов в нашей жизни, мы делаем лишь первый шаг. Светлана Алексиевич при вручении ей Нобелевской премии по литературе философски заметила: «Свобода – это не быстрый праздник, как мы когда-то мечтали. Это путь, долгий путь». И хотя героическая белорусская писательница говорила о судьбах человечества в эпоху падения тоталитарных режимов, а вовсе не о том, что делать с собой после удаления Candy Crush из смартфона, параллель все-таки прослеживается – и она не такая уж п