Например, во всех трех великих мусульманских империях и пограничных с ними регионах он обнаружил бы, что политическая и военная власть по большей части принадлежит тюркам. (Даже в сефевидской Персии правящее семейство, как и многие кызылбаши, были этническими тюрками.) По всему этому миру литературно образованные люди, как правило, в первую очередь изучали персидский – и классическую литературу на этом языке. Повсюду слышал он азан, призыв к молитве, распеваемый по-арабски в определенные часы дня с бесчисленных минаретов – и тот же арабский звучал всякий раз при совершении каких-либо религиозных ритуалов.
Три исламские империи XVII века
Куда бы он ни отправился – не только в трех империях, но и во внешних приграничных зонах вроде Индонезии или Марокко – все общество пронизывали правила и рекомендации, вверху образующие закон, внизу ритуалы и практики повседневной жизни, без четкой границы между тем и другим. И в каждой стране имелись свои улемы: могущественный, неизбираемый, самопополняемый и самоуправляемый класс ученых, имеющих в повседневной жизни огромную власть и влияние. Повсюду путешественник встречался и с суфизмом, и с суфийскими орденами. Повсюду видное место в обществе занимали купцы и торговцы, но статус их был ниже, чем у бюрократов и чиновников, связанных с двором, также образующих отдельный и важный класс общества.
В любом публичном пространстве путешественник почти не видел женщин. Во всем этом мире, от Индонезии до Марокко, он обнаруживал, что общество более или менее разделено на «общественное» и «частное», и для женщин отведена лишь область частного, а в области общественного почти полностью господствуют мужчины.
Те женщины, которых путешественник всё же видел на улице – например, на рынке или идущих в гости из одного дома в другой – скорее всего, носили одежду, закрывающую или, по крайней мере, скрывающую лицо. Видя женщин с неприкрытыми лицами, путник знал, что они принадлежат к низшим классам: должно быть, это крестьянки, или служанки, или поденные работницы. И что бы ни носила женщина – ей не позволено было открывать ни руки, ни ноги, ни шею, или ходить с непокрытой головой.
Одежда мужчин в разных местах различалась, но всюду, где бы ни побывал путешественник, мужчины также ходили с покрытыми головами, одеяния их были свободными, не облегающими, и всегда скроенными так, чтобы, когда мужчина простирается ниц в религиозном ритуале, его ширинка оставалась прикрытой.
Во всем этом мире каллиграфия считалась высоким искусством, образная (в противоположность абстрактной и декоративной) живопись, кроме как в иллюстрациях к книгам, встречалась редко, и огромным почитанием пользовалось устное и письменное слово.
Каждый город, через который проезжал путешественник, ничем не напоминал «шахматную» планировку эллинистических городов: скорее это было скопище деревенек, притулившихся вплотную друг к другу, без широких центральных улиц. В каждой деревне был свой базар, в каждом городе – собственные красочные мечети, которые всегда могли похвастаться куполами и минаретами и очень часто украшались глазированной плиткой.
Вступив в беседу с каким-нибудь незнакомцем на улицах этого города, путник очень скоро обнаружил бы, что им обоим хорошо знаком один набор мифологических фигур: оба знают главных героев авраамической традиции – Адама, Давида, Моисея, Ноя и так далее; оба знают не только всё о Мухаммеде – им хорошо известны биографии Абу Бакра, Умара, Али и Усмана, и обо всех этих людях у них есть личное мнение и личное отношение к ним. Обоим известны одни и те же значительные исторические события: оба знают, например, об Аббасидах и Золотом Веке, ныне ушедшем далеко в прошлое, о монголах и страшном опустошении, ими произведенном.
В 1600 году обычные люди повсюду в этом мире соглашались, что мусульманские империи и пограничные с ними территории и есть «мир». Или, цитируя историка Маршалла Ходжсона из Чикагского университета: «В XVI веке нашей эры пришелец с Марса легко мог бы счесть, что весь мир людей вот-вот станет мусульманским»[55].
Но марсианин, разумеется, ошибся бы. История уже повернула свой ход – благодаря тем изменениям, что пережила Европа со времен Крестовых походов.
11. Тем временем в Европе
689–1008 годы п. Х.
1291–1600 годы н. э.
Последние крестоносцы покинули исламский мир в 1291 году, изгнанные египетскими Мамлюками, однако в Европе угли Крестовых походов догорали еще долго. Некоторые военно-религиозные ордена, основанные Римской Церковью, теперь начали действовать у себя дома. Например, храмовники стали влиятельными международными банкирами. Орден рыцарей-госпитальеров захватил остров Родос, а затем перенес свою штаб-квартиру на Мальту, откуда госпитальеры действовали более или менее как пираты, захватывая и грабя мусульманские суда в Средиземноморье. Тевтонские рыцари захватили большой кусок Пруссии и основали там свое государство, просуществовавшее до XV века.
Европейцы продолжали планировать и осуществлять новые кампании против мусульманского мира, но они становились всё более слабыми: некоторые армии рассеивались по дороге, не достигнув цели, другие сворачивали с избранного пути. Так называемый Северный крестовый поход в конечном счете обрушился на славян-язычников Балтийского региона. Многие локальные войны против «еретических» европейских сект – Папа вдохновлял верующих на борьбу с ними, а тот или иной монарх вел войну – также получали название «крестовых походов». Во Франции, например, шел долгий «крестовый поход» против христианской секты, называемой альбигойцами. В Иберии христиане также вели крестовый поход вплоть до 1492 года, когда наконец одолели Гранаду и изгнали с полуострова последних мусульман.
Дух крестоносцев отчасти сохранился, поскольку в ходе настоящих Крестовых походов выявилась новая мотивация, побуждающая европейцев рваться на восток: вкус к товарам, поступающим из Индии и с островов восточнее ее, которые европейцы именовали «Индиями». Одним из множества желанных благ, которые поставляла Индия, стал чудесный продукт, именуемый сахаром. Из Малайзии и Индонезии шли перец, мускат и многие другие пряности. Повара Высокого Средневековья добавляли пряности во всё, что готовили, иногда одни и те же – в основные блюда и в десерты: очень уж они любили специи![56]
Проблема в том, что крестоносцы разожгли в Европе аппетит к этим благам, но сами же и отрезали от них европейских торговцев, создав пояс враждебности к христианам от Египта до Азербайджана. Европейские коммерсанты не могли пробиться через этот пояс и торговать непосредственно с производителями: они вынуждены были иметь дело с мусульманскими посредниками. Верно, что в эти годы Марко Поло со своими спутниками дошел до Китая; но это была редкая аномалия, и европейцы поражались тому, что ему удалось совершить такое путешествие и невредимым вернуться назад. Большинство европейцев этому даже не верили: книгу Марко Поло о своих приключениях они прозвали «Миллионы», имея в виду, что в ней он якобы несколько миллионов раз солгал. Мусульмане владели и восточным берегом Черного моря, и Кавказским хребтом, и побережьем Каспия. Они обладали Красным морем и всеми подходами к нему. Продукты Индии и «дальних Индий» европейцам приходилось покупать у мусульманских купцов из Сирии и Египта, которые, несомненно, взвинчивали цены так, как только мог позволить рынок – особенно для покупателей-христиан из Европы, глядя на которых, вспоминали все зло, причиненное им во время Крестовых походов, а также то, что христиане-фаранги в свое время объединились против них с монголами.
Что же оставалось делать западноевропейским купцам?
Здесь дух крестоносцев мутировал и превратился в дух исследователей. Всеми дорогами, связывающими важнейшие древние мировые рынки по суше, владели мусульмане; однако на протяжении столетий, незаметно для мусульманских властителей и народа, европейцы развивали несравненные навыки мореплавания. Для начала, Европа эпохи после Крестовых походов включала в себя викингов, покорителей северных морей, столь отважных и умелых, что на своих драккарах они плавали даже через Северную Атлантику в Гренландию. Одна волна викингов вторглась в Англию, где название их народа, «северные люди», скоро начали произносить как «норманны». Некоторые из них отправились дальше, во Францию, и поселились в прибрежном районе, с тех пор носящем название Нормандия.
Но дело не только в викингах. Всем, кто регулярно плавал между Скандинавией и Южной Европой, приходилось строить надежные корабли и учиться управлять ими в суровых штормах Северной Атлантики; так что постепенно западные европейцы начали чувствовать себя в море как дома. Имея среди своих подданных таких умелых мореходов, некоторые амбициозные монархи начинали мечтать о том, чтобы найти морской путь, позволяющий обогнуть все земли между Европой и Восточной Азией и, таким образом, полностью обойти «мусульманскую проблему»: короче говоря, им требовался путь в Индию и земли, лежащие дальше на восток, по морю.
Одним из аристократов, оказывавших этим поискам серьезную поддержку, был принц Энрике (Генрих) Португальский (называемый также Энрике Мореплавателем, хотя сам он не побывал ни в одной из экспедиций, которые спонсировал). Принц Энрике был тесно связан родством с королем Португалии и, что еще важнее, был одним из богатейших людей в Западной Европе. Он платил капитанам за то, чтобы они отправлялись на своих кораблях вдоль берега Африки и искали способ ее обогнуть. Письма и обращения Энрике показывают, что изначально он смотрел на самого себя как на крестоносца: чтобы показать себя великим христианским монархом, он стремился одолеть мавров и, найдя новые души, просветить их светом единой истинной веры[57].
Многие из этих новых душ, найденных мореходами, обитали в чернокожих телах и, как выяснилось, имели коммерческую ценность в качестве рабов: так принц Энрике-Мореплаватель превратился в Энрике-Работорговца. Помимо рабов, продвигаясь на юг, португальцы обнаружили всё больше ценностей, пригодных для продажи: золотой песок, соль, страусиные яйца, ворвань – список можно продолжать и продолжать. Открытие всё новых и новых дорогих товаров наполнило мечту крестоносцев экономическим содержанием, и эпоха Крестовых походов сменилась тем, что европейцы н