Разрушенная судьба — страница 33 из 83

[34]. Эдвард Гиббон, британский историк, описавший падение Римской империи, говорит, что за два дня крестоносцы убили семьдесят тысяч человек. Из мусульман в городе практически никто не выжил.

Еврейские жители города нашли убежище в огромной центральной синагоге; но, пока они там молились об избавлении, крестоносцы заколотили все двери и окна, а затем подожгли здание – и уничтожили бо́льшую часть еврейской общины Иерусалима.


Театр Крестовых походов


Несладко пришлось и местным христианам. Никто из них не принадлежал к Римской церкви – все были членами различных восточных церквей: греческой, армянской, коптской, несторианской. Фаранги-крестоносцы смотрели на них как на схизматиков, исповедующих ересь – а еретики даже хуже язычников; поэтому они конфисковали у этих восточных христиан имущество и выгнали их из города.

Взятие Иерусалима стало кульминацией вторжения фарангов. Победоносные крестоносцы объявили Иерусалим королевством. Он стал величайшим из четырех небольших государств, основанных крестоносцами на захваченных территориях; другими стали княжество Антиохийское и графства Эдесское и Триполитанское.

Но после основания этих четырех государств дело зашло в тупик, продлившийся несколько десятилетий. В течение этих десятилетий стороны время от времени встречались на поле боя, и фаранги то выигрывали, то проигрывали, то били мусульман, то сами оказывались разбиты. К тому же они начали ссориться друг с другом – так же, как ссорились мусульманские правители. Случалось, что один фаранг заключал временный союз с каким-нибудь мусульманским князьком, чтобы одолеть другого.

Странные союзы рождались и так же быстро умирали. В одной битве христианский правитель Антиохии Танкред победил мусульманского эмира Джавали из Мосула. Треть войск Танкреда в тот день состояла из турецких воинов, нанятых мусульманским правителем Алеппо, заключившим союз с ассасинами, у которых были связи с крестоносцами. А на другой стороне около трети войск Джавали составляли фарангские рыцари на жалованье у правителя Эдессы Балдуина, соперника Танкреда[35]. И это была типичная ситуация.

Поражает отсутствие единства с мусульманской стороны. Отчасти и прежде всего оно было связано с тем, что мусульмане не видели в происходящем никакого идеологического измерения. Им казалось, что на них нападают не как на мусульман, но как на отдельных людей, города, мини-государства. Фарангов они воспринимали как страшную, но бессмысленную катастрофу, нечто вроде землетрясения или нашествия ядовитых змей.

Верно, что после бойни в Иерусалиме некоторые проповедники пытались призвать мусульман к сопротивлению, описывая вторжение как религиозную войну. Несколько видных законников начали произносить проповеди, в которых впервые за много столетий прозвучало слово «джихад». Однако слушатели-мусульмане встречали эти проповеди без всякого энтузиазма. Слово «джихад» звучало для них старомодно и попросту непонятно: оно ведь много веков назад вышло из употребления, отчасти из-за быстрого распространения ислама, благодаря которому подавляющее большинство мусульман жили вдали от границ и никаких врагов, с которыми надо было бы сражаться во имя джихада, в глаза не видывали. Первоначальное ощущение «ислам против мира» уступило место чувству, что ислам и есть весь мир. Большинство войн, которые люди видели или хотя бы о них помнили, велись по ничтожным причинам – за власть, за ресурсы, за территории. А те немногие, что можно было бы причислить к благородной борьбе за идеалы, никогда не вел ислам против чего-либо другого – скорее уж, разные версии ислама выясняли, какая из них правильнее.

Учитывая, в каком раздрае находился мусульманский мир, отсутствие единства, пожалуй, было неизбежно: когда в эту яму со змеями свалились фаранги, мусульмане попросту включили этих новых персонажей в свои текущие драмы. Впрочем, это разделение объяснялось не только естественными причинами. За сценой действовали ассасины – сеяли смуту, и весьма успешно.

Перед самым началом Крестовых походов Хасан Саббах основал в Сирии еще одну базу: ею управлял его помощник, известный крестоносцам как Горный Старец. Ко времени начала Крестовых походов ассасинов ненавидели абсолютно все, кроме их самих. Любая власть стремилась их выследить и уничтожить. Врагами ассасинов были и сунниты, и шииты, и турки-сельджуки, и египетские Фатимиды, и Аббасидский халифат. Вышло так, что и крестоносцы начали войну против того же набора действующих лиц: суннитов, шиитов, турок-сельджуков, египетских Фатимидов и Аббасидского халифата. У ассасинов и у крестоносцев был один набор врагов – так и вышло, что де-факто они стали союзниками.

В первое столетие фарангского вторжения всякий раз, едва мусульмане начинали двигаться к единству, ассасины убивали кого-нибудь из ключевых фигур и снова превращали политику в хаос.

В 1113 году н. э. правитель Мосула созвал совещание мусульманских лидеров, чтобы организовать против фарангов общую кампанию. Однако перед самым началом совещания убийца подкараулил правителя на пути в мечеть, притворился, что просит милостыню, и вонзил ему в грудь кинжал. Объединение не состоялось.

В 1124 году агенты ассасинов убили второго по значению священнослужителя, призывавшего к новому джихаду. А в следующем году группа людей, выдававших себя за суфиев, напала на первого по значению проповедника джихада – и уничтожила и его.

В 1126 году ассасины убили аль-Бурсуки, могущественного правителя Алеппо и Мосула, который, объединив эти два города, создал потенциальное ядро для объединенного мусульманского государства в Сирии. Бурсуки знал, что вокруг рыщут ассасины, и из предосторожности носил под одеждой кольчугу. Однако, когда фальшивые суфии набросились на него, один из них крикнул: «Цель в голову!» Они знали о кольчуге. Бурсуки умер от ран в шею. Власть немедленно принял его сын – и, быть может, смог бы спасти новорожденное государство, но ассасины убили и его; а дальше Сирию начали делить между собой четверо претендентов на престол и вновь погрузили ее в хаос.

Убийства такого рода во времена первых Крестовых походов происходили с поразительной частотой. В некоторых случаях вина ассасинов оставалась не доказанной; однако, когда все общество начинает дрожать перед террористами, им уже не требуется все теракты совершать самим. Достаточно приписывать себе все убийства, совершенные в их духе, и использовать их в своих целях. Очевидно, сами они тщательно документировали свою работу – однако из-за строгой секретности ни у кого постороннего доступа к этим документам не было; а когда в 1256 году культ ассасинов наконец уничтожили монголы, то почти все записи ассасинов погибли вместе с ними. Так что никто не знает, сколько убийств, приписываемых ассасинам, действительно совершили они. До нас дошли лишь слухи и легенды, показывающие, какую мрачную тень отбросил этот культ на свою эпоху; однако каково было его реальное влияние на события Крестовых походов, мы никогда не узнаем – точные сведения утрачены.

Наконец удача изменила фарангам: среди мусульман начали появляться выдающиеся лидеры, и каждый из них был успешнее предыдущего. Первым стал турецкий полководец Занги, что правил Мосулом, затем взял Алеппо, включил в свои владения многие другие города и наконец с полным правом начал называть себя царем объединенной Сирии. Так в первый раз за полвека на землях Леванта (региона между Месопотамией и Египтом) возникло мусульманское государство, превышающее размерами один город и его ближайшие окрестности.

Войска Занги его боготворили: он был архетипический «отец-командир». Жил той же простой и грубой жизнью, что и его солдаты, ел то же, что и они, держался с ними запросто. Скоро он пришел к мысли, что у мусульман сейчас один общий враг – и начал готовиться к объединенной кампании против этого врага. Прежде всего укрепил собственные силы: удалил льстецов от двора и куртизанок из армии. А также, что еще важнее, создал по всей Сирии сеть пропагандистов и информаторов, сообщавших ему о том, что творится в отдаленных провинциях.

В 1144 году Занги захватил Эдессу – и стал героем мусульманского мира. Эдесса не была крупнейшим городом на Востоке, однако это был первый значительный город, который мусульманам удалось отбить у фарангов, и с отвоеванием Эдессы одно из четырех «государств крестоносцев» прекратило свое существование. Волна надежды прошла по Леванту. А по Западной Европе прокатилась волна негодования и военной лихорадки, и группа монархов решила организовать новую экспедицию на Восток – ту, что стала катастрофическим для европейцев Вторым крестовым походом.

Занги поддерживал проповедников, провозглашавших джихад, поскольку видел в этом способ объединить мусульман. К несчастью, сам он на роль главы нового джихада не слишком подходил. Занги был пьяница, драчун и страшный ругатель, и эти свойства, привлекавшие к нему солдат, отталкивали многих улемов. Но все же ему удалось создать антифарангское движение, которое следующий лидер, более благочестивый мусульманин, смог бы превратить в настоящий джихад.

Его сын и наследник Нураддин обладал качествами, которых недоставало отцу. От отца он унаследовал воинственный дух, однако, в отличие от него, был благовоспитан, дипломатичен и благочестив. Он призвал мусульман объединиться вокруг единой веры (суннитского ислама) и сделать своей главной жизненной целью джихад. В нем возродился образ справедливого и благочестивого человека, который сражается не за себя, не за богатство, не за власть, а за общину. Восстановив в мусульманах ощущение себя как единой Уммы, Нураддин вернул им и чувство своего предназначения, и жажду джихада, который другой, еще более великий правитель затем сумел превратить в реальную политическую победу.

И этим величайшим правителем оказался Салахаддин Юсуф ибн Айюб, более известный как Саладин, племянник одного из военачальников Нураддина. В 1163 году Нураддин отправил дядю Саладина завоевывать Египет, чтобы спаст