– И где он теперь?
– Понятия не имею, – холодно отвечает Риона.
– Ладно, – говорю я, записывая его имя тоже. – Для начала неплохо. Завтра утром мы начнем проверять эти версии.
Уже почти полночь, и я вижу, как Кэллам изо всех сил сдерживает зевок. Он обнимает сестру со словами:
– Мы все выясним, Ри. Не беспокойся.
– Я не беспокоюсь, – отвечает она. – Я просто хочу узнать, что происходит.
– Передавай привет Аиде, – говорю я Кэлу.
– Уверен, мне подвернется такая возможность через пару часов, когда Майлз в очередной раз нас разбудит, – отвечает он.
Мы с Рионой возвращаемся в «Эскалейд» и едем в сторону ее дома.
– Мы можем встать на подземной парковке, – говорит она. – Хоть у меня и нет машины, но есть собственное место на паркинге.
Я понимаю, почему выбор девушки пал на эту многоэтажку – она во многом похожа на ее угловой кабинет. Квартира располагается высоко, в ней нет ничего лишнего, и оттуда открывается потрясающий вид. Риона любит контроль и эстетику строгости.
Лишь когда мы оказываемся в квартире наедине, девушка осознает, что мне предстоит ночевать здесь, в самом сердце ее личного пространства.
– Меня вполне устроит диван, – говорю я.
– Хорошо, – отвечает Риона, однако на ее лице легко читается дискомфорт. – Я принесу свежее белье.
Я расстегиваю и сбрасываю рубашку, намереваясь, как обычно, умыться и почистить зубы в раковине.
Риона возвращается довольно быстро с охапкой свежего постельного белья. Ее взгляд скользит по моему обнаженному торсу, и я с удивлением отмечаю, что девушка краснеет – вот уж не думал, что она скромница.
– Держи, – протягивает Риона белье, избегая встречаться со мной взглядом.
– В чем дело? – я не могу удержаться, чтобы не подразнить ее немного.
– Ни в чем, – коротко бросает она.
Я почти уверен, что правдорубка Риона сейчас лжет.
– Тебе нужна зубная паста или что-то еще? – бормочет она.
– Не-а. Я захватил все необходимое.
– Ладно. Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Риона.
Она возвращается в спальню, и я слышу приглушенные звуки текущей воды и шлепанье босых ног по полу, пока девушка готовится ко сну.
Я, любопытный по своей натуре, позволяю себе немного оглядеть гостиную.
Здесь чересчур чисто. В отличие от Дина, Риона отлично бы вписалась в солдатский быт. Ее книги выставлены в ряд с армейской точностью, и даже с сотней белых перчаток я не нашел бы на поверхности ни пылинки. Пульт лежит под идеальным углом в девяносто градусов по отношению к телевизору.
Глядя на весь этот порядок, я задумываюсь. Мой опыт говорит о том, что, если кто-то так отчаянно цепляется за чувство контроля, значит, в его жизни случалось нечто, что заставляло его почувствовать себя абсолютно беспомощным.
Я вспоминаю, как Риона описывала Люка Баркера и то, как он «распускал руки» на рождественской вечеринке. Голос девушки был спокойным, как всегда, но я совсем не чувствую спокойствия, думая об этом. Скорее укол чего-то, очень сильно похожего на ярость. Пожалуй, Люк первый, с кем я хотел бы пообщаться по этому делу.
Я стелю чистую хрустящую простыню поверх дивана, чтобы защитить подушки. Затем ложусь и погружаюсь в чуткий сон. Солдат умеет мгновенно просыпаться.
Посреди ночи я вскакиваю с дивана от крика Рионы.
Не успев открыть глаза, я уже на ногах и бегу в ее спальню.
Рывком открыв дверь, я включаю свет.
Риона запуталась в одеяле и вцепилась в ткань, обернувшуюся вокруг ее горла, силясь ее разорвать.
Я вытаскиваю девушку из постели и крепко обнимаю. На ней лишь легкая шелковая маечка и шорты, и она дрожит – от холода или от страха.
– Ш-ш-ш, – шепчу я Рионе. – Все хорошо. Я тут.
В смятении девушка пытается оттолкнуть меня, но я крепко держу ее в объятиях, прижимая к груди. Я чувствую, как бешено бьется ее сердце и как дрожит ее хрупкое тело.
– Мне казалось, я тону, – выдыхает Риона.
Я вновь чувствую прилив гнева, оттого что какой-то мужик посмел ее тронуть. Риона отчаянно хочет казаться сильной и независимой, но она столь же ранима, как и любая женщина. Уступая мужчинам в размерах, они уязвимы к жестокости.
У меня есть сестра, и я убью на хрен любого, кто попытается тронуть ее хоть пальцем.
Я испытываю тот же порыв защитить Риону, уберечь ее ото зла, и не только потому, что меня попросил об этом Данте, а потому, что ей это необходимо. Ей нужна моя помощь.
– Я тут, – повторяю я. – Тебя никто не тронет.
Я чувствую, как быстро стучит ее сердце, бьется, словно птичка в клетке, пытающаяся вырваться наружу. Все тело девушки бьет крупная дрожь.
Спустя минуту она перестает сопротивляться и обмякает у меня на груди, позволяя мне обнимать ее, согревая в своих руках, чтобы унять дрожь.
Вряд ли Риона допустила бы подобное, не будь она так истощена и напугана. Скорее всего, наутро девушке станет неловко.
Но сейчас она принимает мою поддержку.
Я держу Риону так почти час, пока ее тело вновь не согревается и не тяжелеет ото сна.
Риона
Я просыпаюсь в кровати одна, сквозь окно льется солнечный свет.
Я спала дольше обычного, что довольно странно.
С кухни доносится звон посуды, и я понимаю, что это Рейлан что-то готовит, а затем вспоминаю, как я проснулась посреди ночи от собственного крика.
Мои щеки пылают от осознания того, в каком глупом свете я себя выставила. Только маленькие дети кричат во сне от кошмаров.
Меня раздражает мысль, что Рейлан увидел меня такой – слабой и уязвимой.
С другой стороны, воспоминания о том сне до сих пор свежи в моей памяти. Я плыла, но не в чистых водах ярко освещенного бассейна. Была ночь, и я купалась в большом и темном озере. Мои руки светились под водой призрачным светом.
Что-то схватило меня снизу и потащило на дно. Я видела луну сквозь поверхность воды, и она становилась все меньше, пока не превратилась в крохотное пятнышко света, а я опускалась все глубже и глубже. Вода была обжигающе холодной и чернильно-черной, а то, что удерживало меня, – чудовищно огромным. Десятки щупалец обхватили мое тело, обвивая руки, ноги, грудь и горло, и продолжали утаскивать на дно, как бы отчаянно я ни билась. И когда я наконец была вынуждена сделать вдох, ледяная вода наполнила мои легкие.
Я проснулась, стягивая с себя одеяло, которое плотно обернулось вокруг моего тела, и услышала чей-то крик, не сразу осознав, что это кричу я сама. Я коснулась своего лица и почувствовала, что оно действительно холодное и мокрое – я плакала во сне.
Надеюсь, Рейлан хотя бы этого не заметил.
Должна признать, что ощущать себя в его объятиях действительно было приятно. Мне было стыдно за себя и неловко, что парень вбежал в спальню вот так, полуголый, в одних боксерах, однако я не могу отрицать, что мне было тепло в его руках, когда я прижималась лицом к его обнаженной груди. Он был словно огромное одеяло прямиком из сушильного шкафа. Тепло Рейлана пронизывало меня всю, неся с собой покой и умиротворение.
Но теперь мне предстоит встретиться с ним лицом к лицу, и я снова чувствую робость.
Оттягивая этот момент как можно дольше, я сперва принимаю душ, а затем надеваю блузку, брюки-слаксы и лоферы. Что ж, теперь мне ничего не остается, как пойти на кухню.
Рейлан колдует у плиты – сейчас там стоит сразу четыре сковородки, и в каждой что-то жарится. Парень надел мой передник поверх свежей фланелевой рубашки. Его темные волосы чистые и влажные, словно он уже принял душ, однако с бритьем, похоже, не заморачивался. Темная щетина придает парню лихости, особенно когда он улыбается, демонстрируя острые зубы.
Обычно мужчины не остаются у меня на ночь, так что я не привыкла, чтобы кто-то хозяйничал на моей кухне, используя мои сковороды и лопатки и разбрызгивая жир по плите.
Я даже не знаю, откуда, черт возьми, взялась вся эта еда, – я точно не покупала бекон, яйца и какие-либо ингредиенты для французских тостов.
По крайней мере, я чувствую насыщенный запах кофе и наливаю себе кружку.
– Завтрак почти готов, – говорит Рейлан.
– Обычно мне достаточно кофе, – отвечаю я.
– Кофе – это напиток, а не еда.
Рейлан берет две внушительные тарелки и накладывает на них хрустящий бекон, яичницу-болтунью, толсто нарезанные французские тосты, сдобренные маслом и сиропом, и жаренный с болгарским перцем картофель.
– Я в жизни столько не съем, – сообщаю я парню.
– Это питание для мозга, – говорит он, откусывая внушительный кусок тоста.
– Это две тысячи калорий. Весь дневной рацион на одной тарелке.
– Не мой рацион точно. Понадобится куда больше, чем тарелка завтрака, чтобы насытить это тело, дорогуша, – Рейлан хватает ломтик бекона и откусывает от него тоже прилично.
Я качаю головой:
– Ты заработаешь себе сердечный приступ.
– Ты видела хоть одного ковбоя, умершего от сердечного приступа?
– Значит, вот ты кто? Ковбой?
– А ты что думала. Вырос на ранчо в Теннесси.
– Что с ним стало?
– О, стоит на месте.
– А почему ты уехал?
– Потянуло на приключения. Хотелось увидеть мир. К тому же… – Рейлан ухмыляется, – я и не говорил, что был хорошим ковбоем.
Должна признать, бекон на моей тарелке действительно пахнет божественно. Я подцепляю ломтик и откусываю. Он хрустящий и нежный, такой же ароматный и сытный, как стейк рибай, который я ела накануне вечером. Если я продолжу проводить время в компании Рейлана, то стану плотоядной.
– Ну что? – говорит Рейлан. – Согласись, неплохо.
Я пробую немного картофеля. Он хрустящий снаружи и нежный внутри, идеально сдобренный специями и приправленный поджаренным красным перцем и луком.
– Ты отличный повар, – вынуждена признать я.
– А ты любишь готовить? – спрашивает Рейлан.
– Нет. Вообще-то, ненавижу.
– Почему?
– Столько возни ради чего-то, что сметут пять минут спустя.
Я не называю другую причину – я ненавижу заниматься тем, чего от меня ждут на основании того, что я женщина. Готовка, уборка, дети… Мне претит сама мысль обо всем этом и о том, чтобы позволить быту поглотить меня, пока мужчины проводят время, занимаясь более «важными» делами.