й осмеливается произносить имя вашей светлости не с должным почтением и уважением.
-- Другими словами, любезный Шольц, ты хочешь сказать, что старичишка-майор меня поносил?
-- Так точно, ваша светлость.
-- Пока старичишка нам не опасен, оставить его на свободе, но удвоить за ним, а также и за Храпуновым надзор. Впрочем, Шольц, если ты найдешь нужным арестовать старичишку-майора, то можешь сделать это всегда, когда захочешь. На тебя я полагаюсь; ты мне предан и не станешь мирволить моим врагам. Надо непременно забрать их всех в руки так, чтобы они и пикнуть не смели!.. Россия -- ужасная страна, и русские -- дикари, варвары. Их давно надо обуздать, и я сделаю это во что бы то ни стало!.. Я на всю эту нацию надену узду, возьму в одну руку вожжи, а в другую кнут, и тогда мне, может быть, удастся что-нибудь сделать здесь.
-- Мы все, душевно преданные вашей светлости, будем стараться помогать вам, -- проговорил Шольц.
-- Да, да, я на вас рассчитываю. В приемной есть кто? -- меняя разговор, спросил у своего секретаря Бирон.
-- Очень много просителей, ваша светлость.
-- Пусть подождут... Впрочем, нет: сегодня я принимать не буду, гони их вон. А из наших есть кто-либо?
-- Граф Левенвольд, ваша светлость.
-- А, пусть его войдет, просителей же вон!
-- Будет исполнено, ваша светлость.
В кабинет вошел обер-шталмейстер и полковник гвардии граф Левенвольд. Он находился почти в дружеских отношениях с Бироном и старался угождать ему, сознавая могущество и силу этого временщика. В то же время он был смертельным врагом фельдмаршала Миниха и всеми силами старался поссорить его с Бироном, а также не благоволил и к русскому вельможе Артемию Петровичу Волынскому. Последний во многом не соглашался с Левенвольдом, так что их спор часто переходил в крупную ссору.
-- А, граф, рад видеть вас... садитесь, -- ласково сказал Бирон Левенвольду, показывая ему место около себя. -- Ну, что нового?
-- Новое то, ваша светлость, что фельдмаршал Миних {Бурхард Христофор Миних (1683--1767 гг.), ольденбуржец по происхождению, был вызван в Россию Петром I в качестве генерал-инженера (1721 г.) Им было закончено проведение Ладожского канала. Когда замыслы верховников в начале царствования Анны Иоанновны не удались, Миних сблизился с Остерманом и Бироном и с того времени стал влиять на судьбы России.}все более и более входит в доверие к императрице.
-- Это, любезный граф, для меня не новость! -- спокойным голосом сказал Бирон.
-- И вы об этом говорите спокойно, ваша светлость?
-- Неужели вы думаете, что Миних опасен для меня?
-- Опасен, ваша светлость. Доверие к нему императрицы может поколебать ваше могущество, тем более что он сошелся с Артемием Волынским.
-- О... Волынский -- мой личный враг, -- воскликнул Бирон.
-- Миних тоже, и оба они опасны, ваша светлость... Я имею сведения, что Миних дурно отзывается о вашей особе и открыто смеется над вашим происхождением.
Одно слово, один намек на незнатное происхождение бесили Бирона и раздували в нем страшную месть и злобу к тому смельчаку. Миних и Бирон дотоле находились в хороших отношениях, но Бирону по его бесхарактерности и подозрительности достаточно было одного слова или одного намека, чтобы из друга стать врагом. Так и теперь, принимая слова Левенвольда за чистую правду, он не требовал подтверждения, а безусловно поверил Левенвольду и признал как Миниха, так и Волынского своими врагами.
-- Так вот как, господин фельдмаршал! -- воскликнул он. -- Вы находите свой род знатнее моего?.. Хорошо! Хорошо! Вы правы, граф. Надо принять меры и скорее отстранить от императрицы эту старую лисицу.
-- И чем скорее, ваша светлость, тем лучше. Для полного вашего могущества надо подальше отдалить от двора таких людей, как Миних, Волынский...
-- Да, да. Благодарю вас, граф. Я не забуду вашей преданности, -- пожимая руку Левенвольду, проговорил Бирон.
-- Всегда готов служить вашей светлости.
Бирон стал действовать против Миниха не открыто, потому что фельдмаршал был в большом доверии у государыни Анны Иоанновны, и Бирон опасался Миниха, сознавая его редкий ум. Однако лазутчики и сыщики стали тайно следить за Минихом и обо всем, что делалось или происходило в его доме, доносили своему патрону. Из этих донесений Бирон понял, что ему угорожает опасность, если он не примет мер против Миниха.
Миних жил близ Зимнего дворца в казенном доме. Бирон настоял, чтобы его немедля переселили на другую сторону Невы, дальше от дворца. Из-за этого произошел полный разрыв между Бироном и Минихом.
Последнему открыто бороться с этим случайным вельможей было невозможно. Он сознавал, что если открыто пойдет против всесильного фаворита государыни, то его постигнет еще худшее; поэтому он затаил в своем сердце вражду к всесильному временщику и стал выжидать удобного случая к отмщению.
Однажды императрица спросила вошедшего к ней Бирона:
-- Что, герцог, нонче такой хмурый?
-- Большие неприятности, ваше величество.
-- Какие такие?
-- У меня много врагов, ваше величество.
-- Об этом я уже не раз слышала, -- с ноткой неудовольствия проговорила государыня.
-- В числе их, ваше величество, есть два очень сильных и влиятельных человека, -- спокойно продолжал Бирон, не обращая внимания на неудовольствие государыни.
-- Кто такие?
-- Дозвольте, ваше величество, мне умолчать, потому что, боюсь, вы мне не поверите.
-- Да говори, назови мне своих врагов.
-- Сильные из них -- это Миних и Волынский.
-- Не знаю, герцог, враги ли они твои, но знаю, что оба они -- мои верные и преданные люди, и обидеть их чем-либо я никому, никому не дозволю, -- взволнованным голосом проговорила царица.
-- Ваше величество, я и не думаю обижать их, я только имею честь докладывать вам, кто мои враги, -- обиженно проговорил всесильный временщик.
-- Ну, оставим про это, герцог. Ты никак на меня осердился?
-- Смею ли я сердиться? -- холодно ответил Бирон.
-- Да, да, не сердись... Растрепа я... Сейчас до тебя был у меня с докладом Ушаков... про Долгоруковых сказывал...
-- Что такое, ваше величество? -- живо спросил герцог.
-- И в Сибири-то им не живется спокойно, и там, вишь, измышляют лихо против меня да поносят меня скверными словами. А всех больше Иван Долгоруков.
-- Это дело нельзя оставлять, ваше величество, нельзя оставлять... Надо поступить с Долгоруковыми со всей строгостью закона... Поноситель императорского имени должен быть казнен, -- горячо проговорил Бирон, не любивший Долгоруковых, как и прочих русских именитых бояр и князей.
-- Я приказала Ушакову навести справки о Долгоруковых и послать к ним фискалов, а если они окажутся виновными, то судить...
-- И казнить, -- подсказал государыне Бирон.
Дело князей Долгоруковых снова всплыло наружу.
III
Вернемся опять в пустынный и неприглядный Березов и посмотрим, что произошло в семействе Долгоруковых.
Перемен случилось там немало. Глава ссыльной семьи князь Алексей Григорьевич в 1734 году умер, и князь Иван теперь стал старшим в семье. Но распри между Долгоруковыми происходили по-прежнему и вся горесть семейных распрей падала на долю несчастной жены, Натальи Борисовны.
Долгоруковы, несмотря на строгие инструкции о содержании ссыльных, пользовались особым покровительством своих приставов и караульных офицеров. Даже сам воевода березовский, добрый и благодушный старик Бобровский, и его жена часто бывали в гостях у опальных, принимали их у себя, присылали им "разную харчу" и дарили их песцовыми и другими мехами. Князь Иван Алексеевич и его жена, в свою очередь, не скупились на благодарности воеводе.
Князь Иван, общительный от природы, скоро и в Березове завел не только знакомство, но даже дружбу с офицерами местного гарнизона и с теми, которые наезжали в Березов, а также с духовенством и горожанами. Особенно близко сошелся он с флотским поручиком Дмитрием Овцыным, и эта дружба и погубила Долгоруковых. Под влиянием нового знакомства князь Иван вспомнил свою прежнюю разгульную и бесшабашную жизнь, стал кутить и бражничать с новыми знакомыми и в пьяном виде позволял себе говорить много лишнего.
Он резко и неосторожно выражался о государыне Анне Иоанновне и о царевне Елизавете Петровне, о временщике Бироне и о других придворных "креатурах". Эти рассказы занимали его слушателей, и они нарочно подзадоривали его.
-- Эх, братцы, ныне наша фамилия и род совсем пропали, -- с отчаянием в голосе заметил однажды подгулявший князь Иван своим гостям-приятелям офицерам и приказным. -- Между тем наш род очень велик -- мы происходим от первого князя Рюрика и от святого князя Владимира, а теперь мы в большом несчастье и в бедности. Ведомо ли вам, откуда вся наша бедность и несчастье?.. Все, все от нее, от царицы Анны!
-- Ванюша, перестань, оставь! Что ты тут городишь... разве можно? -- предостерегала мужа Наталья Борисовна.
-- А почему же нельзя?.. Разве грех -- правду говорить? Молчать не стану, говорить хочу. Тишин, а Тишин, правду я говорю или нет? -- обратился князь Иван к новому своему гостю, тобольскому таможенному подьячему Тишину, который по делам службы часто приезжал в Березов.
-- Да, да, так, -- ответил тот.
-- А ты не дакай, а сказывай: правду я говорю?
-- Ну, ну, хорошо... правду.
-- Ты боишься, Тишин, что в ответ попадешь... проведают... Кажись, фискалов да сыщиков между нами нет, -- оглядывая своих гостей, проговорил князь Иван.
-- Нет! Разумеется, нет.
-- А если нет, то говорить можно. Кроме царицы Анны, есть у нашей семьи другой ворог -- царевна Елизавета.
-- Да замолчишь ли ты, замолчишь?! -- чуть не крикнула на мужа княгиня Наталья Борисовна.
-- Кроме того, самые злейшие наши враги -- Бирон, бывший конюх, и наушник Левенвольд... Этот самый Левенвольд за мою жену сватался, за Наталью Борисовну, а я невесту-то у него и отбил... Вот и злится на меня проклятый немец, -- нисколько не обращая внимания на возражения жены, продолжал Иван Алексеевич. -- Теперь немцы при дворе большую силу забрали... им все чины, им ордена и почести, а нас, природных бар да князей, в ссылку, в Сибирь.