Неудача «блицкрига» означала, что одними военными средствами в этой войне победить невозможно. Самая главная битва развернется между государственными системами, экономиками, национальными богатствами враждующих сторон. Иными словами, судьба войны решится не на фронте, а в тылу. Вернее, тыл будет определять судьбу фронта. Расхожая фраза о том, что «победа ковалась в тылу» обычно употреблялась при рассказе о переводе экономики на военные рельсы. Но это был лишь один из трех факторов, приведших СССР к победе в изнурительной и долгой войне на истощение.
— Советская промышленность выдержала испытание войной.
— Война продемонстрировала высокую мобилизационную эффективность государства.
— Важным подспорьем для Советского Союза стала материальная помощь союзников.
Советская промышленность выдерживает испытание
В результате поражений начального периода войны основные силы регулярной Красной Армии были истреблены, но не меньший урон понесла и советская экономика. На потерянной территории до 22 июня 1941 года добывалось две трети советского угля, выплавлялось почти 70 % чугуна и почти 60 % стали, производилась половина продукции сельского хозяйства. Валовый объем промышленности к концу года сократился в два с лишним раза. Вся индустриальная «ось», тянувшаяся от Ленинграда до Азовского моря, была утрачена. Заводы центрального промышленного района хоть и остались по эту сторону фронта, но находились в пределах бомбового удара немецкой авиации, господствовавшей в небе.
Новой техники в действующую армию поступало мало, а старая почти вся была разбита или брошена. В декабре в строю осталось 1730 танков — из 24 598, имевшихся в июне по официальным данным.
После наступления на востоке в Рейх пошли эшелоны с донбасским углем, криворожской сталью, украинским зерном. В 1942 году Германия выпустила в четыре раза больше стали, в три раза больше чугуна, добыла вчетверо больше угля, чем Советский Союз. Помимо собственно немецких заводов на экономику Рейха работало пять тысяч предприятий оккупированной Европы. На них использовалась дополнительная и даровая рабочая сила — более полутора миллионов пленных, захваченных еще в 1939–1940 гг. Казалось, что, не сумев разбить СССР военным напором, Германия додавит противника индустриальной мощью.
Но этого не произошло. Уже в конце 1942 года советская промышленность стала выпускать не меньше вооружения, чем германская, а затем и обогнала ее.
Здесь безусловно сказались сильные стороны так называемого «ордынского государства»: его высокая способность к быстрой мобилизации всех ресурсов. «Командные» методы управления экономикой очень средне, а то и плохо работали в мирное время, но в условиях предельного напряжения национальных сил оказались весьма действенными. Германское правительство размещало заказы на частных предприятиях, оплачивало их, должно было тратить массу усилий на логистику и согласование производственного процесса, разделенного на составляющие, потому что одна фирма делала моторы, другая ковала броню, третья изготавливала ходовую часть или шасси, и так далее. В советском государстве достаточно было выделять бюджетные средства и отдавать приказы. Это была изначально военизированная экономика. Германия пойдет по тому же пути лишь в 1943 году — в куда менее жестком варианте.
Во время войны настоящим правительством Советского Союза являлся Государственный Комитет Обороны, состоявший в 1941 году из пяти, а с 1942 года из восьми членов. Каждый из них, помимо прочих обязанностей, лично курировал какую-то отрасль промышленности: Вячеслав Молотов — танковую, Георгий Маленков — авиационную и так далее.
Но был и уполномоченный, который руководил всей экономикой в целом — Николай Вознесенский, первый заместитель председателя Совнаркома, занявший столь высокий пост в 37-летнем возрасте. Это был классический управленец сталинской школы — авторитарный, требовательный, грубый, но обладавший незаурядными организаторскими способностями. На протяжении всей войны Вознесенский был при Сталине главным экономическим стратегом. Молотов вспоминает, что Вождь по всякому поводу непременно спрашивал, согласовано ли решение с Вознесенским.
Перевод советской экономики в чрезвычайный режим проводился по нескольким направлениям.
Во-первых, конечно, по линии финансовой политики. Она и до войны была сильно милитаризована, на оборонные нужды тратилось в среднем более 30 процентов бюджета, теперь же эти статьи расхода достигли 60 % (1943 г.). То есть (можно сформулировать и так) на 11-миллионную армию тратилось в полтора раза больше денег, чем на 80-миллионное население тыла и на все «невоенные» потребности страны.
Во-вторых, была осуществлена невиданного масштаба эвакуация заводов на восток. 1 500 крупных предприятий переместились в Поволжье, на Урал или еще восточнее — подальше от бомбардировок. Для перевозки оборудования и квалифицированной рабочей силы понадобилось полтора миллиона вагонов. Станки демонтировались, собирались заново — нередко прямо под открытым небом — и сразу начинали работать.
В-третьих, несмотря на очень тяжелую ситуацию с материальными и человеческими ресурсами, развернулось строительство новых военных предприятий и проводилась модернизация уже существующих. В 1942–1945 гг. появилось три с половиной тысячи новых заводов и фабрик, а семь с лишним тысяч были реконструированы. Для добычи электроэнергии спешно строились новые электростанции. Уголь Донбасса был утрачен, но эту потерю компенсировала усиленная эксплуатация восточных бассейнов — Кузнецкого, Карагандинского.
В-четвертых, СССР сразу же (а не на третий год войны, как Германия) перевел на военные рельсы всю свою промышленность, включая самые мелкие предприятия и даже кооперативы. Всё производство работало только на нужды фронта. Вместо тракторов выпускались танки, вместо обычной одежды — военная форма или парашюты, из обуви — только солдатские сапоги, и так далее. Производство товаров потребления фактически прекратилось.
Все эти экстренные меры начали давать результат во второй половине 1942 года, так что к Сталинградской битве снабжение армии начало налаживаться. В это время авиационная промышленность выпускала уже по 2 000 самолетов в месяц, а к 1945 году эта цифра увеличилась до 3 400. Всего же за годы войны советская индустрия произвела 130 тысяч самолетов, 100 тысяч танков и 800 тысяч артиллерийских орудий — вдвое больше, чем Германия. На финальном этапе при наступлении плотность использования боевой техники в местах удара достигала 300 пушек и 60 танков на один километр. Это преимущество и обеспечило победу.
Не менее важной для ведения войны была проблема продовольственного обеспечения. Советское сельское хозяйство, как мы помним, и в мирное время пребывало в довольно жалком состоянии, подорванное колхозной системой. Теперь же, после потери основной житницы, после мобилизации работоспособных мужчин, при полном прекращении работы тракторных заводов и перенаправлении всего горючего на нужды фронта ситуация стала совсем критической.
Плакат с лозунгом, адресованным тылу: «Всё для фронта, всё для победы!»
Государство разрешило ее теми методами, которыми только и владело: максимальным принуждением, еще большим «закручиванием гаек». В городах повсеместно были введены продовольственные карточки, продукты исчезли из свободной продажи.
Крестьян, и так задавленных нуждой, обложили удвоенным сельхозналогом. Колхозы отдавали государству практически всю свою продукцию, и выжить в деревне можно было только за счет личного хозяйства — сохранились колхозные рынки. Цены на них по сравнению с довоенными выросли в 18 раз — это был показатель реальной инфляции, которую официальная статистика тогда не высчитывала.
Все эти драконовские меры так и не восстановили довоенный объем госзаготовок, но с учетом продовольственной помощи из-за рубежа, о чем будет рассказано ниже, позволили обеспечивать всем необходимым армию. В тыловых регионах несколько раз приходилось снижать норму выдачи по карточкам, но хроническое недоедание не разрослось до размеров повального голода, как во время Гражданской войны.
Мобилизация населения
Основным капиталом страны, однако, были не предприятия и не колхозы, а люди. Система, одним из краеугольных камней которой было огосударствление, то есть закрепощение народа, хорошо умела использовать этот ресурс. Навыки, накопленные за годы коллективизации, индустриализации, террора, были применены в полной мере во время войны.
Прежде всего требовалось обеспечить солдатами армию, которую после летних поражений 1941 года фактически пришлось создавать заново.
Всеобщий призыв военнообязанных, объявленный прямо 22 июня, касался мужчин 1905–1918 годов рождения, но впоследствии возрастные границы расширились с 18 до 50 лет, а в конце войны, когда мужчин осталось мало, нижний порог снизился до 17 лет.
Всего за годы войны в Красную Армию были призваны или поступили добровольцами — невероятная цифра — 29,5 миллионов человек (некоторые источники называют и 40 миллионов). И это были не только военнообязанные.
В самый тяжелый период, когда немцы рвались к Москве и Ленинграду, а подкреплений не хватало, спешно создавались части «народного ополчения» — по примеру Отечественной войны 1812 года. В эти подразделения, которыми затыкали слабые участки фронта, брали всех подряд, вне зависимости от возраста, состояния здоровья и профессии. Многие шли добровольно, из патриотических побуждений, но иногда в ополчение записывали целые коллективы.
В рядах армии служило много женщин (800 тысяч), что в прежние эпохи было невообразимо, а во время Второй мировой войны стало обычным явлением — то же самое происходило в Германии, в Англии.
Но только в СССР придумали пополнять убыль солдат за счет заключенных. «Политических», как правило, в армию не брали, опасаясь измены, но тех, кто был осужден по «не-антисоветским» статьям, отправляли на фронт в массовом порядке — считалось, что добровольно. Подобным образом в 1941–1944 гг. Красная Армия получила почти миллион дополнительных бойцов.
Было бы странно, если бы мобилизация происходила без обычного системного устрашения. За дезертирство ввели смертную казнь, причем с конфискацией имущества, что обрекало семью осужденного на нищету. Паспортная система и институт обязательной прописки облегчали поимку тех, кто пытался уклониться от призыва. За время войны по «дезертирским» статьям в тылу было вынесено 336 тысяч приговоров (почти в десять раз больше, чем в Рейхе, который тоже не миндальничал с «уклонистами»).
Но людей мобилизовали не только в армию. Работа в тылу тоже была организована по законам военного времени. Здесь у советского правительства с его большим опытом эксплуатации и передислокации огромных людских масс тоже было преимущество перед Рейхом.
На время войны были отменены выходные и отпуска. Продолжительность рабочего дня повсеместно составляла 11, 12, даже 14 часов. Указ Верховного Совета от 26 декабря 1941 года объявлял всех работающих в военной промышленности «мобилизованными на производстве». Позднее этот режим неоднократно расширялся, охватывая всё новые сферы деятельности. Человек не мог уволиться по собственному желанию, не мог произвольно сменить место жительства, не мог снять деньги со счета в сберкассе — все довоенные вклады были заморожены.
Широко практиковалась «трудовая мобилизация», то есть принудительное (и бесплатное или почти бесплатное) привлечение к работе в промышленности, строительстве или сельском хозяйстве. Подобным образом было задействовано 12 миллионов человек.
Дефицит рук, образовавшийся вследствие мобилизации мужчин в армию, восполняли использованием труда женщин, пенсионеров, подростков и даже инвалидов (инвалидам третьей группы, если они отказывались работать, отменяли пенсию).
Узников ГУЛАГа подвергли настоящему «трудомору». Им прибавляли нормы выработки, до предела увеличивали продолжительность смен и держали впроголодь. Смертность в лагерях подскочила втрое. Если в наполовину мирном 1941 году скончалось 7 % заключенных (тоже ужасная цифра), то в 1942 г. и в 1943 г. умерло больше 20 %.
Важным инструментом дисциплинирования была искусственно нагнетаемая атмосфера тревожности. Повсюду предполагались шпионы и скрытые враги. Органы НКВД десятками тысяч арестовывали «распространителей панических слухов», «антисоветских агитаторов», «саботажников». Уклоняющихся, прогуливающих, нарушающих дисциплину сурово наказывали — исправительными работами, а то и лишением свободы. Исследователь демографического аспекта репрессий В. Земсков пишет, что за годы войны такого рода карам было подвергнуто 7,5 миллионов человек.
Особым направлением государственной политики по укреплению тыла стали массовые репрессии против целых народов, которых сочли неблагонадежными или в чем-то провинившимися.
Первая волна коснулась советских немцев — их по переписи 1939 года в стране насчитывалось 1,2 миллиона, а в Поволжье даже существовала автономная республика, населенная потомками колонистов еще екатерининского времени. Всех их, без разбора, вывезли эшелонами в Сибирь и Казахстан.
Когда фронт двинулся на запад, началась расправа над народами, которые, по мнению Вождя, «плохо вели себя» во время оккупации. Обычно было достаточно небольшого количества коллаборационистов из какой-то этнической группы, и вся она считалась запятнанной, ненадежной. Скажем, в Вермахте появился Калмыцкий кавалерийский корпус из военнопленных. Несмотря на громкое название, там служили всего несколько сотен человек, а в Красной Армии сражалось почти 30 тысяч калмыков, но жителей автономной республики это не спасло.
В ноябре 1943 года выселили карачаевцев — 70 тысяч человек. В декабре — калмыков. В феврале 1944 года — ингушей и чеченцев. В марте — балкарцев. В мае — крымских татар.
Исследовательница террора Энн Эпплбаум считает, что причиной этих депортаций было не избыточное возмездие за коллаборационизм, а обычная сталинская хладнокровная «профилактика»: «Скорее всего главным мотивом Сталина, по крайней мере при депортации кавказцев и крымских татар, было не воздаяние им за пособничество немцам. Более вероятно, что эти этнические чистки он задумал давно и использовал войну как предлог. Об „очищении“ Крыма от татар думали еще русские цари с тех самых пор, как Екатерина Великая присоединила полуостров к Российской империи. Чеченцы тоже немало досадили российским царям, а еще больше — властям СССР. В советской Чечне в первые послереволюционные годы и после коллективизации 1929 года произошел ряд антирусских и антисоветских выступлений. Еще один мятеж случился незадолго до войны, в 1940 году. Судя по всему, Сталин просто хотел избавиться от этого беспокойного, глубинно антисоветски настроенного народа».
Все ссыльные считались «спецпоселенцами» и тоже использовались на принудительных работах, самых тяжелых. По данным книги «Демографические потери депортированных народов СССР», высылке подверглось около 2 миллионов человек. Более 20 % погибли в процессе транспортировки или не выдержали условий ссылки.
Репрессии оправдывались высшими государственными соображениями: тыл должен быть монолитным и надежным — ведь там ковалась победа.
Материальная помощь союзников
Выковать победу в тылу было бы еще сложнее, если б не колоссальная помощь, которую оказывали СССР союзники. В одиночку советская промышленность со стоявшими перед нею задачами возможно и не справилась бы — особенно после того, как в 1942 году Германия стала перестраивать свою экономику под нужды длинной войны.
В феврале этого года у Гитлера появился свой «Вознесенский» — тридцатишестилетний Альберт Шпеер, возглавивший весь оборонно-индустриальный блок. Этот технократичный администратор превратил индустрию Рейха в единый военно-промышленный комплекс, заработавший с еще большей эффективностью, чем советская «кузница победы». За два года германская военная промышленность увеличила объем производства почти втрое. Методы трудовой мобилизации во многом были похожи на сталинские. К станкам и конвейерам тоже встали женщины; имелся у нацистов и свой «ГУЛАГ» — лагеря для военнопленных, и свои «спецпоселенцы» — «фремдарбайтеры» (рабочие-иностранцы) — в общей сложности 7,5 миллионов бесплатной или почти бесплатной рабочей силы.
В 1944 году ведомство Шпеера производило в 5,5 раз больше истребителей, чем в 1942 году, выпустило почти 19 тысяч танков и самоходных орудий. Если учитывать соотношение потерь (Красная Армия за войну потеряла в боях 96 тысяч танков; Вермахт — 32 тысячи), этого было бы вполне достаточно для нужд фронта.
Однако у СССР имелся еще один существенный источник материальной помощи — поставки союзников. Боевой техники Красная Армия из-за границы получила относительно немного (10 % пушек и минометов, 15 % танков, 17 % самолетов), но было множество иных потребностей, которые полностью милитаризованная советская экономика обеспечить не могла.
Из США поступили две трети автомобилей, которыми пользовалась армия, и 60 % горючего для авиации; три четверти паровозов и 90 % вагонов; почти все станки; обмундирование, стратегическое сырье, полевые телефоны, радиостанции, медикаменты и многое, многое другое.
Может быть, важнее всего была помощь продовольствием, которого катастрофически не хватало. 80 % консервов для армии, две трети сахара, больше половины жиров прибывали из-за рубежа.
Соединенные Штаты были ведущей экономикой мира, их ВВП втрое превосходил германский, и Америка вовсю использовала свое главное оружие — индустриальную мощь.
Плакат 1941 г.
Программа помощи странам антигитлеровской коалиции (закон о лендлизе, «сдаче в аренду») была принята Конгрессом в марте 1941 года и первоначально предназначалась для Британии, в одиночку сражавшейся с фашизмом, а также для Китая, отражавшего японскую агрессию.
Но с ноября 1941 года основным получателем становится СССР. Одной из причин, по которым Германия в декабре 1941 года, вслед за Японией, объявила войну США, было намерение блокировать атлантические перевозки американской продукции, следовавшей в Британию и оттуда дальше, к советским берегам. Американской армии Гитлер не опасался, он был уверен, что разгромит русских раньше, чем те доберутся до Европы, а вот военные грузы из США, пополнявшие вражеский арсенал, являлись для Рейха серьезной проблемой.
Поставки производились без предварительной оплаты, на основании долгосрочных беспроцентных кредитов. Считалось, что техника «сдается в аренду» до конца войны. При этом машины, уничтоженные в боях, оплате не подлежали. Всего в СССР было поставлено продукции по тогдашним ценам на 13 миллиардов долларов, включая сюда и британскую помощь (примерно 10 % от общего объема). В современном (2024 г.) эквиваленте это 220 миллиардов долларов.
Из Соединенных Штатов помощь следовала морем, через Тихий океан, где охотились за добычей японские подводные лодки, и потом железной дорогой, по Транссибу. Маршрут из Англии, по Норвежскому и Баренцевому морю до незамерзающего Мурманска, а в летнее время до Архангельска был много короче, но еще опасней. Британские корабли шли большими «конвоями», под защитой боевых кораблей и часто погибали от немецких бомб и торпед. Больше ста судов не доплыли до порта назначения.
Таким образом, организационно-экономическая победа коммунистической системы над нацистской была достигнута за счет трех факторов: полной милитаризации народного хозяйства, тотальной мобилизации населения и колоссальной поддержки извне.