азывают эпохой Великих географических открытий. Быть может, самое важное открытие произошло в 1492 году, когда Христофор Колумб в поисках Индии пересек Атлантику и наткнулся на Америку. Его путешествие финансировали Фердинанд и Изабелла, испанские монархи, только что закончившие свой крестовый поход против иберийских мусульман и основавшие единое христианское королевство Испанию.
Европейский поиск морского пути в Индию
Как известно, причалив к берегу Эспаньолы, одного из островов Карибского архипелага, Колумб был уверен, что попал в «Индии». После того, как обнаружилась его ошибка, острова к востоку от Индии стали называть Ост-Индией, а Карибские острова – Вест-Индией. Мусульмане этого великого открытия по большей части просто не заметили. Османские источники упоминают о путешествии Колумба мельком, однако уже в 1570-х годах некоторые османские картографы достаточно точно наносили на свои карты мира две Америки именно в тех местах, где они находятся. К тому времени Испания уже создала зачатки новой империи в Мексике, а англичане, французы и другие основывали свои поселения к северу оттуда.
Тем временем в восточном конце Срединного мира мусульмане уже открыли то, что изначально искали европейцы: в Малайзию и Индонезию мусульманские купцы плавали по морю уже много столетий. Многие из тех, кто бороздил эти воды, принадлежали к суфийским орденам, и благодаря им ислам укоренился в (восточных) Индиях задолго до того, как там появились первые европейцы.
Даже до того, как англичан, голландцев и других северных европейцев охватила исследовательская лихорадка, южные европейцы уже чувствовали себя в море как дома: их цивилизация выросла из мореплавания, знание морского дела у них восходит к римлянам, древним грекам, микенской цивилизации, и еще ранее – к критянам и финикийцам.
К XIV веку н. э. генуэзцы и венецианцы, собрав крупные флоты, боролись между собой за контроль над торговыми путями в Средиземноморье. Венецианцы активно вели дела в Константинополе, а после захвата его османами смело открывали торговые представительства в Стамбуле.
Средиземноморская торговля принесла Италии неслыханное богатство и способствовала расцвету процветающих городов-государств: не только Венеции и Генуи, но и Флоренции, Милана и других. Здесь, в Италии, главным маркером богатства и статуса служили не земли, а деньги. Купцы сделались новой властной элитой: семьи флорентийских Медичи или миланских Сфорца заменили старую военную аристократию феодальных землевладельцев. Все эти деньги, вся предпринимательская энергия, разнообразие больших и шумных городов, независимые государства вблизи друг от друга, соперничающие друг с другом в блеске, величии и славе – все это породило беспрецедентный в истории динамизм. В те дни в Италии любой талантливый художник или ремесленник, умеющий продавать свой товар, мог найти себе покровителя – вокруг было множество богачей, готовых бороться за его услуги. Герцоги, кардиналы, даже сам Папа стремились привлечь к своим дворам Микеланджело или Леонардо да Винчи, поскольку их работы не только были прекрасны, но и свидетельствовали о высоком статусе. Искусство, творческий дух, изобретения, достижения – все это переполнило Италию и положило начало тому, что впоследствии стали называть «итальянским Ренессансом».
В эти же годы снова вошли в моду книги. В Темные Века в Европе мало кто умел читать, кроме священников, а священники учились грамоте лишь для того, чтобы читать Библию и проводить службы. Например, во времена Карла Великого среди немецких христиан клирики почитали латынь, язык, на котором проводились христианские богослужения, ибо считали, что на этом языке говорил Бог. Они боялись, что, если их латынь ухудшится, Бог перестанет понимать их молитвы – поэтому сохраняли и изучали несколько древних книг, написанных язычниками (например, Цицероном), просто с целью лучше овладеть грамматикой, синтаксисом и произношением этого древнего языка. Они хотели быть уверены, что по-прежнему произносят звуки, которые услышит Бог. Читая Цицерона, они старались намеренно отстраниться от его содержания и обращать внимание только на стиль, дабы не оскверниться языческими чувствами и рассуждениями. Их попытки сохранить латынь превратили ее в окаменелость, в мертвый язык, пригодный только для ритуалов и молитвенных обращений, но не для размышлений и дискуссий[58]. Тем не менее, почтение к книгам как артефактам означало, что в некоторых церквях и монастырях древние книги пылились запертыми в подвалах или задних комнатах.
Затем, в XII веке, христианские ученые, посетив мусульманскую Андалусию, наткнулись там на несколько латинских переводов арабских переводов с греческого языка таких мыслителей, как Аристотель и Платон. Бо́льшая часть этих трудов была создана в Толедо, где в то время процветало искусство перевода. Из Толедо эти книги распространялись по свету – и некоторые из них попадали в Западную Европу, где, помыкавшись, находили приют в церковных и монастырских библиотеках.
Арабские труды, найденные в Андалусии, включали в себя обширные комментарии мусульманских философов, таких как Ибн Сина (Авиценна) или Ибн Рушд (Аверроэс). Их писания сосредотачивались на примирении греческой философии с исламскими откровениями. Христиане к таким улучшениям интереса не проявляли: они отдирали всё, что добавляли к Аристотелю и прочим мусульмане, и вместо этого пытались понять, как примирить греческую философию с христианским откровением. Из этой борьбы родились масштабные «схоластические» философские доктрины таких мыслителей, как Фома Аквинский, Дунс Скот и другие. Связь мусульман с трудами древнегреческих философов выветрилась из культурной памяти европейцев.
Европейских ученых тянуло к монастырям с библиотеками, поскольку там находились книги. А будущих студентов стало тянуть к монастырям с библиотеками, потому что там находились их профессора. Исследования денег не приносили, и, чтобы заработать себе на жизнь, ученые стали читать лекции. Так вокруг монастырей сложились общины, впоследствии расцветшие в первые европейские университеты. Одна из древнейших таких общин сформировалась вокруг кафедрального собора Нотр-Дам в Париже. Еще одна очень ранняя община ученых и учащихся стала университетом в Неаполе. Потом возник университет в Оксфорде, в Англии. Когда там между учеными произошла ссора, группа «несогласных» отбыла в Кембридж и организовала там собственное учебное заведение.
Ученые в этих протоуниверситетах пришли к выводу, что их будущие студенты знают слишком мало даже для начала занятий, и поэтому разработали набор стандартных курсов, пройти которые необходимо юноше, чтобы приступить к занятиям в университете: например, курсы риторики, грамматики, логики и арифметики, цель которых – просто научить студентов читать, писать, считать и думать. Студенты, успешно одолевшие этот базовый курс, назывались бакалаврами; теперь они могли начать изучать какой-то серьезный предмет – богословие, философию, медицину или юриспруденцию. В наше время степень бакалавра можно получить, в частности, окончив четырехлетний колледж свободных искусств.
Европа становилась всё богаче, и в ней появились люди, готовые провести всю жизнь в научных исследованиях, чтении, писании или создании произведений искусства. Под влиянием греческой мысли в умах образованных европейцев начали формироваться новые идеи. Греки говорили: «Человек есть мера всех вещей», и в их языческом пантеоне место «Бога» занимало множество божеств с человеческими характерами, драматически взаимодействовавших и между собой, и с человечеством. Греки отличались глубоким интересом к миру природы и к человеку здесь-и-сейчас. Они очень далеко продвинулись в описании и различении природных явлений и сделали первый шаг к их объяснению. Люди, читавшие и обсуждавшие греческие тексты, тоже увлекались раскрытием тайн жизни на земле – направление мысли, решительно противоречившее тому, которого придерживалась церковь со времен падения Рима, ибо в христианском мире Средневековья господствовало мнение, что материальная вселенная есть зло. Единственный смысл здесь находиться – в том, чтобы поскорее отсюда выбраться; так что единственный предмет, заслуживающий изучения – мир иной, а единственные тексты, к которым стоит обращаться – Писание и комментарии к нему. Новые гуманисты не считали, что соперничают с христианством, и едва ли были безбожниками-атеистами, однако служители Церкви видели в этом новом мышлении угрозу для себя. Они чувствовали, к чему все это ведет.
Христианство развивалось в контексте умирающего Рима. Оно создало иерархию, в которой отразилась административная иерархия Рима, своего рода ее тень. И, когда имперская структура рухнула, христианская по умолчанию заняла ее место, стала «рамкой», поддерживающей цивилизованную жизнь. Византийский император, всегда бывший главой имперской иерархии, теперь автоматически стал и главой иерархии церковной. Различные епископы подчинялись ему как главе Церкви, так же, как и наместники провинций как прежде, так и сейчас подчинялись ему как главе империи. Учения христианской религии формулировали епископы на соборах, организуемых императором, и периодически обновляли на следующих соборах, причем за императором всегда оставалось последнее слово.
Христианство так тесно переплелось с Римом, что, когда империя раскололась надвое – раскололась и церковь. На востоке главой церкви остался император. На западе сам титул «император» вышел из употребления. Политически континент был раздроблен на мелкие княжества, правили которыми, в сущности, военные вожди. В этой обстановке Церковь являлась в Западной Европе единственным источником цивилизационной связности и единства, культурным посредником, благодаря которому люди, говорящие на разных языках и служащие разным суверенам, могли общаться или путешествовать по землям друг друга. Чтобы служить этой цели, учения Церкви должны были быть единообразны, всем понятны и всеми приняты, так что Церковь неустанно и страстно выискивала и преследовала ереси.