familias andinas вспомнят и о налете на «Седж», и о первоначальном взломе… а дальше они прикроют всю мою операцию.
Я уловил легкое колебание. Увидел уязвимую точку, которую так долго ждал. Я ухмыльнулся, попытался сдержаться и сохранить дружеский тон.
– Брось, Идальго. Откажись от этого.
Момент затянулся. И тогда я увидел ту самую вспышку в глазах, которая напомнила о людях, которых мне пришлось убить на «Невесомом Экстатике». И кажется, именно тогда я понял, как все повернется, понял, что никакие ухищрения не помогут провернуть это дело бескровно.
– О чем… – прерывисто спросил он, – ты говоришь?
– Я говорю о Джулии Фаррант, мой флотский приятель. Подружке Паблито, еще одной идиотке с Нагорья, которую ты отправил туда и которой хватило мозгов, чтобы попробовать товар. Я знаю о ней все. Вот за кого ты боялся, опасался, что ее смогут выследить, если ты оставишь хоть какие-то следы Торреса. Фаррант была вторым вашим шансом доставить домой улики. Если бы вы смогли ее найти. Кстати, как там с этим обстоят дела?
Он ничего не сказал, лишь молча смотрел на меня с каменным выражением лица.
– Сакраниты оказались слишком крепким орешком, чтобы их можно было легко взломать, да? Что случилось, от тебя за милю несет Флотом? Полагаю, одного дуновения хватит, чтобы они захлопнулись перед тобой, словно люк в переборке при взрыве.
По-прежнему ничего. Только глаза, только сдерживаемая в изгнании ярость, скрывающаяся за ними, прищуренный взгляд прикован ко мне, как прицел дальнобойной винтовки. Я дружелюбно улыбнулся в ответ:
– А что, если я смогу заключить для тебя сделку?
Глава сорок седьмая
Рикши, сидящие под нанобетонными стенами станции «Приют викинга», по-прежнему резались в думбал.
В этот час игроки укутались потеплее, запахнувшись от ночного холода в стеганые куртки красного и пурпурного цветов и подняв воротники. Они передвинули катушку кабеля, служащую им столом, подтащив ее прямо под лампу Дорна, встроенную в нанобетонную конструкцию над головой. В ярком конусе исходящего от лампы света семеро игроков сосредоточенно склонились над своими картами. Столпившиеся вокруг них зрители комментировали происходящее настолько громко, что мы подошли довольно близко, прежде чем нас заметили. Такси выстроились в два ряда нос к носу друг с другом чуть дальше линии огней.
Парень, возивший меня в последний раз, был среди зрителей. Заметив меня, он протиснулся к выходу, но его ухмылка исчезла, когда он с сомнением оглядел компанию, в которой я появился.
– Понадобятся три рикши, чтобы вас отвезти, – сказал он, – по трое в первые две машины, а этот парень поедет в третьей. Такой большой бугай, как он, ездит один.
Идальго глянул на самого крупного из своих силовиков, молчаливого двухметрового Тарсисского бродягу по имени Бадару, который и десяти слов не сказал с того момента, как нас представили.
– Слышал, Бэдди? Они хотят, чтобы ты поехал один.
Великан фыркнул.
– Полное бредшламовое дерьмо.
– Видишь ли, там, откуда мы приехали, – протянул Идальго, снова переводя взгляд на рикшу, – в велорикше могут разместиться до пяти человек, и я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь на это жаловался. Ты же здесь не с земной гравитацией имеешь дело? А теперь найди мне еще одного рикшу, и покончим с этим.
Одновременно молодое и старое гималайское лицо не изменилось.
– Я понятия не имею, откуда ты, приятель, – он обвел жестом толпу, собравшуюся за игрой в думбал. – Но здесь ты не найдешь никого, кто повез бы больше троих зараз.
Взгляд Идальго стал жестче.
– Вы что, в профсоюз все объединились?
Он пребывал в дерьмовом настроении с того момента, как мы встретились на платформе в Спарквилле. По-видимому, работа под прикрытием на улицах Брэдбери несла с собой такой уровень оперативного стресса, с которым ему уже давно не приходилось сталкиваться.
– Это было бы незаконно, – мягко ответил рикша. – Я просто рассказываю, как работают здешние парни. Куда вы вообще собрались?
Я предостерегающе взглянул на Идальго:
– Фэйрчайлд-Луп, 447. И три такси – это нормально.
– Фэйрчайлд, да? Вы что, ребята, стартаперы?
– Что-то в этом роде, – ответила Мадекве, и, встретившись с ней взглядом, я подивился уровню глубинной усталости, который я в нем увидел.
Три дня, почти уже четыре, прошло с тех пор, как Мэдисон, не оглядываясь, вышла из «Крокус Люкса».
Я хотел поехать с ней по крайней мере до городских окраин, но она отмела эту возможность еще до того, как слова слетели с моих губ. Я ни при каких условиях не встречусь с Идальго до того, как она подготовит почву, а если уж я так переживаю об эскорте, мне не следовало убивать тех двух сопровождающих, что она привела с собой. Нет, эти мягкотелые помощники из ОПГ ей тоже не нужны. С ней все будет в порядке.
«Я зарабатываю этим на жизнь, Вейл. Постарайся это запомнить».
«Последние сорок восемь часов я пытался этого не делать, – говорю я. Но улыбка, которую вызывают эти слова, лишь едва заметно подергивает ее длинный подвижный рот. Мы стоим в вестибюле отеля в нескольких сантиметрах друг от друга. За нашими глазами постоянно мелькают и развертываются системы, но под этой филигранной завесой творится что-то еще, и никто из нас не хочет слишком пристально в это вглядываться, опасаясь разрыва и того, что может выплеснуться из раны».
«Просто выполни свою часть сделки, – коротко говорит она. – В этом я полагаюсь на тебя».
Я пожимаю плечами.
«Урок доверия. Работает в обе стороны».
А затем она миновала приоткрытые двери и струи увлажнителя воздуха и вышла в засушливый холод нагорной ночи. Обратно к Идальго и ее флотским заботам.
Микромаячок, который я еще в номере прикрепил под подол ее пальто, гаснет еще до того, как она проделывает половину пути до городских окраин.
Когда это происходит, я не могу удержаться от улыбки.
Следующие несколько дней были слишком загружены, чтобы зацикливаться на периферийных устройствах. Нужно было продумать местную логистику, скоординировать транспорт, обсудить мелкие детали с участниками, которые в лучшем случае были настроены скептически. Планирование на случай непредвиденных обстоятельств, оценка рисков. Брэдбери перевернули с ног на голову, город гудел, словно треснувший контейнер для кодовых мух – свежие намеки на коррупцию и злоупотребление служебным положением каждый день проносились в прессе как дуновение от спрятанного гниющего трупа. И с каждым днем повсюду крепла уверенность, что в ближайшее время со всем этим нужно будет сделать что-то масштабное. Я видел схожую динамику действий в Рое, как раз перед началом репрессий. Демонстрации и мелкие беспорядки, тупоголовые инстинктивные демагоги чуют запах и выходят повеселиться. Бронированные копы в действии. Пока никто не готов показать свою силу, но уже чувствуется общее стремление к насилию на улицах, язвительная ненависть в потоках данных и все более тупое балансирование на грани войны со всех сторон.
Нам говорят спасать корабль любой ценой.
Никто никогда не говорит, заслуживают ли пассажиры и экипаж таких усилий.
С подобными мыслями я стоял на перроне в Спарквилле и с запозданием заметил, что разгоряченный режим исчез.
Как и всегда, я не мог понять, рад ли этому или буду скучать.
Какие-то возгласы дальше на платформе – в мою сторону, размахивая кулаками в воздухе и хрипло-страстными голосами выкрикивая слова боевого гимна «ДеАрес Контадо», маршировала беспорядочная толпа фрокеров. Все молодые, по большей части мужского пола. Они бросали на прохожих злобные взгляды, и снедающий их зуд насилия можно было почувствовать, словно они в нем купались. Я никого не узнавал и – Рис быстро сопоставила и проиндексировала по визуальным воспоминаниям – никто не мог узнать меня.
Я все равно отступил на пару шагов, давая им пройти.
Подкатил следующий поезд, и фрокеры сели в него, расталкивая людей с расчетливой беспечной жестокостью. Через пару дверей от них из поезда вышли Мадекве и Идальго, за которыми следовало пятеро худощавых горцев с обветренными лицами, их небрежное поведение никого не обдурило. На них были большие свободные плащи, двое несли за плечами рюкзаки. Мадекве заметила меня и повела процессию в мою сторону. Мы кивнули в знак приветствия. Тем временем из вагонов поезда снова донеслось скандирование гимна «ДеАрес Контадо».
– Тупые клоуны, – пробормотал Идальго.
– Не волнуйся, – ответил я, – если все пройдет плохо, у тебя будет шанс перестрелять целую уйму таких же. Будешь косить их на улице словно маньяк, гоняющийся за откормленными цыплятами.
Парочка горцев, включая Бадуру, наградили меня странными взглядами с легкой примесью ярости. Интересно, какой частью своих подковерных планов Идальго решил поделиться с местными новобранцами.
С другой стороны, глядя на их лица, я пришел к выводу, что ему и не нужно было. У них был тупой и безразличный взгляд, на который я уже достаточно насмотрелся в трудовых лагерях, дешевых борделях и обязательных тренировочных колледжах, которые сшивали воедино то, что считалось гражданским обществом Нагорья. Они были твердолобыми марсианами до мозга костей, с рождения обработанными пескоструйкой в соответствии с жестокими ожиданиями Долины и ее хищническими нормами жизни. Эти мужчины и женщины знали, каков Разлом на самом деле – знали, что это океан с коварной экономической погодой и безжалостной динамикой пищевой цепочки, которая только и ждет возможности вцепиться в слабого. Благодаря слепой удаче они пробили себе дорогу к стезе насилия, что казалась вполне сносным плотом в этих водах, и с трудом поднялись на борт. Но они знали, поскольку еще по молодости обозревали горизонт, что океан бесконечен, в нем нет убежищ и надо оставаться на плаву – ничего больше значения не имеет.
«Человечество Высокого Рубежа – чего бы это ни стоило».