– Тот снимок, что мне прислал Дек, устарел, – резко заявила она, сняла потрепанного вида куртку для работы в условиях высокогорья, бросила ее на стол и села напротив меня. – Когда его сделали, у тебя было гораздо больше мяса на лице и гораздо меньше, ну, понимаешь, седых волос.
– Спасибо.
– Вот почему я опоздала. – Она жестом попросила передать ей мундштук трубки через стол. – Я дважды обошла это место, но не сразу тебя распознала. Вейл, верно?
Я кивнул, проигнорировав ложь – я был начеку и знал, что она ни разу не проходила мимо балконных окон, – и протянул ей трубку. Проследил за тем, как она делает затяжку, в то время как в левом углу гарнитуры Рис сама сверила изображение с моей собеседницей и запустила программу распознавания поведения. Как и Павел Торрес, Нина Учарима относилась к классическому нагорному типу – молодая, длинноногая и худощавая, одета так, чтобы все это продемонстрировать: рабочие шорты обрезаны чуть ниже промежности, полупрозрачные черные колготки, массивные ботинки на плоской подошве. Под свободной серебристой футболкой угадывались широкие плечи, а из-под рукавов с высоким вырезом выглядывали крепкие, стройные, мускулистые руки. В черных крашеных волосах попадались пряди таких цветов, словно их позаимствовали из какого-то бурного обмена энергией в Мембране. Спутанная масса волос окутывала лицо, смягчая очертания жестких андских скул, разреза рта и выступающего подбородка. Радужка глаз за большими линзами гарнитуры с пиратской прошивкой была ярко-зеленой, в уголках глаз собрались морщинки – следствие того, что их владелица была вынуждена наблюдать за течением жизни в Нагорье. Высокие и, скорее всего, искусственно увеличенные груди образовывали многообещающие холмики под незнакомым мне логотипом на футболке: высокая мрачная фигура, словно плащ волочащая за собой облака пыли, и словно процарапанная надпись «Приговорен к аду Разлома – Приближается буря».
– Итак, – сдержанно произнесла она и выпустила длинную струю дыма. – Дек сказал, что ты хочешь поговорить о Торресе. Что хочешь знать? Трахалась ли я с ним?
– Можем начать с того, почему ты с ним трахалась. Ты кажешься довольно сообразительной, а он, судя по полицейским отчетам, был полным долбоебом.
– Полный долбоеб. – Она пристально вгляделась в клубы табачного дыма между нами, словно могла разглядеть в них бывшего любовника. – Да, я бы сказала, это довольно точное описание. Хотя он был довольно мил. Очень большой член, а еще Торрес был очень… разговорчивый. Ты бы удивился, узнав, с чем готова мириться девушка в других вопросах, если здесь все идет как надо.
– Отрадно слышать. Он никогда тебе не рассказывал, что тут забыл?
Она ухмыльнулась, перекинула ногу через подлокотник кресла и опустилась пониже.
– Ты неправильно истолковал слово «разговорчивый». На самом деле общались мы не так много.
– Он приехал в Колыбель-Сити специально ради тебя?
– Он так сказал, да. – Она пожала плечами. – Однако по большей части он был лживым мешком дерьма, так что, кто знает, правда это или нет? Я здесь не единственная, кого он знал, у него тут была целая куча… друзей.
– Есть те, с кем он встречался особенно часто?
Учарима снова пожала плечами.
– Джефф Гэвел дал ему работу, поэтому он должен был встречаться с ним. Они пересекались, вместе ездили в центр города, и все такое. Насчет других не знаю.
Стало понятно, зачем она солгала с самого начала. Нина решила быть крайне уклончивой по любому вопросу, и первый обман настроил паттерны ее поведения на ложь по умолчанию. Что бы Учарима ни выдумывала, Рис было бы трудно выцепить это из общего соматического шума.
– В полицейском отчете сказано, что он говорил о большом куше, который вот-вот свалится ему на голову. Это верно?
Она снова затянулась. Посмотрела на меня поверх трубки.
– Ты не отсюда, не так ли?
– Зависит от того, что ты имеешь в виду. Я раньше работал в этом конце Долины вместе с Декейтером.
– Да, он так и сказал. Но ты ведь родом с Земли, да?
– С помощью еще нескольких мест.
– Неважно. Если бы ты родился здесь, то знал бы: большой куш, – она довольно ловко изобразила японского барабанщика, лупящего по тайко, – это единственное, о чем постоянно говорят в этом городе. Независимо от того, есть он или нет.
– То есть это был просто пустой треп?
– Да мне-то откуда знать? Как я уже говорила, я была с ним не разговоров ради.
– Он не сказал тебе, что у него в кармане билет домой?
Она покачала головой – как мне показалось, с некоторой яростью. Я решил поднажать.
– Немного странно, тебе не кажется? Куша крупнее, чем этот, и представить-то нельзя. Меньше чем через месяц – известная по всему Разлому знаменитость, к концу лета – землянин. Как думаешь, может, он не хотел распространяться, что уезжает? Не хотел ранить твои чувства?
Она криво усмехнулась и посмотрела на меня чуть ли не с жалостью. В ее голосе появилась странная, вызывающая гордость.
– Ты на какой планете живешь, приятель? Думаешь, парням вроде Торреса есть какое-то дело до того, что там испытывает девушка? Думаешь, в наших краях за такого парня можно удержаться бесконечным нытьем об отношениях и тому подобном дерьме? Если бы у него в кармане лежал билет домой, я бы об этом знала. Все бы об этом узнали – он бы кричал об этом с крыш.
– Или на крыше ангара на Гингрич-Филд?
Ухмылка завяла.
– Слушай, я не знаю, зачем он туда пошел. Как я уже говорила придурку из отдела розыска пропавших без вести, мы оба в тот момент изрядно накачались.
– И с тех пор ты его больше не видела?
Она преувеличенно тяжело вздохнула.
– Именно. Я так и сказала копам.
– Ты уверена в этом?
– А ты думаешь, это могло вылететь у меня из головы? – Она снова затянулась и выдохнула на меня клубы дыма. – Слушай, ты действительно этого хочешь? Чтобы я повторила все то же, что уже рассказала копам, на случай, если в этот раз решу что-нибудь рассказать по-другому? Становится немного скучно.
«Она уклоняется от ответа, – прошептала Рис. – Уклонялась с тех пор, как вошла, но, похоже, сейчас самая суть. Предлагаю…»
«Да, я знаю».
Я расслабился и протянул руку за трубкой.
– Ладно, Нина, я бы не хотел, чтобы тебе было скучно. Так что вместо этого ответь-ка мне лучше вот на что: ты говоришь, Торрес никогда не упоминал о «Полете домой» ни тебе, ни кому-либо еще в Колыбель-Сити, и ты считаешь, что у него вообще не было билета. Хочешь сказать, в «Вектор Рэд» лгут? Это что, какая-то подстава? Торрес не выигрывал в лотерею?
Она наклонилась, протягивая мне мундштук, ближе чем нужно. Снова наградила меня этой маленькой жесткой улыбочкой.
– Я хочу сказать, приятель, что Паблито Торрес ни разу в своей жизни даже не участвовал в лотерее «Полет домой».
Над головой зеленый волновой фронт иззубренной линией прорезал Мембрану с востока на запад. По его следам пронеслись волны остаточных зарядов, золотистые и серебристо-серые. С окружающих нас столиков испуганными птицами поднялся шепот. Небо весь вечер устраивало подобные представления, но это затмевало все предыдущие. Несколько курильщиков встали и замахали руками, кто-то присвистнул. Учарима даже не подняла глаз. Глаза с зеленой радужкой были прикованы ко мне, линзы следили за моей реакцией. Я смотрел прямо на нее, а слабый треск разрядов доносился до нас шепотом ночного дождя.
– Ты собираешься курить или как?
Я моргнул и посмотрел на забытый в руке мундштук трубки.
– Прямо сейчас – пас. Слушай, если это правда…
– Почему я не сказала копам? – Она протянула руку, требуя трубку. Я передал ту ей, Нина глубоко затянулась, наслаждаясь моментом. Выпустила в мою сторону пару идеальных маленьких колечек дыма, дважды подвигала бровями вверх-вниз хохмы ради, затем выдохнула остаток.
– Я ни разу не упомянула об этом местным копам или отделу по розыску пропавших, – произнесла она, немного запинаясь, – потому что ну их на хер. Продажные ублюдки, все как один на подсосе у мэра или Дека, или Гэвела с его Командой. Просто повторяют заученные движения. И эта, сука, урина сверкающая из Брэдбери, Томатин, Тамора, как же там его звали…
– Томайро.
– Точно. Томайро. – Она сделала еще одну затяжку и взмахнула трубкой. – Ебаный пиджак из центрального управления. Весь допрос пялился на мои ноги. Ему было насрать на Пабло, да на все, что здесь творится. Я прямо чуяла, как от него несет дорогим bocadillo[7] с распечатанным беконом, списанным на служебные расходы.
– Звучит похоже на него. В Брэдбери его называют Томайро Висяк.
Она моргнула, медленно улыбаясь.
– Висяк.
– У него большая часть дел висяки. – Я ухмыльнулся в ответ, ткнув двумя указательными пальцами в потолок. – Это правда. Он этим славится.
Она хихикнула, а потом разразилась хохотом. Внезапно она показалась мне очень молодой. Я курил намного меньше нее, и Рис трудилась не покладая рук, нейтрализуя эффекты всего того, что я успел вдохнуть, но тоже решил непринужденно посмеяться, чтобы составить Учариме компанию. Это было нетрудно. Я взял у нее трубку и подождал, пока она успокоится.
Возможно, она это заметила. Выпрямилась в кресле и внезапно посерьезнела.
– Ну ладно, слушай. Я знала Пабло Торреса еще с тех пор, как мы оба детьми пытались выжить в крайне тяжелых условиях Сомбры. Я его лет с трех помню, если не младше. Еще до того, как он начал всю эту ерунду и принялся называть себя Павлом, словно так отличался от всех остальных Пабло. Я трахалась с Пабло Торресом, когда мы оба учились в средней школе, нам обоим тогда было не больше семи или восьми. Вместе работали в рекультивации в «ЭдуКредитс», пока не уволились. Потом вместе заключили контракт, собирали вертикальные посевы вдоль ущелья Тита для «АресАг» и «Группы Горнило». После этого наши пути разошлись, но знаешь, мы наверстывали упущенное. Каждые несколько лет ложились в постель, если у нас не было ничего более серьезного. И я уверяю тебя, он никогда не участвовал в лотерее. Она его не интересовала. Думал, это для придурков и идиотов. «Что, по-твоему, они найдут на Земле, кроме еще большей гравитации, которая будет тянуть член к полу? – обычно говорил он. – Мы – марсиане, блядь, поэтому это не полет домой, а поездка в Дерьмовилл».