Я схватил планку под стойкой, оплатил счет, добавив к нему скромные чаевые. На другом конце бара седобородый бармен сморгнул какое-то увлекательное зрелище, на которое он пялился по гарнитуре, посмотрел на меня и кивнул в знак согласия. За затемненными линзами он казался старым слепым оракулом, познавшим мудрость путей Пачамамы и мира, с важным видом поощряющим меня на моем дальнейшем пути к просветлению.
И зачем я курил эту дрянь?
В те времена, когда я еще занимался соблюдением контрактных обязательств в округе Шельф, пять с лишним тысяч гектаров заброшенных ангаров, бункеров и заводов в Гингрич-Филд больше всего сходили у местных за хранилище городских легенд. Едва ли что-то изменилось с тех пор, как я уехал. Жизнь за пределами Земли провоцирует какой-то упрямый аспект нашей склонности к суевериям, похоже, все мы сильнее нуждаемся в монстрах и героях-спасителях, когда просыпаемся под чужим небом. Специалистка по психотехнике из БВ, с которой в Эксмуте я замутил интрижку во время учебки, считала, что это все разница в гравитации, круглосуточно и без передышки ощущаемая на клеточном уровне, именно она вызывает чувство глубокой тревоги, которую обычно заглушают ритмы и суровость Земли. «И эта старая инопланетная тоска, – поговаривала она, настойчиво хлопая меня по голому подростковому заду, – похожа на меня, Хак, ее нужно кормить». Если образование или здравый смысл не позволяют вам верить в пистакос, тарсисского ползуна или обретших плоть Записывающих Ангелов Инти, не переживайте, жуткие истории, которые местные рассказывают о Гингриче, все равно вас напугают.
Мы заметили его на горизонте, когда краулер в предрассветном сиянии выехал за пределы низкоэтажной восточной окраины Колыбель-Сити – скелетообразные краны на фоне неба, застывшие, как динозавры, застигнутые далекой вспышкой с эпицентром в Чикшулубе[9], складские сооружения с китовыми горбами, сгрудившиеся на фоне всепроникающего света, изъеденные коррозией бункеры, вонзившиеся в небо, словно пальцы какого-то похороненного заживо вестника дурной судьбы. «Именно здесь посадили и похоронили Великих Древних, – говорили слухи. – Они нашли их дрейфующими и замерзшими там, в Облаке Оорта[10], привязали и отбуксировали сюда бог весть для каких безумных целей. Понимаете, они не могли рисковать, отправляя тела на Землю, но хотели их изучить и осмелились привезти сюда».
Слишком эзотерично, слишком атавистично для вас? Как тогда насчет неуклюжих бесформенных фигур Токсичных зомби из Семнадцатой колыбели – покрытых жуткими шрамами остатков рабочей бригады, мутировавших, когда смертельно опасный биологический груз, по ошибке оставленный без маркировки, небрежно сбросили с крана, а он раскололся, содержимое вылилось, дымя и бурлясь, на несчастных рабочих. Прибывшие отряды корпоративных убийц вырезали тех, кого смогли найти, но в хаосе и темноте многим удалось бежать, ускользнуть по складским помещениям и тайным путям на стройплощадке. Так они и прятались там, жили как падальщики и каннибалы и, добавляли рассказчики зловещим шепотом, в конечном итоге породили свое собственное жуткое потомство.
Слишком смахивает на Гран-Гиньоль[11]? А как насчет скорбных призрачных разумов затерявшейся в веках марсианской ур-культуры? Их невольно выпустили земные археологи, когда в рамках сверхсекретной программы раскопок обнаружили древние машины в пещерах под Южной стеной и слишком поздно осознали, что построившие их существа в какой-то ослабленной спектральной форме остались рядом со своими механизмами, кто знает зачем, возможно, хотели защитить технику от какого-то страшного злоупотребления. Пусть практически никто и никогда даже мельком их не видел, но если зайти в ангары на Гингрич-Филд в определенные ночи, священные для ур-культуры, можно услышать, как они стонут и плачут в проходах и пространствах между колыбелями по всему, что сгинуло миллиард лет назад.
Такси пронеслось среди первых выступающих строений на поле, ряды ангаров и колыбелей все еще неясно виднелись в редеющем сумраке – наверху, над Мембраной и Южной стеной, уже должен был забрезжить марсианский день. Сюда, вниз, рассвет приходил несколько позже, но я надеялся, что к тому моменту, как мы доберемся до нужного места, темнота отступит. Рыскать наудачу в полуразрушенном ангарном комплексе плохо само по себе и без необходимости пользоваться акульим зрением.
Может, меня примут за призрака.
Или за члена – о, это одна из моих любимых историй – легендарного Потерянного взвода из Черного Люка.
Да, я про них.
Едва сохранившие человеческие черты посторганические киборги-оверрайдеры, выращенные искусственно на случай, если Свободные народы Марса попытаются сбросить оковы земного угнетения, были похоронены в криокапсулах, выстроенных тесными рядами где-то в Гингрич-Филд. После этого версии разнятся. В одной координаты местоположения капсул были потеряны – ну да, кто не складывал партию суперсолдат в криокапсулы, а затем, отвернувшись на минутку, не забывал о том, где их оставил? – и они оставались заброшенными, пока какие-то дети случайно не наткнулись на них и не запустили протоколы пробуждения. Оверрайдеры проснулись, перебили всех детей и до сих пор по ночам бродят где-то поблизости.
Или – выбор ваш – они проснулись, почувствовали себя в долгу перед детьми и какое-то время выполняли их приказы, но в конце концов ушли. Если вы на них наткнетесь, то смело можете просить о рыцарских милостях. Потому что нет в мире ничего, что бы нам, оверрайдерам, нравилось больше, чем неоплачиваемое геройское дерьмо.
Или вот еще лучше – весь Потерянный взвод из Черного Люка на самом деле вовсе не потерян, а надежно спрятан где-то между заброшенными ангарами в Гингриче. Они все всё еще спят и, вследствие какой-то ошибочной подпрограммы в генном коде, превратились в несгибаемых Воинов Чести, которые восстанут в Час Величайшей Нужды Человечества.
О, да!
Я еще не слышал ни одной истории, в которой они бы спали чуть ли не на улице в капсуле посреди Вихря и, чтобы выжить, хватались за любую грязную работу, которую им подкидывали местные правоохранительные органы.
Такси резко свернуло влево. Достаточно резко, чтобы заподозрить, будто за рулем сидит человек. Я выглянул в окно, пульс участился.
«Это что сейчас такое было, Рис?»
«Нас взломали. Нестабильность – результат моего противодействия. Пытаюсь восстановить протоколы управления».
«Ублюдки. Ты видишь, куда мы направляемся?»
«Восемь целых и семь десятых километра к юго-востоку. Тысяча девятьсот метров к северу от ангарного комплекса „Сандеко“. Сопоставление с топографической съемкой предполагает близость к посадочной площадке. Наши новые друзья, вероятно, прибыли сюда по воздуху».
«Да, и именно так, скорее всего, они планируют нас убрать. Похоже, кто-то чертовски сильно хочет с нами поговорить. – Такси не проявляло никаких признаков замедления или попыток сменить курс. – Ты можешь это исправить, Рис?»
«По всей вероятности, нет. Перенаправление было сгенерировано в базовых протоколах – взлом осуществлен в источнике владельца или оператора. Очень высокий уровень. Однако я могу замкнуть и уничтожить весь навигационный интеллект, в этом случае транспортное средство обязано вслепую вернуться на безопасном ходе в исходный гараж для ремонта».
«Нет, – я сел, чувствуя, как меня охватывает горячий прилив. – Не делай этого. Они находятся на посадочной площадке, а значит, у них есть транспорт и они смогут нас нагнать. Прижучат еще до того, как мы преодолеем половину пути. Как насчет полного выгорания? Ты сможешь остановить машину прежде, чем мы доберемся до них?»
«Это потребует полного демонтажа систем. Как только это произойдет, пропадет любая возможность управления навигацией, воздействие будет немедленным. А мы движемся довольно быстро».
Я снова выглянул в окно. Мимо проносились малоэтажные складские помещения и ангары – казалось, мы даже набираем скорость. «Есть ли какой-либо способ убедиться, что мы сможем выбраться из этой штуки после того, как ты сожжешь все системы?»
«Я могу отпереть дверные замки, но…»
«Сделай это, – рявкнул я. – Полное уничтожение систем. Сейчас же!»
«Выполняю».
Краулер задрожал всем корпусом, завилял из стороны в сторону, салон наполнился резким запахом сгоревшей электроники. Из-за приборной панели доносилось непонятное машинное бормотание. Над головой взорвалась подвешенная на тонких, как нити, кабелях контрольная панель, плюющаяся синем пламенем словно живое существо. Краулер тряхнуло, на этот раз еще резче. Информационная панель закричала.
«Приготовься к удару», – безмятежно посоветовала Рис.
Я почувствовал, как включились тормоза краулера. Машина дернулась, слетела с дороги и покатилась в сторону, словно игральная кость, брошенная разгневанным игроком. Еще одна панель оторвалась от крыши и ударила меня в голову. За окном замаячило что-то темное – я резко повернулся и увидел стену ангара, надвигающуюся на нас словно решетка автопогрузчика высотой в сто метров…
Затем наступила тьма.
Глава тридцатая
Я очнулся в пыли и тусклом красном мраке. С полным ртом реголита – этот вкус забыть нельзя – в голове звенит, правый глаз чем-то залеплен.
«Стату… – Я закашлялся и выплюнул немного грязи. – Статус. Рис, скажи мне, что мы не умерли. Скажи мне, что я ничего не сломал».
«Мы оба функционируем. Искусственный интеллект краулера мертв».
Я был почти уверен, что уловил в голосе Рис нотку удовлетворения. Я кое-как огляделся по сторонам своим единственным работающим глазом. Мне не понадобился акулий режим или усиление от гарнитуры, которая – какое облегчение – все еще оставалась у меня на голове. Красное пульсирующее свечение исходило от шести одинаковых ромбов аварийного освещения, размещенных вдоль всей кабины. В тусклом свете продолжал дрейфовать суп из ультрадисперсной пыли. Я понял, что краулер перевернулся и я лежал, скрючившись, на передней панели кабины среди чего-то, напоминавшего большую кучу грязи. Окна с одной стороны были разбиты – похоже, мы упали на эту сторону и пропахали ею борозду в реголите, – но другая половина кабины казалась неповрежденной. Я снял гарнитуру, потер правый глаз, зрение потихоньку стало возвращаться. Мои пальцы остались липкими и влажными. Похоже на кровь, но при таком освещении это могло быть все что угодно.