Я откинул голову назад. Приоткрыл веки на миллиметр и оценил обстановку.
Ниже. Мы опустились ниже. Низкий потолок давил на плечи в тусклом желтоватом свете от старинных ромбовидных ламп, встроенных в стены. На одной стене насосное и измерительное оборудование, длинная труба метровой ширины пересекает две трети помещения на креплениях на уровне пояса, аккуратно разделяя камеру надвое, затем под прямым углом опускается в толстый запорный хомут и уходит в пол. Петли и вторичные запорные механизмы идут вдоль середины приподнятой секции, к полу внизу приварен большой поддон, собирающий воду – смахивало на какую-то станцию для отбора проб экзотических сточных вод. Слабый, но вездесущий фоновый запах едких химикатов в теплом как кровь воздухе.
На противоположной стороне трубы находился Чанд, все еще в инвалидном кресле. Мы сидели лицом друг к другу, и, судя по ощущениям, меня к нему приковали. Отсутствие вони и сырости в нижних частях тела подтвердили последние воспоминания перед тем, как я отключился от выстрела из дергача, – меня раздели, вымыли и переодели в чистые штаны, прежде чем посадить здесь. Для следующих действий мой внешний вид, судя по всему, был крайне важен во всем.
Слева, где-то в метре, стоял Ретивый, настороженно меня разглядывая. Поскольку гарнитура все равно подскажет ему, что я пришел в сознание, я приоткрыл глаза и зашелся в приступе удушающего кашля. Он подскочил и резко сунул мне в рот палец в перчатке, проверил язык. Я вытерпел это и принялся кашлять еще сильнее, до дрожи во всем теле. Кресло, в котором я сидел, закачалось.
– Какого хера ты с ним делаешь? – поинтересовалась Аллаука голосом оскорбленного лица, наделенного властными полномочиями. – Я же тебе говорила не…
– Похоже, он задыхался, мисс Аллаука. Я… вот и все. У нас все хорошо. – Ретивый положил другую руку мне на лоб, чтобы удержать на месте, вынул пальцы изо рта. Покачал головой. – Никогда раньше не видел, чтобы кто-то так быстро приходил в себя после выстрела из дергача.
– Что ж, хорошо. – Она поджала губы. Очевидно, я расстроил ее планы. – С возвращением, Вейл.
Я издавал тихие, бессвязные звуки, сохраняя расслабленное выражение лица. Позволил голове упасть вперед, словно устал. Они усадили меня на простой стул с каркасом из углеводородного волокна, крайне непрочный по сравнению с инвалидной коляской Чанда, но в целом довольно стойкий. Опутали пластиковыми кабелями – я осторожно проверил оковы и выяснил, что те почти не поддаются. Из-за плеча Аллауки выглянул Густаво и фыркнул:
– Да, то еще возвращение. На генном уровне, значит, Вейл? Крутой Черный люк! Взгляни на себя сейчас!
Я сверлил взглядом свои колени. Я неправильно оценил сведения Себа Луппи. Аллаука примчалась в «Крокус Люкс» не потому, что ее вызвал Декейтер, – она пришла потому, что у нее был жучок в святая святых Декейтера и этот маленький жучок известил ее о моем появлении.
А я все проморгал.
Когда Густаво пришел за мной, я пошел за ним с доверчивостью марсианского идиота, голосующего за следующий срок Малхолланда. Я считал его человеком Декейтера точно так же, как эти долбоебы-избиратели по какой-то неведомой мне причине всегда считали своим Малхолланда. И я без лишних раздумий повернулся к нему спиной в присутствии Аллауки. Крыть нечем – я облажался. Мне было тут самое место, на этом херовом стуле, на этой дерьмовой планете, которая так много думает о себе, но вечно тонет в хаосе.
Гнев на собственный непрофессионализм пронзил меня, раздул тлеющие угли.
– Я, сука, убью тебя, Гус, – невнятно пробормотал я, не поднимая головы. – Если Милт не раскроет тебя первым и не сделает это за меня.
Густаво расхохотался:
– Зак, ты слышал? Оверрайдер собирается меня убить.
Ретивый засмеялся в ответ.
– Давайте пока не слишком радоваться собственной крутости, – резко сказала Аллаука. – Я хочу, чтобы все было обставлено как надо. Милтон Декейтер думает, что Вейл здесь при поддержке Брэдбери, и у меня нет никаких оснований ему не верить. Если и когда они начнут здесь вынюхивать, все должно выглядеть достоверно.
– Это не проблема, мисс Аллаука, – фыркнул Ретивый. – Перегрузка давлением, все дела. Вейл хочет помучить мистера Чанда, не знает, как работать с системой, портит протокол сброса, пока пытается его отключить. Все это место разлетается на куски, Вейл не успевает выбраться. Двадцать тысяч тонн нанобетона, сто тысяч литров шлама – все падает ему на голову. У них неделя уйдет только на то, чтобы здесь все раскопать и найти то, что от него осталось. К тому моменту, благодаря химикатам и жучкам-уборщикам, они не получат ничего, кроме отбросов.
Аллаука вздохнула.
– Не самое элегантное решение, но должно сработать.
Я прекратил свое поспешное общение с Рис. Поднял голову с вялостью, которую было не так уж трудно подделать.
– Брось, Аллаука, – язык заплетался. – Проснись и почувствуй аромат реальности, хватит парить в космосе. Твой план не сработает, и ты это знаешь.
Быстрые шаги по темному металлическому полу. Ее тень упала на меня. Я поднял голову, встретился с ней взглядом, оскалил зубы.
– Такое можно скормить отделу по розыску пропавших людей, как ты это сделала после исчезновения Торреса, но я – острие копья Никки Чаканы. У тебя есть друзья в городе, ты все о ней знаешь. Ты действительно считаешь, что сможешь отмахнуться от отдела убийств ДПБ?
– Чакана, говоришь? – Аллаука, кажется, задумалась. – Судя по городским новостям, у Чаканы сейчас дел по горло. С этим аудитом ее ресурсы размазаны тонким слоем. Думаю, пройдет немало времени, прежде чем тебя хватятся.
Я подавил приступ паники.
– Я здесь по делу аудита, Ракель. Мое убийство наделает много шума, рано или поздно они придут за тобой. Местным деревенщинам вроде тебя убийство детектива из убойного с рук не сойдет. Когда случается такое, они посылают отряды зачистки.
Она улыбнулась мне почти по-матерински.
– Хм, они так делают? Если уж честно, для всех заинтересованных сторон было бы намного лучше, если бы ты послушался меня наверху и всадил пулю Чанду в лицо. Тогда ты бы смог уйти, по крайней мере, на какое-то время. Теперь все запуталось, но знаешь что? Ты – не детектив из убойного ДПБ, так что, я думаю, мне все сойдет с рук.
– Продолжай убеждать себя в этом, – я старался скрыть нотки отчаяния, но у меня было подозрение, что она права. – Сейчас всем заправляет Земной надзор. Так что с захоронением тел и подделкой документов покончено.
– Почему-то я в этом сомневаюсь. Видишь ли, вот именно этого Торрес так и не уяснил – не понял настоящую механику власти на этой планете. Это как матрешки, Вейл, все выстроились друг за другом. За Джеффом Гэвелом – Милтон, за Милтоном – я. Торрес был не совсем глуп, это он понял. Но за моей спиной стоит региональный губернатор, а за ним – Малхолланд. А за Малхолландом – вся корпоративная махина Марса. Ты ведешь дела с той матрешкой, в чье лицо можешь заглянуть. Но ты никогда, никогда не забываешь о том, что за этой матрешкой стоит другая, выше и тяжелее, которая смотрит далеко за твою спину, за горизонт, о котором ты даже не представляешь. И если твое предложение затуманит это видение, тогда все матрешки обрушатся на тебя с убийственной силой.
– Как ты обрушилась на Торреса?
– Вейл, Вейл, – она развела руками в добродушном раздражении. – Тебя по-прежнему ведут ярость и обида? Ты все еще ищешь цель? Клянусь, раньше ты был умнее. Я же тебе сказала, когда ты сидел в гарнитуре, что не поднимала руку на Павла Торреса. Почему тебе так трудно это принять?
Я уставился на нее в ответ и, как ни странно, в ее небрежном отсутствии враждебности почувствовал холодное и бесстрастное дыхание собственной неминуемой смерти, дышащей мне в затылок. Для Ракель Аллауки и всего механизма Колыбель-Сити это не было чем-то личным или близким. Всего лишь бизнес, простая безопасность. Аллаука заранее убирала с доски неприятную фигуру, просто чтобы перестраховаться.
Для каждого из нас это было не впервые. В старые недобрые времена СК я и сам несколько раз выполнял для нее подобную работенку.
Я сдержал дрожь, которая была в равной степени воспоминанием и яростью. Я ее похоронил. «Оттягивай момент, Вейл, любым возможным способом». Я вздернул подбородок в сторону Аллауки, сверля ее пристальным взглядом.
– Если ты не трогала Торреса, тогда скажи мне, в чем заключалось его предложение? Что такое «Каньон Корриенте Девятнадцать»? Говори! Теперь-то какая разница?
Аллаука на мгновение замолчала. Очевидно, увидела в моих глазах что-то такое, что требовало ответа. Затем снова вздохнула:
– Хочешь сказочку на ночь, да? Хочешь какого-то смысла? Прекрасно. – Она кивнула Густаво: – Принеси мне стул. Затем иди и забери его оружие, нужно, чтобы его нашли при нем. И скажи Гэвелу, чтобы остальные паковали вещи. Полное уничтожение всего – словно никого из нас здесь никогда не было.
В углу помещения, как группа ожидающих вызова застенчивых свидетелей, стояли несколько каркасных стульев из углеродного волокна, подобных тому, к которому я был привязан. Густаво подцепил один из них рукой, притянул к себе и поставил на пол в паре метров от меня. Наградил меня жалостливым взглядом и направился к двери. Затихающие шаги по железному коридору.
Я кивнул ему вслед.
– Гэвел, значит? Ты всю Наземную команду собрала для этой поездки?
Она пожала плечами.
– Из них получаются полезные бойцы. Я стараюсь, насколько это возможно, не выметать сор из избы.
– Ты вообще не боишься, что он проболтается Декейтеру?
– Не особо. Гэвел знает, что в его интересах.
– А Густаво? Что насчет него? Подобные бугаи не годятся для игры вдолгую. Рано или поздно он что-нибудь выдаст, и, когда он это сделает, Декейтер выяснит, что на самом деле здесь произошло. И сдаст тебя с потрохами.
– Ты действительно так думаешь? – Она задала вопрос мягким тоном, словно действительно его обдумывала. – Мне кажется, ты ошибаешься. У Джеффа Гэвела и Густаво есть свои пределы, но в конечном счете это не имеет значения. А вот Милтон имеет.