И сильно злился, когда не мог ее найти и не понимал, где она проводит свое время. Вот как вчера: ехал, ехал за ней по улице, а потом она — раз, и скрылась в метро. Не припарковаться, не бросить тачку, чтобы броситься за ней. И вроде почти решился подойти, чтобы объясниться, а ее уже нет. И где искать — не ясно. Даже в университете эта девчонка оставалась для меня неуловимой.
Да и не мог я, продолжая творить что попало, просто прийти к ней и попросить прощение за то, каким козлом все это время был, унижая ее и оскорбляя. А значит, нужно было скорее что-то решать.
— Осторожнее! — Грубо бросила Юля попавшейся ей на пути Маше.
Да, Маше.
Это была большая плюшевая Маша из мультика «Маша и Медведь». В розовом сарафане и таком же платке, с ярко нарисованной улыбкой на большом кукольном лице и в калошах размера сорок пятого. Она обнимала какого-то ребенка возле детского кафе, пока мамочка этого карапуза пыталась сделать снимок. Тонким голоском Маша сказала: «Я такая фотографичная!». И это как раз в тот момент, когда Юля, засмотревшись на вереницы проезжающих машин, налетела на них обоих.
— Простите… — Пропищала ростовая кукла, обернувшись к недовольной Кузиной.
— Глядеть надо, куда идете. — Буркнула Юля, картинно отряхиваясь.
— Это вы, вообще-то, идете, — заметила мамочка карапуза, отвлекаясь от телефона, — а мы стоим. Фотографируемся.
— Значит, смотрите, куда фотографируете!
— Нет. Она нам не пара. — Совсем как в мультике, протянула большая Маша.
Я взял левее, чтобы не портить им снимок и взглянул на качающегося возле входа медведя. Тот был здоровее своей напарницы, и когда вот так, по-медвежьи, раскачивался, выглядел настоящим и даже пугающим. Но собравшимся вокруг него детишкам, похоже, было не до слез. Они что-то кричали и радостно все вместе тянули к нему руки.
— Набираем номерок… — Сказочная Маша опять вошла в роль.
Интересно, где у нее глаза? Актер там, внутри, не вспотел?
— Набираем номерок…
Малыш довольно засмеялся, и я невольно засмотрелся на них. Замедлил шаг и улыбнулся. А когда сделал еще пару шагов, вдруг услышал:
— А-а-апчсь! — Где-то внутри этой куклы.
Юля удалялась в сторону клуба, а я остановился. Что-то до боли знакомое. Этот звук. Где-то совсем недавно слышал что-то похожее…
Обернулся. Задумчиво взглянул на Машу.
— Будь здорова, — рассмеялся малыш и обнял ее.
Кукла кивнула и замерла. Не знаю, почему, но я шагнул в ее сторону. Она как-то неестественно встрепенулась и вдруг торопливо попятилась назад.
— Э… — Я и не знал, что мне спрашивать у большой ростовой куклы.
— Маша, ты куда? — Засмеялся карапуз.
Не понял, что заставило меня последовать за ней, но сделал еще один неуверенный шаг.
— А теперь бежим… — пропищала Маша и неуклюже припустила по улице прочь.
Я усмехнулся, глядя, как она смешно улепетывает, а потом заметил, что Медведь тоже пятится от меня спиной вперед.
— Эй, стой. — Приказал ему.
Косолапый замер и вытянулся в струнку.
Я подошел и ткнул пальцем в мягкий живот.
— Башку снимай.
«Не-а» — замотал головой мишка.
— Снимай, говорю. — Жестче. — Живо. И не думай бежать. В такой шубе далеко все равно не убежишь.
Медведь тяжело вздохнул, поднял лапы и осторожно открутил мохнатую голову. А из-под нее показалось уже знакомое, раскрасневшееся лицо ботаника, который меня так раздражал.
— Ну, что, Михайло Иваныч. — Я сложил руки на груди. — Очки не запотели?
Тот, словно сдаваясь, опустил плечи.
— Привет, — произнес неловко.
— Машка твоя вон, чесанула от меня. — Кивнул в сторону улицы. — Так что ты, давай, рассказывай, что вы здесь делаете?
[1] КБЖУ — калории, белки, жиры, углеводы
[2] Тутси — имеется в виду комедия «Тутси» 1982 года с Дастином Хоффманом в главной роли, где его персонаж гримировался, талантливо выдавая себя за женщину.
30
Роман
— Рома, ты идешь? — Моя спутница нетерпеливо взмахнула руками.
— Сейчас! — Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выплеснуть на нее свое раздражение. Я сдержанно улыбнулся и снова повернулся к парню. — Я тебя слушаю.
— Мы здесь работаем. — Медведь почесал вспотевший лоб.
— В смысле?
Ботаник пожал мохнатыми плечами:
— В смысле, деньги зарабатываем. С Настей. Для… Ну, в общем, подработка такая у нас. Детишек развлекать, в кафе зазывать.
И словно в подтверждение его слов несколько мальцов подбежали и обняли мишку за объемные ноги.
— И сколько за это платят? — Спросил из любопытства.
— Немного. — Парень дернул головой, чтобы упавшая на лоб прядь не щекотала кожу.
— Я так и знал. — Вздохнул. — А очки у тебя все-таки запотели.
Медведь скосил глаза на переносицу.
— Блин. — Попытался снять их, но лапами это сделать было не так-то просто.
— Давай сюда. Помогу. — Я поднял руки, стащил с его носа очки, расстегнул куртку и протер линзы краем своей рубашки. — Держи.
Вернул.
— Спасибо. — Улыбнулся он.
— И часто вы так?
— Мы? — Ботаник нахмурился. — А-а, ты про работу. — Закивал, а затем отрицательно покачал головой. — Да. Нет.
— Ей-то понятно, деньги нужны, а тебе это зачем? У тебя вроде все есть.
Мохнатые плечи медленно приподнялись и опустились.
— Помогаю просто.
— Ясно. — Задумчиво осмотрел его костюм и покосился в ту сторону улицы, куда скрылась большая Маша. — Ну, передавай ей привет.
— Ага.
Я развернулся и сделал шаг, когда в спину донеслось:
— Я, это, хотел тебе сказать…
Обернулся:
— Что?
— Ты… — Ботаник сглотнул, его кадык нервно дернулся, а мохнатая голова чуть не выпрыгнула из лап. Он еле ее удержал и снова посмотрел на меня. — Ты Настю не обижай, ладно?
— Я? — Мне даже стало смешно.
Но парень оставался серьезен:
— Да. Ты. — Он прочистил горло. — Она хорошая.
Я улыбнулся.
— Это-то я знаю. — Хлопнул его по плечу. — И иначе, что? Если обижу?
— Я… я побью тебя.
От воспоминаний о доблестных подвигах очкарика в эпической битве при кафе на мое лицо снова полезла улыбка.
— А ты ее рыцарь, что ли?
— Я… я… нет. — Поджал губы он.
— Как тебя?
— Э… Женя.
— Короче, Э-Женя. — Ухмыльнулся, видя его смятение. — Я тебя понял. Обижать Настю не буду.
— Ага. — Он переступил с ноги на ногу. — И это.
— Что?
— Я хотел спросить про того парня. Про Левицкого.
— Боишься, что он будет вам мстить? — Я отмахнулся. — Даже не переживай. Мы с ним еще раз поговорили и все выяснили. Он извинился и не хочет неприятностей с серьезными людьми.
Ботаник кивнул.
— А ты… — начал заикаться он. — Ты это… ты из-за своей сестры, да?
Я выдержал паузу, взглянул на Юлю, ожидающую возле угла, и снова посмотрел на парня.
— В общем, да.
— А… и как она? — По его щекам расползлись красные пятна смущения.
— Кто? Ленка?
— Да.
— Нормально. — Я прищурился. — А вы что, знакомы?
— Мы… не… ну, в некотором роде. В общем, нет.
— Ясно. Привет ей от тебя передать?
— Нет! — Воскликнул это Женя, будто я только что напугал его вручением повестки в военкомат.
— Ладно, бывай. — Попрощался, усмехнувшись.
И поспешил к своей спутнице. Ужасно не хотелось ее злить. Рука у нее была чересчур тяжелой.
Настя
Зачем я сбежала? Да не знаю!
Сама себе объяснить не могу. Рома не должен был видеть меня в таком виде. Подумал бы еще, что я за ним слежу. И почему я такая катастрофичная? Еще и чихаю вечно не вовремя!
У меня в тот момент не было времени думать. Нужно было спасаться. А как еще, если не бегством? Это когда задачки по экономике предприятия решаешь, соображаешь быстро, а когда дело касается реальной жизни, то вся твоя природная неуклюжесть зачем-то лезет наружу, отчаянно тормозя мозговую активность. Вот я и побежала, а только потом уже подумала, как это будет смотреться. Блин блинский…
Еще и Женька. Не сообразил, что текать надо скорее. Остался там. Конечно же, Гай в первую очередь бросился к нему. И все, что я могла сделать, это стоять и наблюдать, пряча огромное Машино тело за угол здания и высовывая любопытную Настину голову, чтобы хоть что-то увидеть и хоть что-то понять.
Исаев потом сказал, что не выдал меня ему. Мало ли, зачем я убежала, может по делам? По важным. Срочным каким-нибудь. А самое главное, он не стал распространяться насчет того, зачем мы подрабатывали зазывалами у детского кафе. И я не хотела, чтобы Рома знал про мою маму. Это ведь мое личное дело. Ни к чему мне его жалость.
Я поблагодарила Женю за помощь, мы сдали костюмы и поехали в больницу. Ночная смена далась мне нелегко. Кажется, я даже спала — несколько раз по часу. Может, по два. Но снов не видела, или они были настолько сумбурными, что мне просто казалось, что я проваливаюсь в черную яму, зияющую под жесткой кушеткой. А потом приходилось снова вскакивать: убирать кровь, рвоту, менять постели, подавать судна. Морально было очень тяжело. Понятно, почему меня так долго не хотели брать на ночную смену.
А с утра я умылась в раковине, почистила зубы, кое-как прибрала спутанные волосы и поехала в университет. Женя подоспел вовремя, мы даже не опоздали. Ботаники ведь никогда не опаздывают, и, слава богу, Исаев тоже не подвел.
Первую пару занятий я боролась со слипающимися от усталости глазами, на второй считала солнечных зайчиков под монотонный полушепот старого преподавателя. К третьей — немного ожила. Тогда-то до меня и дошли слухи, что Гай взял новую вершину: добился лысой неформалки Кати Киселевой, за что и получил «леща» от взбешенной Кузиной.
Гадость.
Это только для студентов-сокурсников эта история была настоящей сплетней полугодия. Для меня же было очевидно — Гай просто выполнял условия пари, а, значит, плотнее подбирался и ко мне, как к объекту номер пять. От этого на душе было холодно и мерзко. Разве можно вот так? Обнимать кого-то без любви? Целовать? Или у парней вообще все чувства отключаются, когда включается похоть?