— Он снова стал угонять тачки?
— Да. И Гай знал, что если просто побьет его, то тот ничего не поймет. Он хотел задеть его за живое. Уязвить так же сильно, как тот уязвил его сестру, распустив про нее сплетни.
— И он попросил тебя? Чтобы ты помог ему?
— Я не хотел. — Леманн покачал головой. — Долго не соглашался. Не хотел возвращаться во все это дерьмо снова. Но Гай… он настойчивый. Я нужен был ему, чтобы вскрыть и перегнать машину. И он не отстал, пока я не согласился. Мы провернули это вчера ночью: угнали угнанную тачку и вернули владельцу.
— Значит, Гай таким образом отомстил за сестру?
— Не просто отомстил. Лишил любимой игрушки, утер Левицкому нос.
— Понятно. — Я спрятала глаза.
— Я сделал исключение только потому, что у него были благие намерения. Больше никогда. Клянусь. У меня теперь другая жизнь, можешь поверить. Никаких приключений с ворованными тачками. — Поймав мой взгляд, Кирилл добавил: — Мне нравится Оля. И я не собираюсь все испортить. У меня было достаточно времени, чтобы переосмыслить свою жизнь.
— А что заставило тебя измениться? — Выдохнула я.
— Что именно? — Он вздохнул. — Не знаю. Все просто сломалось, будто карточный домик. Я лишился всего, что считал самым важным в жизни. Всего и всех, кто был дорог. Сам сломался. Друзья оказались ненастоящими, сердце разбитым, семья отвернулась от меня, а деньги вдруг оказались не нужны и не важны. Я целыми днями молотил грушу в спортзале, представляя, что она — это я сам. Мне хотелось наказать себя за всю ту боль, что я причинял людям.
— И сейчас тебе легче?
— Намного. — Улыбнулся Кирилл. — Я заново расставил приоритеты. — Он задумался на секунду. — А, знаешь, ведь у того, кто ведет такой образ жизни, который вел я, всего два пути в жизни: либо он продолжает в том же духе и на всю оставшуюся жизнь остается никого не уважающим бабником и циником, либо его жизнь вдруг переворачивает что-то или… кто-то, и он вдруг понимает, что все, что было раньше совершенно ему не нужно и даже чуждо.
— Ясно. — Я уставилась на клетку.
— Я был избалованным, капризным ребенком, который думал, что он мужчина. Запутался и не понимал, что нужно сделать, чтобы все исправить. Делал вид, что все нормально, пока все не потерял окончательно. И только тогда все понял. А уж теперь точно не упущу свой шанс. — Он взъерошил волосы. — Прежде, чем мы понимаем, что такое жизнь, проходит, как минимум, половина этой жизни. Вот такая несправедливость.
— Да, наверное.
— Ты уже надломила его, Настя. Он испуган и не понимает себя.
— Кто?
Леманн рассмеялся.
— Ну, мы же сейчас о нем говорим? Да? О Гае?
— Я не… — Краска бросилась в лицо.
— Да, ладно. Все и так видно. Даже очки не нужны. — Потрепал меня по плечу. — Все нормально. Расслабься. Этот идиот так на тебя смотрит, что я каждый раз переживаю, не разбил ли его паралич. — Показал на меня пальцем. — Вот так же испуганно, да. — И рассмеялся. — Настя, выдыхай!
27
Настя
Снова раздался звонок, и я в последний раз пробежалась глазами по коридору. Среди десятков лиц так и не заметила того, кого искала. Его не было. Гай не пришел.
Я не видела его и не слышала ничего о нем уже несколько дней. Возможно, ему не хотелось появляться в университете с разбитым лицом, и он ждал, когда заживут раны и сойдут синяки. Возможно, просто прогуливал или избегал меня. А, может, ему просто было на все наплевать.
И я злилась, что не наплевать мне. После всех обидных слов, после того, как он меня отверг. После того, как я видела его с другой девушкой, и это в очередной раз разбило мне сердце. Мне было не плевать. Поразительно глупо, знаю. Но факт оставался фактом.
И все же я держалась. Не звонила ему и продолжала держать его номер в блоке. Не навязывалась и не проходила специально мимо аудиторий, где должны были идти его лекции (а мне хотелось!). Не спрашивала о нем у его друзей и знакомых, и даже у Оли, которая могла бы в свою очередь спросить у Кирилла.
Один раз чуть не сорвалась и не заговорила с его сестрой. Она прошла мимо меня и остановилась у раздевалки, чтобы получить пальто. Я сделала несколько шагов, обдумывая, что скажу ей и с чего начну разговор, но, только было, открыла рот, как она повернулась и наградила меня таким взглядом, которым обычно презрительно осматривают попавший в суп волос — надменным и безразличным. Таким же холодным, как у ее братца. И я тут же отвернулась.
О, да, похоже, они друг друга стоили. Парочка избалованных и ленивых богатых отпрысков. Угораздило же меня связаться с этим Гаем! Жила бы и дальше не замечала, какой он высокий, сильный, и какие у него красивые зеленые глаза.
— Не спросишь у нее, где он? — Появившись внезапно, напугал меня Женя.
— А? Что? — Вздрогнула я. — Кого?
Он кивнул на удаляющуюся к выходу Лену.
— Его сестру. — Исаев сгорбился.
— Мы не знакомы. — Крепче сжала сумку. — И мне не интересно, что с ним.
Развернулась и припустила в сторону лестницы.
— Правда? Просто она наверняка знает. — Он догнал меня.
Поправил очки.
— Мне все равно, — ускорила шаг, пытаясь избежать его внимательного взгляда.
— Ему ведь здорово досталось.
Я остановилась на верхней ступеньке и обернулась к нему.
— Нет, Жень. Я не хочу. — Качнула головой. — И она такая же, как он. Высокомерная. А мне с такими не по пути.
Женя посмотрел мне в лицо:
— А мне так не показалось. Обычная девчонка.
Я улыбнулась.
— Можно подумать, ты видишь людей насквозь. — Мотнула головой. — Ладно, идем, а то опоздаем.
Еще пара дней прошла в привычной суете. Конспекты, задания, теория, практика, лабораторные работы, зачет, библиотека. Работа в больнице отнимала последние силы. Страшнее всего была не грязь и запах дезинфицирующих веществ, а боль страданий и утраты. Слишком много ее было в отделении. Слишком тяжело было видеть мучения некоторых пациентов и наблюдать за переживаниями их близких.
Но и равнодушию тоже было место в этом доме отчаяния и надежды. Тех, кому было плевать на судьбу своих родственников, не переводились никогда. Пустые глаза, холодные руки, безразличные взгляды — здесь этого всего было предостаточно. Люди охотнее бы отдали денег, чтобы не навещать своих близких, наблюдая за их медленным угасанием, чем приходили бы на еженедельные вынужденные посещения.
Но все же тех, чьи сердца со временем не заледенели, было больше. Были и матери, которые даже после прогноза врачей не собирались опускать руки и верили только в лучшее, ежедневно делая все, чтобы поднять с кровати свою кровиночку. Были и дети, которые трогательно заботились о стариках, не морща нос от использованных подгузников и потекшей по губе жидкой каше. Они продолжали улыбаться, поддерживать и оставались терпеливыми. И видеть их благородство и решимость было для меня лучшей наградой, какую только можно было желать.
Я не знала, как подействовал на меня разговор с Кириллом в отношении Ромы. Только понимала, что Оле повезло с ним. Этот парень пережил переломный момент, сделал выводы и готов был начать все сначала. Их отношения развивались постепенно: они не держались за ручку и не целовались по углам. Много разговаривали, иногда занимались спортом вместе, и я видела, как он подвозит ее вечерами на мотоцикле.
Байк останавливался под окнами, она слезала с сидения, отдавала ему шлем и замирала в нерешительности. Каждый раз, наблюдая за ними, я также застывала у шторы — вот сейчас все произойдет. Но парень говорил что-то шутливое и, судя по движениям, она смеялась. Затем махала рукой на прощание и уходила, чтобы успеть забежать в двери общежития до начала комендантского часа.
А забежав в комнату, сразу бросалась к окну, чтобы махнуть ему снова. И потом долго-долго воодушевленно рассказывала мне об их встрече, периодически загадочно поглядывая на телефон.
Примерно через полчаса, когда Кир добирался до дома, ей приходило сообщение. Не знаю, что в нем было написано, но эти слова заставляли искриться от счастья ее лицо. Они переписывались долго, и обычно я засыпала, глядя на светящийся экран ее телефона. И в этот момент неизменно думала о том, что хотела бы также — парить над землей, не чувствуя притяжения. И улыбаться, не в состоянии контролировать безудержное счастье, наполняющее тело до краев.
Я хотела любить. Взаимно. Но в этом и заключалась проблема.
— Слышали? Слышали? — Трехсотая аудитория встретила мой приход оживленным шушуканием. — Мы тоже все в шоке…
Я очень ждала эту лекцию по техмашу, потому что надеялась увидеть на ней Гая. А вместо этого обнаружила жужжащий улей из десятков студентов, которые шептались, обсуждая что-то невероятно интересное. Боялась поднять глаза, привычно ожидая услышать что-то обидное в свою сторону, но очень скоро поняла, что меня это не касалось. Точнее, касалось, но не напрямую.
— Она сама сегодня всем рассказала!
— Правда?
— Да.
— Вот козел!
Мы с девочками прошли к своим местам и сели.
— Чего это они? — Покосилась Марина.
Даже некоторые парни с удовольствием обсуждали какую-то новую сплетню, сбившись в кучку.
— Не знаю.
— Похоже, что-то горяченькое обсуждают. — Предположила Оля.
Доставая ручку и тетрадь, я продолжала слышать долетающие до меня обрывки фраз.
— С ума сойти! Она пришла, а он там с этой. Да-да, ну, как ее? Кузиной, ага!
— Что? Голые? Да-а ла-а-адно!
— Никто не знает. Может, просто целовались? Рогова не распространялась насчет подробностей. Мне самой интересно.
Но внезапно голоса стихли, и причиной тому было появление в аудитории Лиды. Она высоко задрала нос (что было для нее обыкновенным) и решительно, а главное — молча, прошагала к своему месту (что уже было удивительно и даже странно). Шепот больше не слышался. Все потихоньку расходились по своим местам, но, так как преподаватель еще не явился, я рискнула обернуться и посмотреть на нее.