я заснеженный асфальт фарами. «Что, если открыть окно и позвать на помощь?!»
– Даже не вздумай! Сделаешь только хуже.
Она услышала его голос за спиной и, резко повернувшись, начала истошно кричать. Из неё лились проклятия и оскорбления, и этот поток было не остановить.
– Я ненавижу тебя! Ты чистый ублюдок! Я проклинаю тот день, когда связалась с тобой! Ты сумасшедший! Спятивший, сумасшедший ублюдок!
Он со всей силы влепил ей пощёчину, потом ещё одну и ещё. Слёз больше не было, росла ненависть, и мутнел разум.
– Хватит истерить! Пошли выпьем. Не хочешь? А зря… Как знаешь…
Ей хотелось напиться, свалиться замертво, и она поплелась вслед за ним. Пила залпом, захлёбываясь, и вино бордовыми струйками стекало с подбородка дальше по шее. И вдруг её осенило: «Не может у них в квартире быть один телефонный аппарат, наверняка есть в кабинете отца и в родительской спальне. Странно, что нет в его комнате, точно он ни от кого никогда не ждал звонка. Только как зайти туда и незаметно позвонить?» Сделать надо всё осторожно, это Марина понимала, но она еле стояла на ногах от выпитого и обязательно наделает шума. «Пить воду, много воды и приходить в себя! И что-нибудь поесть!»
– Я есть хочу.
– Вот и умница! Сейчас я разогрею суп. Видишь, как всё хорошо. Подожди, садись.
Он кружился вокруг неё, был любезен и крайне заботлив. Аппетита не было, она с трудом засовывала в себя ложку за ложкой. В какой-то момент подступила сильная тошнота, и она с трудом добежала до туалета. Её выворачивало наизнанку, и один рвотный позыв следовал за другим. От рвоты болело горло и грудина.
– Ты просто перепила. Сейчас принесу воды.
После воды опять начались мучительные позывы и рвота. Голова кружилась, появилась невероятная слабость, и, поддерживаемая Сашей, она еле дошла до дивана. Уложив её, начал гладить по голове, улыбаться и приговаривать, что всё будет хорошо. Теперь он, видно, решил не оставлять её без присмотра. Немного вздремнув, Марина открыла глаза и увидела сидящего рядом Сашу в той же позе.
– Сколько времени? – еле ворочая языком, вымолвила Марина.
– Вон же часы. Уже девять.
Она удивилась, как раньше не замечала этот небольшой будильник, который стоял на вполне видном месте. Скорее всего, раньше её не так интересовало время.
– Тебе лучше? – ласково спросил Саша и взял за руку. – Видишь, ничего страшного не произошло, просто ты перенервничала. Зачем? Ведь начинается наша новая жизнь. Только ты и я. Как долго я ждал этого!
Он говорил эти слова с такой нежностью и в то же время с непреклонной убеждённостью в своей правоте.
– Отпусти меня домой, пока не поздно! Все будут волноваться! – снова взмолилась Марина, пытаясь найти в нём хоть каплю разума.
– Вот в этом ты права. Сейчас ты встанешь, мы позвоним твоему мужу, и ты скажешь, что ушла от него к другому и больше никогда не вернёшься.
У Марины побежала дрожь по всему телу, и она с ужасом смотрела на Сашу, потеряв дар речи. Осознав, что крылось за этими словами, она вскочила с дивана и начала кричать, что никогда не сделает этого. От безвыходности опять выкрикивала ругательства, теряя перед ним страх. Саша смотрел спокойным взглядом и с лёгкой улыбкой на губах, вовсе не реагируя на сказанное. Выслушав Марину, он тихим, вкрадчивым голосом заявил, что, если она не сделает то, что он просит, он убьёт её, а потом себя.
– Мне терять нечего. Я пришёл к мнению, что это единственный способ. Не будь дурой! Это же такая малость! Пора звонить. Ты же сама говоришь, что все переживают, волнуются. Зачем мучить близких?
От его спокойствия и чудовищности слов кружилась голова. Приходило принятие того, что он не пугает её, пойдёт до конца и ничто не сможет ему помешать. Теперь Мариной снова двигал лишь страх и инстинкт самосохранения.
– Иди за мной, – глухо бросил Саша и направился в кабинет отца.
Она, как на заклание, шаркая ногами, слабая и раздавленная, плелась сзади. Оглядев кабинет Вазгена Михайловича, она наткнулась на его фотографию в белом халате. «Как такое могло произойти, что врач не разглядел в своём сыне глубоко больного человека?! Если понимал, почему ничего не делал? Или гнал от себя подобные мысли? Вероятнее всего, Саша умело скрывал своё состояние… А нездоровое отношение ко мне окончательно добило его психику…»
Саша медленно крутил диск, потом протянул трубку Марине. С первой попытки ничего не получилось, она убрала руки за спину, собрав остатки решимости сопротивляться, и слышала точно издалека голос Володи, повторявший несколько раз:
– Говорите. Говорите! Я слушаю!
– Ты что, не понимаешь серьёзность ситуации?! Не веришь, что я дойду до конца?! – кричал Саша, давясь слюной и вызывая у Марины отвращение.
Ужас, как вьюн, ползал по ней, сдавливая своими путами. Непередаваемое сочетание страха и телесной боли. Он схватил её за горло, наглядно показывая, что он с ней сделает, если она не подчинится. Набрав ещё раз номер, Саша вновь протянул ей трубку. Марине стало ясно, что надо сделать так, как он просит, и что в данной ситуации главное – протянуть время, думать, думать и найти способ переиграть его. Заикаясь, сдерживая слёзы, после краткого молчания, которое показалось вечностью, Марина односложно сказала, что больше не вернётся домой, и повесила трубку.
– Ты забыла сказать, что любишь другого. Ты это сделала специально? Решила разозлить меня?
– Я устала. Хватит издеваться. Мою семью ты разрушил! Что ещё тебе надо?!
– Так ты переживаешь? Нет чтобы радоваться – горюешь! Ты двуличная, скверная, лживая!!!
Его агрессия нарастала, её надо было срочно гасить, и, превозмогая себя, она обняла его. Саша притих и вдруг громко рассмеялся:
– Здорово я всё придумал, правда? Ты ведь сделала свой выбор? Теперь всё будет хорошо?
Вопросы один за другим сыпались из его рта. Марина лишь кивала и лихорадочно соображала. Выбрать такую тактику, которая сможет усыпить его бдительность, дать поверить в её искренность оказалось верным и единственным вариантом. «Интересно, сколько понадобится времени? Послезавтра Володя уедет… Успею ли я вырваться?» Думать о том, что сейчас происходит с Володей, она не могла физически, но его лицо невыносимо часто всплывало перед глазами. «Необходимо сохранять спокойствие и изображать радость настолько, насколько это возможно!» В Марине росло понимание, как укротить это чудовище, главное – не допустить ни одной ошибки.
– Хватит бездельничать! Пошли, я нажарю нашу с мамой фирменную картошку. Только чур ты будешь чистить. Ненавижу это дело! – Саша заулыбался и причмокнул языком. – Обожаю жареную картошку! Ещё у нас есть целая отварная курица и баночка чёрной икры. Откроем вина-а-а-а!
Пока готовили, Саша без умолку строил планы на будущее:
– Поживём сначала тут. Родители купят кооперативную квартиру, они обещали, если надумаю жениться. Двухкомнатную как минимум. Пойду в ординатуру. Есть куда стремиться. Мне же семью содержать. Что ты молчишь?
– Тебя слушаю. Всё так и будет, Саш.
Он становился тем, кто ей так нравился, но обманываться Марина больше не могла. Ему нужна помощь, она бессильна перед его изменённым сознанием, приступы будут повторяться снова и снова. Мысли о том, что Володя для неё потерян навсегда, старалась гнать прочь. «Без сомнения, он сейчас сидит с Валькой и тот ему рассказывает всё, что видел собственными глазами…»
– О чём ты думаешь? – спросил Саша, заглядывая ей в глаза.
– Ни о чём. – Она чмокнула его в нос и потрепала за волосы.
– Ты должна со мной всем делиться. Так правильно. Ты же ничего не будешь от меня скрывать?
– Конечно, нет. Открывай вино.
Опять пила жадно, каждый глоток становился освобождением от гнетущих мыслей. Саша подвыпил и блаженно улыбался, казался спокойным и довольным. Звонила его мать, разговаривал с ней ровно, но недолго по телефону, который с лёгкостью починил, соединив все провода. Пытаться позвонить Лене уже не имело смысла, звонить родителям не хватало мужества. После второго бокала вина за облегчением пришли опустошение и дикая усталость. Хотелось провалиться в глубокий сон и хоть ненадолго спрятаться от этого кошмара. Грязная посуда так и осталась лежать горкой в раковине. На столе крошки хлеба, пятна от красного вина. Крепко обхватив Марину двумя руками, Саша заснул, но спал чутко и просыпался от каждого её движения, не выпуская из объятий. Если она вставала и шла в туалет, сонный, пошатываясь, плёлся за ней, ждал, пока выйдет, и опять засыпал, едва коснувшись постели. Для Марины это была мучительная ночь, полная раскаяния, жалости, замешанной на ненависти. Удивительно, но в ней ещё теплились чувства к этому больному, несчастному человеку, которые хотелось уничтожить на корню, только ничего не получалось. Проснулась разбитая, сильно болела спина, только сейчас удар дал о себе знать и напомнил о вчерашнем дне.
Сделав непринуждённый вид, Марина погладила Сашу по руке, и тот мгновенно открыл глаза.
– Просыпайся. Я пойду сварю кофе и сделаю яичницу.
Сняла с себя грязную футболку с подтёками красного вина, в которой так и завалилась спать, швырнула её на пол и отыскала другую, чистую, в шкафу. Светило солнце, редкое в такое время года. «Мороз и солнце! – подумала Марина и прильнула лбом к окну на кухне. Спас на Крови отчётливо просматривался сквозь лысые деревья. Свободные люди свободно двигались вдоль набережной, проезжали машины. – В такие дни воздух звенит! Как же хочется туда, раствориться среди прохожих… и идти, идти бесконечно долго». Начала мыть посуду, протирать стол. Делала всё быстро, под пристальным, изучающим взглядом Саши, он часто так делал, хотя о чём думал, всегда оставалось для неё загадкой. «Никогда не поймёшь, что у него в голове… А я буду ласковой, буду умницей и перехитрю тебя». Уже за столом Марина как бы невзначай сказала, что отличная погода и не мешало бы прогуляться. Саша резко оборвал её:
– Нет, мы никуда не пойдём! Ещё не время!
– А когда будет время? – не отставала Марина.