В нос тут же ударяет знакомый запах – бумаги, краски для принтера, парфюма с ароматом фрезии, который предпочитает Люси, и полироли для мебели с лимоном и базиликом, используемой уборщиками.
На меня накатывает ностальгия, хотя меня и не было меньше недели.
Я включаю свет в своем кабинете и ожидаю ощутить знакомый прилив уюта, но вместо этого замечаю, каким пустым и холодным кажется пространство вокруг. Книжные полки выглядят как декорация из каталога мебели, а полированный рабочий стол настолько пуст, что можно подумать, здесь вообще никто не работал. Все выглядит блестящим и дорогим, но лишенным индивидуальности и теплоты.
При взгляде на свой кабинет я вспоминаю ранчо, где каждый предмет мебели и каждый элемент декора словно рассказывал историю о том, кто его сделал, и о тех, кто им пользовался все эти годы. Дом Бунов дышал уютом. Это же просто кабинет, где я в одиночестве провела бессчетные часы за работой.
И все же я сажусь за стол, пытаясь вернуть себе целеустремленность и драйв. Именно здесь я чувствовала себя на пике своих возможностей.
Мне снова нужно ощутить это.
Думаю, мне не хватает самого рабочего процесса, так что я включаю компьютер. Мне нужно погрузиться в свои проекты.
Но когда я начинаю отсматривать файлы, то понимаю, что половина моих проектов пропала. Удалена с компьютера без следа.
Но я не успеваю проверить, что именно пропало, потому что ко мне заглядывает Анджела Пирс.
– А вот и ты! – говорит она. – Мы скучали!
Анджела – один из старших юристов и работает непосредственно на дядю Орана. Она умная, придирчивая и упрямая, так что мы отлично ладим. Но я не знаю, рассказывал ли ей дядя Оран о причинах моего исчезновения, так что стараюсь отвечать обтекаемо.
– И я скучаю по вам. Ты знаешь, как я ненавижу брать отгулы.
Анджела усмехается:
– Последний раз я считала дни до окончания отпуска. Предел допустимого отдыха был превышен, и я снова рвалась в бой.
– Ты закончила на сегодня? – спрашиваю я.
– Ага. Мы с Ораном занимались налоговыми декларациями. Он еще на месте, если хочешь забежать и поздороваться.
– Отлично. Так и сделаю.
Сморщив нос, Анджела оглядывает меня с головы до ног.
– Что на тебе надето? – спрашивает она. Я и забыла, что сижу в джинсах и ковбойских сапогах, пока сама Анджела выглядит как я три недели назад: безупречный кремовый блейзер, брюки-сигареты и туфли на каблуках от Джанвито Росси.
– Просто… примеряю новый образ, – говорю я.
Анджела усмехается.
– Неплохо, – говорит она. – Посмотрим, удастся ли нам уговорить Орана на свободные пятницы, когда Вайс выйдет на пенсию.
– Удачи, – смеюсь я. – Ты же знаешь, что Оран больше всего на свете любит костюмы-тройки.
– Верно, – Анджела понижает голос и наклоняется чуть ниже из-за двери. – Ты слышала про Джоша?
– Что? – изображаю я неведение.
Анджела кривится:
– Он покончил с собой.
– Вот как? – спрашиваю я. Актриса из меня никакая, но Анджела, похоже, этого не замечает – она слишком поглощена драматизмом этой сплетни.
– Да. Только вчера. Так странно – не думала, что это в его духе. Он всегда казался таким, ну, знаешь, самодовольным. Возможно, не стоит так говорить о мертвом.
– Но почему он это сделал? – спрашиваю я, чтобы понять, слышал ли кто-нибудь о хищениях. Анджела в курсе всего, что происходит, – если есть какая-то сплетня, она всегда услышит ее первой.
Но женщина лишь качает головой.
– Кто знает! Он ссорился со своей девушкой. Но вряд ли дело в этом.
– М-да, – говорю я. – Что ж, похоже, мы никогда не узнаем…
Анджела полностью заходит в мой кабинет и говорит еще тише:
– Думаю, дело в работе.
– Почему ты так считаешь?
– Ну, – она бросает быстрый взгляд за плечо по направлению к кабинету моего дяди. – Я видела, как Оран пару раз устраивал ему взбучку. Затаскивал в кабинет для частных бесед, после которых Джош выходил оттуда весь на нервах, словно его отчитывали. И он хвастался Люси, что партнерство у него уже в кармане… хотя мы все были уверены, что оно твое. Так что, если он узнал, что партнером станешь ты… Могу представить, как он расстроился.
Она замечает выражение моего лица и быстро добавляет:
– Я вовсе не виню тебя за его поступок! Это не твоя вина – ты заслужила стать партнером, буквально рвала задницу ради этого. Так что не переживай. Я просто говорю… что Джош несколько заблуждался насчет этого, и я могу понять его срыв, если эта новость обрушилась на него как гром среди ясного неба.
– Да, – медленно произношу я. – Возможно, ты права.
– Это просто так странно, – говорит Анджела. – Он весь день вел себя совершенно нормально! А потом просто ушел и застрелился…
Я почти киваю, но что-то в ее словах настораживает меня, задевает, словно гвоздь, цепляющийся за ткань.
– Погоди, – говорю я. – Джош приходил вчера на работу?
– Ну да, – отвечает Анджела. – Был здесь весь день.
– Я думала, он взял отгул? Сказал, что у него грипп или что-то такое?
Анджела хмурится и качает головой.
– Я об этом не слышала. Гриппа у него определенно не было. Он, как обычно, ходил с напыщенными видом, отчитывал Люси за какое-то письмо, которое она забыла для него напечатать, и жаловался на кофе-машину.
– Во сколько он ушел?
– Не знаю – около четырех или пяти? Достаточно рано, чтобы я подумала, что у него свидание с девушкой. А что?
Я бессмысленно смотрю на нее, открыв рот.
– Я… ничего, – говорю я.
– Это чертовски странно, вот что я скажу, – заключает Анджела, откидывая назад свои длинные темные волосы. – Ну, в любом случае я рада твоему возвращению.
– Спасибо, – отвечаю я. – До завтра.
Анджела на своих высоченных шпильках отправляется в сторону лифтов с дипломатом в руке.
Я смотрю ей вслед, пытаясь собрать мысли в кучу.
Мне нужно поговорить с дядей Ораном.
Рейлан
Я отвожу маму, Бо и мальчиков в больницу повидаться с малышкой. Хоть это и третий раз, но Грейди кажется вне себя от счастья оттого, что стал отцом. Он все повторяет: «Это самая прекрасная крошка, что вы когда-либо видели. Вы в жизни не встречали более очаровательной малышки. Срочно звоните брендам детской одежды – готов спорить, они выложат миллион долларов за ее фото».
Шелби выглядит куда более уставшей, чем он, но не менее довольной. Она сидит на больничной койке в голубой сорочке, светлые волосы собраны в неряшливый пучок на затылке. Запеленутая крепко-накрепко малышка, напоминающая сосиску в тесте, лежит у нее на коленях.
Мальчики смотрят на младенца так, словно перед ними инопланетянин.
– Я думал, это будет девочка, – говорит Такер.
– Это и есть девочка, – сообщает им Шелби.
– Тогда почему у нее такие короткие волосы?
– Такими малыши появляются на свет, – поясняет Грейди. – Ты до двух лет был лысым, как коленка. Смотри, у нее хотя бы есть немного волос, – он указывает на светлый пушок у Фрэнсис на макушке, который делает ее похожей на пушистого желтого цыпленка.
– Она великолепна, – говорит моя мама. – Дай мне подержать ее.
Шелби услужливо подает ей ребенка и спрашивает меня:
– А где Риона?
– Уехала домой, – отвечаю я.
– Ох, – Шелби кажется разочарованной. – Почему?
– Я ей больше не нужен, – поясняю я. – В роли телохранителя.
– Когда она вернется? – спрашивает Лоусон.
– Не знаю, – говорю я.
Мысленно я добавляю: «Наверное, никогда», но нет смысла говорить об этом мальчику.
Мама смотрит на меня, баюкая на руках свою первую внучку.
– Но ты же останешься, правда? – спрашивает она.
– Да, – обещаю я. – Я останусь.
– Хорошо, – говорит мама. – Подержи свою племянницу.
Я не успеваю ответить, как она передает мне в руки теплый сверток. Фрэнсис легче, чем я ожидал. Она слишком легкая, чтобы быть целым самостоятельным человеком, но тем не менее так оно и есть.
Я держал в руках пистолеты и гранаты, новорожденных жеребят и ягнят, но еще никогда – человека нескольких часов от роду. Это чертовски волнительно, и я сажусь на стул рядом с Шелби, чтобы не уронить крохотный сверток.
Кожа малышки пахнет сладостью и молоком, а ее крохотная ладошка напоминает розовый бутон. Ноготочки такие миниатюрные, что их едва можно разглядеть, но все пять на месте и безупречной формы – даже на мизинчике.
Я глажу тыльную сторону ее ладошки. Она такая мягкая – слишком мягкая, чтобы быть настоящей. Нежнее атласа или шелка.
У нее красное лицо и небольшой синяк на переносице – должно быть, застряла в родовых путях. Но ее крошечные черты лица действительно очаровательны.
Интересно, каково было бы держать на руках собственного ребенка. Видеть в нем сочетание своих черт и черт человека, которого я люблю сильнее всех в мире. Могу только представить, какую благодарность я бы испытывал к своей жене за то, что она выносила этого ребенка и прошла через муки родов, чтобы явить его миру. Какое всепоглощающее желание оберегать и защищать их обоих.
Такое желание я испытал по отношению к Рионе. Когда я услышал, как она выкрикивает мое имя, я бросился к дому так быстро, как никогда в жизни. И, когда я стоял в пустой кухне, глядя на перевернутый стул и брызги крови на кафеле, я боялся, как никогда в жизни.
Я помчался обратно во двор и увидел, как Риона выбегает из конюшни, а Джинн настигает ее, и атаковал его, без оружия и без плана. Я просто знал, что должен спасти девушку любой ценой.
И я до сих пор чувствую это желание. Я знаю, что все кончено и в Чикаго она будет в безопасности – Джош мертв, Джинн мертв, а ее семья способна позаботиться о девушке.
И все же… мне кажется, что я нужен ей.
Я передаю крошку Фрэнсис Бо.
– Хочешь пить или еще что-нибудь? – спрашиваю я Шелби.
– Не отказалась бы чем-нибудь перекусить, – отвечает она. – Во время родов эти чертовы медсестры не разрешали мне есть ничего, кроме ледяной крошки.