Затем надеваю платье, которое садится как влитое.
Я бы никогда не надела что-то подобное – оно слишком девчачье и слишком уж в стиле кантри, но, должна признать, платье красивое – с юбкой с оборками и рядом крошечных пуговиц спереди.
Стоит мне одеться, как Селия кричит с кухни: «Ужин готов!»
Я слышу топот ног, спешащих со всех уголков дома. Судя по всему, остальные проголодались не меньше моего.
Мы все сгрудились у стола, заставленного разнокалиберной посудой нескольких поколений. Грейди снова пришел на ужин с Шелби и мальчиками, а Бо уже сидит за столом, чуть более нарядная, чем обычно, – в рваных черных джинсах и топе без рукавов, а в ушах у нее болтаются серьги из бисера.
– Чего это ты так разоделась? – спрашивает Грейди.
– Вовсе нет, – хмурится она.
– Оставь ее, – говорит Шелби. – Ты последний человек на планете, к чьим модным советам стоило бы прислушаться.
Я подхожу к окну, чтобы проверить, как там Рейлан.
– Не беспокойтесь, он недавно вернулся, – говорит Грейди.
– А где он сейчас? – спрашиваю я.
– Моется, наверное. Видок у него был еще тот.
Ждать Рейлана, похоже, никто не собирается – Бо начинает раскладывать по тарелкам пирог, а Селия разносит корзиночки с теплыми булочками.
– Вы всегда ужинаете вместе? – спрашиваю я Шелби.
– Чаще всего, – жизнерадостно подтверждает она. – Но иногда Селия и Бо приходят к нам.
Рейлан указал мне, где находится их дом – в миле отсюда, невидимый со двора из-за окружающих его берез. Судя по тому, что мне удалось увидеть, тот дом немного меньше ранчо, но более новый.
Я понимаю, как устроены такие семейные отношения, – наши семьи похожи. Ты вырастаешь, заводишь собственную семью, но остаешься неотъемлемой частью прежней. Это ранчо слишком большое для одного или даже двух хозяев – это тоже своего рода империя, как нити влияния нашей семьи в Чикаго.
– Эй, оставьте мне кусочек, – говорит Рейлан, заходя на кухню. Его волосы чернее, чем когда-либо, все еще мокрые после душа. Я чувствую чистый запах его мыла и вижу, как покраснела кожа после горячей воды. В кои-то веки парень побрился – и теперь выглядит моложе, напоминая мне о том, как поразительно он красив. Я привыкла к Рейлану за последние пару недель и теперь чувствую себя выбитой из колеи, словно передо мною снова незнакомец.
Рейлан садится возле меня, и рукава его фланелевой рубашки касаются моей голой руки. Ощущение теплое, мягкое и знакомое, и я немного расслабляюсь.
– Будешь пирог? – спрашивает он. – Я положу тебе.
Его голос такой же низкий и протяжный, как всегда, такой же знакомый, как и его рубашка. Это так странно – он говорит так же, я вижу, как шевелятся губы, произнося эти звуки, но черты лица теперь, когда оно чисто выбрито, кажутся более худыми и резкими.
Он кладет мне огромный кусок пирога.
– Риона помогала его готовить, – говорит Селия.
– Не стоит, – отрицаю я, качая головой. – Я только порезала лук.
– Это самое трудное, – с улыбкой говорит Селия.
Пирог необыкновенно вкусный. Он похож на цыпленка в тесте, но, честно говоря, Селия готовит лучше, чем моя мама. Она мастер приправлять блюда так, чтобы они получались насыщенными и ароматными, но не чрезмерно. Так же готовит и Рейлан.
Селия уговаривает меня положить добавку и следит за тем, чтобы напитков хватало на всех желающих.
Она была неустанно добра ко мне все то время, пока я здесь, следила за тем, чтобы у меня были свежие полотенца и все необходимые туалетные принадлежности. Как и Бо. Видимо, таково оно – южное гостеприимство. Особенно когда они предлагают тебе что-то с такой теплотой и искренней заботой, что отказаться совершенно невозможно, если не хочешь чувствовать себя ужасно.
– Выглядишь потрясающее, – говорит Рейлан, оглядывая одолженное платье. – Это твое, Бо?
– Ага, – девушка кивает. – Подарок на день рождения от тетушки Кел. Ни разу его не надевала.
– Значит, Келли все еще пытается вырастить из тебя юную леди? – говорит Рейлан. – Что ж, реалисткой ее не назовешь, но упорству тетушки можно позавидовать.
– Ну, в итоге все сложилось наилучшим образом, – замечает Селия. – Ведь оно так идет Рионе.
Мне трудно принимать теплоту и комплименты от малознакомых людей – я всегда ищу подвох или скрытые мотивы. Но почему-то – возможно, потому, что я уже достаточно хорошо знаю Рейлана, или потому, что вся его семья такая же честная и практичная, – я чувствую себя с ними комфортно. Я легко принимаю их дружелюбие и искренний интерес, не чувствуя никакого излишнего любопытства с их стороны, не ощущая себя как под микроскопом.
– Ты тоже идешь на танцы? – спрашивает Рейлан Бо.
– Наверное, – отвечает она без особого энтузиазма.
– Хотела бы я пойти с вами, – печально говорит Шелби, кладя руку на большой живот.
– Ты все равно можешь пойти, – замечает Бо.
– Да, но танцевать-то не могу, вот в чем дело, – поясняет Шелби.
– Я могу тебя покружить, – ухмыляясь, говорит Грейди и приобнимает супругу. – Как знать, может, ребенок захочет поскорее вылезти.
– И правда, – немного оживляется Шелби.
– Давай, – убеждает Селия. – Я уложу мальчиков спать.
Мы все вместе убираем со стола, ополаскиваем посуду и загружаем ее в посудомоечную машину, и я участвую наравне со всеми, словно делала это уже сотню раз. Никто не уходит из кухни, пока со стола не будет убрана последняя крошка. Очевидно, что в семье Бун все работают сообща, пока работа не будет выполнена, какой бы незначительной она ни была.
Затем мы с Рейланом, Грейди, Шелби и Бо вместе загружаемся в видавший виды пикап, чтобы поехать на танцы.
Дорога туда занимает больше времени, чем я ожидала. Я и забыла, что за городом все так растянуто в пространстве. «Вэгон Вил» почти в сорока милях отсюда, и это сорок миль по ухабам и извилистым дорогам, по которым просто невозможно ехать так же быстро, как по автостраде.
Я не уверена, как именно представляла себе «Вэгон Вил» – наверное, как убогий маленький центр отдыха, в котором работает горстка деревенщин.
Но вместо этого я вижу перед собой большое историческое здание, увешанное огнями и уже сотрясающееся от музыки, доносящейся изнутри. Стоянка забита пикапами всех типов, от сверкающих платиновых моделей до проржавевших «Шевроле», которые, похоже, держатся на честном слове и бечевке.
– Не думала, что здесь живет столько народа, – удивленно говорю я.
– Танцы пользуются популярностью, – отвечает Рейлан. – Люди приезжают отовсюду.
Он ведет меня внутрь.
Танцпол и зал битком набиты людьми. Здесь градусов на двадцать жарче, чем на улице, пахнет кожей, потом, выпивкой и сигаретным дымом. На сцене вовсю играет группа из пяти человек. Я понятия не имею, что за песню они исполняют, но она громкая, бодрая и пронзительная. Скрипка и банджо смешиваются с привычными басом, гитарой и барабанами.
Я не планировала танцевать, хотя бы потому, что не знаю как – во всяком случае, под музыку кантри. И я не уверена, что смогу смотреть Рейлану в глаза после того, что случилось между нами утром.
Однако мои ноги уже притоптывают в так музыке.
– Хочешь выпить? – спрашивает меня Рейлан.
– Разумеется, – отвечаю я.
Я наблюдаю за тем, как парень пробирается к барной стойке, что дается ему непросто – отчасти потому, что толпа очень плотная, а отчасти потому, что он постоянно натыкается на знакомых, которые так и норовят хлопнуть его по плечу и спросить, где он, черт возьми, пропадал последние несколько лет. Я также замечаю, как особенно тепло приветствуют его некоторые женщины, и чувствую, как меня бросает в краску, когда какая-то симпатичная брюнетка хватает его под локоть и пытается увлечь в беседу. Рейлан – само радушие, однако он продолжает двигаться к бару.
Он стоит в очереди и возвращается пару минут спустя с двумя пластиковыми стаканами пенного пива.
– Это все, что есть, – извиняющимся тоном произносит парень.
Я делаю глоток. Обычно я не пью пиво, но в его остром, шипучем вкусе есть что-то особенное, что, кажется, хорошо сочетается с запахом кожи и сена. Пиво приятное, холодное и отлично освежает в жарком влажном помещении.
Рейлан мгновенно выпивает свое и, смяв стаканчик, с ухмылкой переводит на меня взгляд.
Он всегда набрасывается на еду так, словно она исчезнет, если он немедленно ее не проглотит. Словно это самое вкусное блюдо, что он когда-либо ел.
На танцпол он выводит меня так же стремительно – будто нам нельзя терять ни секунды.
В этом парне столько неуемной энергии и кипучей жизни.
– Я не особо знаю как… – начинаю я, но Рейлан уже прижал меня к себе, одной рукой обхватив талию, а другой крепко сжимая мою правую ладонь.
Я знакома с основами бальных танцев – это то, что узнаешь, посещая модные вечеринки и мероприятия. Насколько я могу судить, в кантри-танцах нет таких выверенных движений ногами, как в вальсе или сальсе. Это базовый рок-степ и множество круток и вращений.
Рейлан ведет меня своими большими сильными руками и иногда кладет их обе мне на талию, чтобы покрутить меня в ту или иную сторону, иногда перехватывает мои ладони, а иногда поднимает их обе вверх, когда я кружусь.
Поначалу я танцую неуверенно, спотыкаюсь пару раз, но танцевать в ковбойских сапогах намного легче, чем на шпильках, которые я обычно ношу. И Рейлан ведет меня поистине безупречно – он без усилий управляет моим телом, меняя направление движения то в одну, то в другую сторону, опускает меня на свое бедро, обтянутое синими джинсами, а затем снова поднимает.
С ним все кажется так просто. Парень двигается с такой непринужденностью и грацией, только подтверждая, что он чертовски хорош в этом.
Я не самая выдающаяся танцовщица, но я быстро учусь. Стоит нам раз или два станцевать одно движение, как в следующий раз я уже его подхватываю. Вскоре уже я делаю что-то вроде трехчастного вращения, подныривая под его рукой на третьем круге, а также движение, в котором Рейлан обхватывает меня руками, кружит, а затем раскручивает на расстояние вытянутой руки, как йо-йо, прежде чем притянуть к себе и снова заключить в объятия.