— Я с тобой.
А затем встала, подошла к двери, открыла ее и выглянула в коридор. Ромы уже не было. К сожалению.
Впереди меня ждала долгая борьба за нормальную жизнь для моей мамы, и без него у меня не было бы даже этого. Я должна была сказать ему. Сказать о том, что обязана ему многим. Даже больше, чем многим — почти всем. И если бы не он, я бы осталась совсем одна.
Зашла обратно в палату, села на стул, достала телефон и позвонила. Дяде, подругам, друзьям, двоюродной сестре. Всем сообщила, что мама вышла из комы. Со всеми разделила радость. Кроме Ромы. С ним я должна была поговорить лично.
Роман
У заветной двери меня снова будто переклинило. Все мое естество сопротивлялось тому, чтобы я входил внутрь. Душа понеслась вскачь, осталась лишь моя бренная оболочка.
Занес кулак, чтобы постучать, и замер. Ощутил пружинистые капли на своих плечах, почувствовал вес мокрой одежды, липнущей к телу, услышал запах дождя. Все, как в тот день. И единственное, чего боялся — опять нырнуть в отчаянную тоску и хлебнуть предательства, горького, как запах остывшего дыма.
И вроде бы хотел уйти, но не мог. Не для себя, для Насти. Ведь в голове все еще звенели слова Владимира Всеволодовича о том, что будет трудно, долго и дорого. И больше всего на свете мне хотелось помочь. Пусть она хоть сто раз пошлет меня к черту, зато я буду знать, что у нее все хорошо. Ее мать должна жить, и жить полноценно. И Насте с ее дядей одним не справиться.
С этими мыслями и я вошел в офис отца. Вошел, готовый заключить с ним мир на любых условиях. Ради своей Ёжки. Ради тех, кто ей дорог. Ради списка всего необходимого, который лежал у меня в кармане. Я готов был унижаться, чтобы просить у него любую работу, ведь я уже продал свои вещи. Камеру, часы, приставку, телефон, велосипед и все гаджеты, какие только были. Я хотел быть полезным, хотел заработать и помочь. Потому и пришел с повинной к отцу, заранее согласный на любое его решение.
А он просто подошел и обнял меня. Молча. И это простое объятие начисто выбило из меня дух. Я снова почувствовал себя мальчишкой, который нуждался в заботе и любви. А потом мы долго говорили, много извинялись друг перед другом и обещали попробовать начать все заново.
— Она меня не простит, — вздохнул папа и опустил взгляд.
— Простит. — Заверил я. — Один умный человек сказал, что если любишь, нужно добиваться прощения.
— Умный человек? — Печально улыбнулся отец.
— Да. — Кивнул я. — Твоя дочь.
Настя
На следующий день утром мы чуть не опоздали в университет. Влетели с Олей в переполненное фойе и начали судорожно раздеваться.
— Доброе утро, Таисия Олеговна! — Я протянула старушке пуховик, улыбнулась и тревожно глянула на висящие на стене часы.
До начала пары оставалось меньше пяти минут. Но мы хотя бы успели. А это как предотвратить апокалипсис!
— Доброе утро, девочки. — Сияющая добродушием бабулька протянула нам по очереди номерки.
Мы торопливо двинулись вверх по лестнице, и вдруг я заметила, что при нашем приближении любые разговоры стихают. Знакомые и не знакомые студенты расступались в стороны и замолкали, а некоторые из них смотрели почему-то прямо на меня — кто-то взволнованно, кто-то сочувственно. Но все — с интересом.
— А что происходит? — Тихо спросила меня Оля, оглядываясь по сторонам.
— Не знаю. Может, у меня спина белая?
Подруга осмотрела меня и пожала плечами:
— Вроде нет.
— Она. Она… Да, это она! Точно! — Шептали со всех сторон.
— Какого… — Только хотела выругаться подруга, как вдруг из-за угла появилась Марина, схватила нас за руки и настойчиво потянула за собой к подоконнику.
— Да что происходит? — Возмутилась я.
— Держи. — Савина передала мне планшет. — Я уже хотела этой Лидке рыло начистить за то, что она на каждом углу обсуждает этот спор! За то, что вчера все имена девчонок вытрепала нашим! А тут это. Вот. — Она нажала на кнопочку. — Ты должна это видеть.
Я дрожащими руками взяла планшет и посмотрела на экран. На главной странице небезызвестного всем сайта красовалось какое-то видео. Даже не нажав на воспроизведение, я знала, что оно заденет меня за живое. А нажав, чуть не лишилась чувств.
Ролик был снят Ромой. Точнее, он снимал сам себя.
Я взглянула по очереди на своих подруг. Те наблюдали за видео, раскрыв рты. Они, конечно, закрыли меня собой от любопытных глаз, но, думаю, весь университет уже был в курсе того, что мне предстояло посмотреть впервые.
— Привет. — Говорит экранный Рома и делает попытку улыбнуться. Его улыбка для меня, как удар под дых. Остается только свалиться на пол от переизбытка чувств. Как же я соскучилась! — Привет всем! — Явно нервничая, повторяет он.
Картинка пляшет, потому что парень перекладывает камеру из одной руки в другую.
— Это официальное обращение к черной метке. — Обращается он в объектив. — Я сам явился для получения наказания и надеюсь, что после того, как выскажусь, все оставшиеся вопросы отпадут сами собой. И мне, и вам, наверняка, уже успела надоесть эта история, которая успела обрасти массой слухов. Пришло время мне ее прокомментировать.
Он молчит. Его лицо показывают крупным планом. Каждую черточку, каждую любимую мной родинку и морщинку. И от нахлынувшей нежности у меня аж кровь приливает к шее.
— Да. Почти все, что было написано обо мне — правда. — Его взгляд блуждает по сторонам, а затем возвращается к зрителям. — Я поспорил со своим другом, что закручу романы с пятью девушками за месяц. Подробности вы знаете. Все так и было, пока я не увидел одну из будущих «участниц». Мою Настю. И тогда я понял, что ничего не выйдет. Что я заблудился. А она вдруг стала моим светом. Вытащила меня из темноты. А вместо благодарности я сделал ей больно.
Он опускает голову, и я слышу его тяжелое прерывистое дыхание. Жду. Мое сердце грохочет, пальцы дрожат, но вот, наконец, он снова готов говорить:
— Деньги — это то, что мешает нам видеть мир настоящим. Последние полгода я думал, что мне весело. Старательно делал вид, что все хорошо. На самом деле — пребывал на грани срыва, находился в состоянии непрекращающейся депрессии. Просто убегал от проблем. И только сейчас начинаю понимать. Кто все эти люди, которые окружали меня? Друзья? — Пожимает плечами. — Не знаю. Ребят, кто вы? Что у нас с вами общего? Почему мы проводили вместе время, а?
Рома смотрит в камеру и будто действительно ждет какого-то ответа.
— Мне нет прощения. — Тихо говорит он. И его лицо затягивает печалью. — Я прекрасно все понимаю. Я добровольно пошел на обман ради того, чтобы не лишиться тачки. — Трясет головой. — Тачки, понимаете? Вот таким я был уродом. Который считал, что может играть чувствами людей, и сам оставаться при этом человеком. Только так не бывает. Нет.
Рома сглатывает, и его кадык дрожит. Глаза наливаются влагой.
— Я тогда уже понимал, что влюбился. Понимал, что не смогу быть ни с кем другим, кроме Насти, но продолжал делать ей больно снова и снова. Да, я договорился со всеми девушками, они мне подыграли. Но это был всего лишь очередной самообман. Отдав другу машину, я думал, что все прекратил, но маховик лжи уже был запущен. Он раскрутился на полную и намотал на себя не только меня и мою жизнь, но и тех, кого люблю. Мне очень стыдно, и я хочу попросить прощения у всех, кого обидел.
Он закрывает глаза, а через секунду открывает их и вздыхает так тяжко, будто сдерживал дыхание несколько дней.
— Настя. — Обращается ко мне. И я это вижу. — Я не рассказал тебе самого главного о себе. Ты заставила меня остановиться и задуматься. Ты раскрасила мой мир красками. Мое спасение — в твоих глазах. Спасибо тебе за это. И, пожалуйста, прости. Ведь я тебя люблю.
Рома улыбается, и я вижу его сияние. Она разливается по экрану, согревая меня.
— Я не знал себя. Я не знал, кто я. А ты знала это всегда. Ты видела меня. А это большое счастье, когда тебя кто-то видит. Тебя настоящего. И ты позволила мне тоже увидеть меня. И теперь я не смогу быть другим. — Он замолкает, сглатывает, а потом хриплым голосом продолжает: — Люди ничего не понимают. Они смотрят друг на друга, и им кажется, что они знают друг о друге всё. Они оценивают нас по одежде, украшениям или оценкам в зачетке. Но это все неправда. — Он трясет головой. — Это я тебе не подхожу, Настя. Я! Ты трудилась, как пчелка, чтобы выжить в этом городе и спасти свою маму. А я кутил. И был настоящей сволочью. — Рома кусает губы. — Я ведь все это время не знал, что ты была совсем одна. Что ты больше меня и больше кого бы то ни было нуждалась в помощи. Но теперь все будет по-другому. Теперь у тебя есть Я.
У меня кружится голова. Я чувствую, как девочки смотрят на меня, но не могу оторвать взгляда от экрана. Как он решился на это? Как у него хватило духа, чтобы говорить такие вещи? Ведь все, кого он знает, посмотрят эту запись. И все, кого я знаю, тоже. Все. Каждый студент и преподаватель увидит эту исповедь!
— Я хочу загладить свою вину. А если не выйдет, я буду пытаться снова и снова. — Он с улыбкой поднимает взгляд. — Обещаю расти над собой и стать достойным тебя. Готов терпеливо ждать, пока ты меня не простишь. Потому что жизнь без тебя мне не нужна. Я верю, что мы созданы друг для друга, и хочу быть рядом. Хочу быть тем, кто всегда тебя поддержит. Хочу помогать тебе во всем. Хочу заработать столько, чтобы у тебя была гора платьев, и никто больше не смел обзывать тебя… сама знаешь, как. А если обидят — откручу им всем головы. И никто меня не остановит. — Его улыбка застывает где-то между отчаянием и надеждой. Но второе, кажется, перевешивает. — Настя, я схожу с ума, потому что влюбляюсь в тебя с каждым днем все сильнее. Разреши нам попробовать еще раз, и я не подведу!
Тупо пялюсь в темный экран. Смотрю и молчу. Раздается звонок. Я вздрагиваю, возвращаюсь в реальность и понимаю, что по моим щекам текут горячие слезы. Этот Гаевский, будь он неладен, переполошил всех бабочек в моем животе!