– С удовольствием, – без тени смущения говорит она.
Я с трудом сдерживаю улыбку. Люблю я, черт возьми, провоцировать Риону и заставлять ее делать что-то просто мне назло.
– Надо будет посадить ее на Пенни или Кловера, – обеспокоенно произносит моя мама. Это самые спокойные и ласковые наши лошади.
– Конечно, – отвечаю я.
– Расскажите нам, чем вы занимаетесь? – дружелюбно обращается Шелби к Рионе. – Рейлан говорил, что вы юристка?
– Да, – кивает Риона.
– Это, должно быть, так интересно! Все эти пламенные речи и прения в суде…
Я посмеиваюсь, представляя, как Риона выступает с пламенной речью. Девушка надменно вздергивает подбородок и говорит, не глядя на меня:
– Это очень интересно.
– Какое было ваше лучшее дело? – спрашивает Шелби, как если бы она интересовалась любимым фильмом или телепередачей.
– Ну… – начинает Риона, задумываясь над вопросом. – Таким я обычно не занимаюсь, но у моей помощницы были проблемы с бывшим парнем. Он ее преследовал, и полиция не могла ничего сделать, потому что никакой явной угрозы мужчина не представлял, просто оставлял цветы повсюду, где она бывала: роза на капоте машины, букет в студии йоги, розы на пороге квартиры и даже иногда у дома ее матери. Люси могла делать покупки в продуктовом и обнаружить розу в проходе между полками. Это пугало ее, потому что бывший давал понять, что следует за ней всюду, куда бы она ни пошла. Но, когда Люси позвонила в полицию, ей сказали, что стоит радоваться тому, что парень задаривает ее цветами.
Но на этом он не останавливался – звонил ей на мобильный и к нам в офис по десять раз на дню с разных номеров, но не оставлял сообщений, так что доказать что-либо снова было невозможно.
В конце концов мы получили запись с видеокамер продуктового и студии йоги, чтобы доказать, что парень преследует ее. А еще Люси знала его никнейм на «Реддите»[20], так что мы сделали скриншоты некоторых его очень… подробных… постов, посвященных ей. Посты были жестокими и угрожающими, так что этого оказалось достаточно, чтобы получить запретительный ордер.
Парень нарушал его дважды. Провел шестьдесят дней за решеткой. И в конце концов переехал во Флориду. С тех пор Люси чувствует себя гораздо увереннее, и я очень за нее рада.
Рассказывая, Риона покраснела. Ей приятны воспоминания об этой победе и радость облегчения за Люси.
Я-то думал, что ее любимое дело будет связано с успехами семьи или собственным повышением.
Риона часто меня удивляет. Например, как сегодня, когда она начала петь в машине. Вряд ли я когда-либо видел ее такой свободной и просто… счастливой. У девушки настолько сильный характер, что легко поверить в то впечатление, которое она хочет производить: что она нечувствительна и неэмоциональна. Что ее невозможно ранить. Что в ней недостаточно человечности, чтобы находить радость в простых и дурацких удовольствиях, как, например, подпевать старым песенкам по радио.
Мне нравятся обе стороны ее личности. Мне нравятся ее выдержка и напористость. И мне нравится, что в глубине души она действительно испытывает эмоции. Я думаю, довольно сильные эмоции.
Мы с Рионой оба устали с дороги, так что после ужина я провожаю ее в одну из гостевых спален.
Моя сестра с любопытством наблюдает за нами из своей комнаты в конце коридора, чтобы проверить, будем ли мы ночевать в одной спальне. Нет – я, как всегда, буду спать в своей старой комнате в другом конце дома.
Моя комната совсем крохотная, и она почти не изменилась с тех пор, как в восемнадцать лет я покинул отчий дом, чтобы присоединиться к армии. Стены, оклеенные киноплакатами, и узкая кровать, которую, я знаю, мама перестилает каждые пару месяцев, хоть никто в ней и не спит.
Рионе досталась лучшая гостевая комната. Оттуда открывается вид на паддок для лошадей за домом и на сад. А еще там большая двуспальная кровать и собственная ванная.
Мне-то придется делить ванную с Бо. Она вся забита ее вещами, разбросанными по всем поверхностям и переполняющими ящики. Впрочем, я не против – смогу пользоваться ее шампунем.
Бо только что отметила день рождения, и теперь ей восемнадцать. Я покинул дом в том же возрасте. Интересно, сбежит ли она вскоре, как я. Сестренка всегда была самой дикой из нас.
Грейди никогда не уходил и никуда не денется. Он познакомился с Шелби в десятом классе на уроках английского, и она единственная девушка, которая его когда-либо интересовала. Шелби не соглашалась выйти замуж, пока не закончит учебу, но брат терпеливо ждал ее здесь, каждые выходные навещая в университете Теннесси. Теперь они живут в небольшом домике, который Грейди построил на нашей территории в миле отсюда. Если бы не деревья, его было бы видно с нашего порога. Дом достаточно близко, чтобы можно было быстренько заехать на ужин, но достаточно далеко, чтобы обеспечить им личное пространство.
Шелби выучилась на ветеринара, специализирующегося на лошадях, так что она присматривает за нашим табуном и табуном соседей и умеет отлично справляться с трудными родами – ей удавалось выходить почти каждого жеребенка.
Грейди взял на себя присмотр за животными и угодьями. На ранчо есть работники, которых брат нанимает на несколько месяцев, но сам он такой работящий, что они не особо ему и нужны. Грейди сказал мне, что на досуге любит мастерить седла, хотя я понятия не имею, откуда у него берется на это время.
Бо отлично тренирует лошадей. На людей у нее терпения не хватает, зато с животными сестра никогда не выходит из себя.
Моя мама такая же. Может, она и небольшого роста, но ей любая работа по плечу. Она научила нас буквально всему – нет работы, с которой бы мы не справились. Она и наш папа.
Когда я смотрю из окна своей спальни, все мои мысли только о нем. Я вижу вишневые деревья, которые отец высадил вдоль дома, потому что знал, как мама любит вишню в цвету. Плоды были кислыми, но он превращал их в сладкую начинку для пирога.
Я почти вижу, как он сидит на деревянном ограждении паддока – длинные темные волосы, выцветшая на солнце рубашка, джинсы, болтающиеся на бедрах.
Но я могу представить папу лишь со спины. Я не вижу его лица.
Риона
Я просыпаюсь рано утром. Даже раньше, чем обычно, когда собираюсь в офис.
Возможно, дело в том, что накануне я заснула в полдевятого. А может, дело в пении птиц за моим окном. Оно немногим громче городского шума – обычно я слышу звуки машин или приглушенный шум из соседних квартир, но это звуки, к которым я привыкла.
Птицы же кричат пронзительно и настойчиво. Это достаточно приятно, но их пение врывается в мой сон и гонит его прочь, потому что никогда раньше я не слышала подобного. Уж точно не прямо под своим окном с утра пораньше.
Солнечный свет тоже кажется здесь иным. Он ярче и менее направленный, не встречающий на своем пути преград в виде зданий. Бледно-желтый.
В том, чтобы просыпаться в незнакомом месте, всегда есть какая-то особенная энергия. Я ощущаю тревогу и любопытство и жду не дождусь, когда хорошенько рассмотрю все при свете дня.
Я выскальзываю из постели и надеваю одежду, которую накануне одолжила мне Бо. Мы с ней почти одного роста и комплекции, но мускулов у девушки явно больше. Похоже, работа на ранчо требует бо́льших усилий, чем тренировка в зале.
Я надеваю удобные джинсы и такую же мягкую и чистую футболку. Одежда пахнет свежевыстиранным бельем. Волосы я собираю в хвост. У меня нет при себе привычных средств для ухода, а мой утюжок для волос за четыреста долларов, должно быть, превратился в лужу расплавленного метала, так что я не могу сделать свои волосы гладкими и блестящими, как обычно. Более того, местная влажность превратила их из волнистых почти в кудрявые.
Ненавижу, когда мои волосы в беспорядке – я чувствую себя от этого совершенно беспомощной. Если я не могу держать в узде собственные волосы, то как я могу контролировать хоть что-то в своей жизни?
Это ужасно – оказаться здесь без привычных вещей: одежды, белья, подводки. Мне все кажется, что они ждут меня дома в Чикаго, но я знаю, что это не так. Все сгорело. Единственное, что меня ждет, – это геморрой с подачей страхового иска за все, что я потеряла. Многое из которого уже не вернуть.
Во всяком случае, ничего по-настоящему бесценного дома не хранилось. Бабушкино кольцо досталось Нессе, когда та выходила замуж за Миколая, вместо того чтобы перейти ко мне, старшей дочери, как того требовала традиция.
Я не жалею, что попросила маму отдать его ей.
В то время я была уверена, что никогда не выйду замуж. То есть я до сих пор в этом уверена. И Нессе оно все равно шло больше. Моя сестра любит красивые винтажные вещи, хранящие воспоминания. Вещи с историей. Вот почему ей нравится жить в старинном особняке Миколая. Мне это место кажется стремным до ужаса, но сестра обожает каждый его дюйм.
В общем, это кольцо было предназначено ей.
А как бы выглядел мой дом мечты?
Мне казалось, что это моя квартира. Потому что она была только моей.
Но теперь мысль о том, чтобы купить что-то другое, похожее на то, что я потеряла… не привлекает меня. Она скорее пугает, и я не понимаю почему. Я любила свою квартиру – так почему же мне не хочется еще одну? Я боюсь оставаться в ней одна? Боюсь, что кто-то снова нальет бензина мне под дверь?
Вряд ли дело в этом. Но мне трудно представить, чего я захочу через месяц или через полгода. Обычно я четко осознаю свои цели и чего хочу достичь.
И вдруг я ощущаю себя странно потерянной…
Закончив со своим лохматым хвостом, я чищу зубы, умываюсь и спускаюсь вниз.
Рейлан уже сидит за столом, перед ним чашка кофе, другая дымящаяся чашка стоит напротив пустого стула возле парня.
– Это мне? – спрашиваю я.
– Разумеется.
Я сажусь и делаю глоток. Кофе темный и насыщенный.
Рейлан кажется в своей стихии как никогда. Его щетина почти превратилась в бороду, а в том, как его густые темные волосы спадают со лба, есть что-то дикое и животное, как и в дьявольском изломе заостренных бровей над ярко-голубыми глазами, и в том, как растительность на его лице очерчивает губы и подбородок широкими чернильными мазками.