Я не говорю, что к 1350 или 1400 годам Англия и Франция уже были национальными государствами: но они, как и некоторые княжества северной Европы, двигались в этом направлении. Возникновение национального государства позволяло единому правительству вести политику, влияющую на все стороны жизни людей, живущих на его территории – людей, все еще мыслящих себя подданными, но потихоньку становящихся гражданами. Так что позже, когда Запад пришел на Восток, национальные государства врезались в рыхлые телеса империй, как нож врезается в масло.
Европейский поиск морского пути в Индию, прямое следствие Крестовых походов, начался именно во время, когда в Европе начали формироваться национальные государства; в это же время протестантская Реформация превратила индивидуального человека в важного субъекта, действующего на историческом поле, и в это же время синергия индивидуализма и возрождения интереса к классикам дала начало современной науке.
В 1488 году португальский исследователь Бартоломеу Диаш обогнул мыс Доброй Надежды, доказав наконец, что путь из Атлантики в Индийский океан морем возможен. По его следам двинулись другие мореплаватели. А в 1492 году Христофор Колумб пересек Атлантику и открыл два континента, доселе неизвестные европейцам. Теперь туда и оттуда тоже начали плавать корабли.
Поскольку экспедицию Колумба финансировала Испания, она и получила первой доступ к новооткрытым материкам. Эта удача на некоторое время сделала Испанию богатейшей страной Европы. Испания высосала из Америки столько золота и так безрассудно тратила его дома, что обрушила европейский золотой рынок. По иронии судьбы, этот крах уничтожил испанскую экономику, и Испания превратилась в одну из беднейших европейских стран.
Однако золото обеих Америк промыло и всю европейскую экономику. Произошло это как раз в то время, когда в Западной Европе укреплялись национальные государства, а национальные государства имеют такую внутреннюю связность, что склонны действовать «как люди». До возникновения национального государства какой-нибудь человек в Англии не мог надеяться, что «Англия» станет богаче, и испытывать личное удовлетворение или гордость, если это происходило. Он мог мечтать, чтобы богатство притекло на его территорию, желать богатства своему городу, своей семье, даже королю; но Англии? А что такое «Англия»? Теперь, однако, в тех местах, где люди воспринимали себя как «нацию», для них было легко и даже неизбежно думать в терминах политики, благотворной для нации в целом. Одним из видов такой политики стал меркантилизм.
Меркантилизм – на самом деле понятие довольно простое. Основан он на представлении, что экономика нации подобна экономике отдельного человека. Если человек много зарабатывает и мало тратит, он гарантированно становится богат. Для каждого отдельного человека наилучшая форма дохода – в золоте. Накопи много золота – и о будущем можешь не беспокоиться. Поэтому люди в Западной Европе легко поверили, что ключ к богатству их стран – накопить как можно больше золота и как можно меньше его тратить. И понимали, как это сделать: продавать побольше товаров друзьям и соседям за золото, а не покупать, по возможности, ничего.
Чтобы много продавать, надо много производить. Чтобы ничего не покупать, надо быть самодостаточными. Но как может государство только продавать, ничего не покупая? Откуда же брать сырье? Здесь меркантилизм – который переплетался с национализмом, который переплетался с протестантской Реформацией, которая переплеталась с индивидуалистической этикой, которая переплеталась с возрожденческим гуманизмом – пересекался с европейской тягой к морю и жаждой исследования мира, выросшей напрямую из Крестовых походов.
Все эти перекрестные, оплодотворяющие друг друга движения достигли своей вершины в Европе около 1600 года. В этот момент европейцы были непревзойденными моряками. Быстро организовывали компактные национальные государства. Переосмысляли мир в научном ключе. Карманы им жгло американское золото. Их экономику двигали вперед предприниматели-протокапиталисты, вооруженные индивидуалистической этикой.
Поистине невероятно, что все эти перемены остались практически не замечены мусульманским миром, где в этот самый момент взошли на свои вершины цивилизация Моголов в Индии, культура Сефевидов в Персии, а Османская империя только что прошла пик своего могущества в Малой Азии, Месопотамии, Леванте, Хиджазе, Египте и Северной Африке.
А потом эти два мира встретились.
12. Запад идет на Восток
905–1266 годы п. Х.
1500–1850 годы н. э.
Между 1500 и 1800 годами западные европейцы очень много плавали по свету и колонизовали практически всё. Некоторые земли они просто захватывали и заменяли собой их природных обитателей: такую судьбу претерпели Северная Америка и Австралия, ставшие заокеанскими продолжениями Европы.
В других регионах они оставляли их изначальных жителей на своем месте, однако сами становились над ними правящей элитой и захватывали контроль над всеми ресурсами. Часть изначального населения становилась их слугами или рабами, прочие выживали в стесненных обстоятельствах, как могли. Такова была судьба жителей большей части Южной Америки и Африки южнее Сахары.
Но в некоторых местах – прежде всего, в Китае и на исконных исламских землях – европейцы сталкивались с хорошо организованными, богатыми, технически продвинутыми обществами, на вид вполне способными дать им отпор, так что взаимодействие с ними строилось по более тонким правилам. Взаимодействие европейцев с исламским миром получилось сложным и драматичным, во-первых, потому, что западных европейцев с мусульманами уже связывала довольно запутанная история, и во-вторых, потому, что они начали просачиваться в исламский мир именно тогда, когда три мусульманские империи находились на пике своей славы и могущества.
Одно необходимо сказать четко и ясно: проникновение европейцев в мусульманский мир никогда не доходило до степени «столкновения цивилизаций» (если использовать термин, придуманный в 1990-х годах). В этот период колонизации «европейская цивилизация» никогда не воевала с «исламской»: именно в этом ключ к пониманию всего, что случилось дальше. В сущности, после 1500 года западные европейцы являлись в восточный исламский мир почти исключительно как купцы. Что может быть менее угрожающим? Торговля – то, чем занимаются люди вместо войны. Торговля – это же практически синоним мира!
Западный империализм: освоение заморских колоний
Европейцы приезжали с сугубо мирными намерениями, и было их немного. Первая европейская экспедиция, достигшая Индии морским путем, состояла из четырех кораблей и команды общей численностью в сто семьдесят один человек: возглавлял ее португальский аристократ Васко да Гама. В 1498 году они прибыли в Каликут, город на западном побережье Индии, и попросили у местного индусского правителя разрешения открыть здесь, на берегу, торговую точку: кое-что покупать, быть может, кое-что продавать. Правитель ответил: пожалуйста! Почему бы и нет? Если эти чужестранцы хотят покупать ткани, хлопок-сырец, сахар или что-нибудь еще, с какой стати им отказывать? Его подданным это пойдет только на пользу. Им же нужно зарабатывать деньги – а как зарабатывать, если отказываешься продавать свой товар?
Чуть позже европейцы столкнулись с вспышкой враждебности местных мусульман; однако здесь, далеко на юге, мусульмане сами были пришельцами, так что португальцы при поддержке местных индусов выстроили городок и крепость в месте, называемом Гоа. Ничего особенного на продажу у них не было, зато были деньги и готовность покупать. Шли годы – в Гоа приезжало всё больше европейцев, и, по мере того как Европу затапливало американское золото, они готовы были тратить всё больше денег. Так Гоа стал постоянным островком Португалии в Индии.
Затем стали приезжать купцы и из других частей Западной Европы. Французы открыли свою «торговую точку» в Пондишери, англичане в Мадрасе[59]. Проплывая мимо, с интересом поглядывали на Индию и голландцы. Эти европейские общины начали бороться друг с другом, отстаивая свои коммерческие интересы – но индийцы почти не обращали на это внимания. Какая им разница, кто победит? К северу отсюда Бабур и его потомки строили великую империю: вот это была важная новость, по-настоящему увлекательная история! Куда важнее, чем какие-то купцы из неведомых стран, построившие на побережье несколько крепостей. Так прошел шестнадцатый век: в этом столетии европейцы не оказали на исламский мир почти никакого влияния.
Однако не все европейцы приходили в мусульманский мир торговать. Некоторые являлись как советники или технические консультанты. В 1598 году двое братьев-англичан, Роберт и Энтони Шерли, отправились в Персию, переживавшую в то время новый «золотой век» при правлении самого блистательного из Сефевидов, шаха Аббаса. Англичане сказали, что пришли с миром и с интересным предложением для персидского царя. Они хотят продать ему пушки и пищали и обещают техническое обслуживание своих продуктов: сюда приедут их люди, научат людей шаха пользоваться новым оружием, обучат соответствующей военной стратегии, а также покажут, как ремонтировать такое оружие, и так далее.
Шаху Аббасу это пришлось по душе. В военных технологиях сефевидская Персия отставала от соседей. Кызылбаши не любили пищалей – предпочитали сражаться мечами, копьями и стрелами; этот их недостаток стоил Сефевидам победы в Чалдыранской битве, а теперь ненавистные османы пытались остановить ввоз в Персию оружия. Получать оружие и консультантов с далекого, ничем не примечательного островка к западу от Европы – это было отличное решение проблемы! Англичане, похоже, свое дело знают; и какой вред могут нанести они здесь – всего несколько человек, вдали от своей родины? С этого и началась традиция ставить на руководящие посты в персидской армии европейских советников.
Впрочем, верно и то, что не все встречи мусульман с жителями Запада проходили мирно. Турки-османы столетиями воевали с европейскими христианами: западная граница Османской империи обозначала барьер между двумя мирами, и вокруг него постоянно шла борьба. Однако между битвами – и порой даже когда в одних местах кипели битвы – во многих других спокойно шла торговля. Никакой тотальной войны, типа Второй мировой, и в помине не было. Все битвы оставались географически ограничены. В тот самый момент, когда в одном месте сходились две армии, всего в нескольких милях оттуда могла идти обычная повседневная жизнь. Несомненно, трения имели и идеологическую сторону, оставшуюся от Крестовых походов – христианство против ислама – однако в практическом смысле все эти битвы представляли собой всплески насилия, связанные с борьбой монархов за территории. В конце концов, на территории Османской империи жило множество христиан и иудеев, и некоторые из них служили в османской армии, участвовали в битвах на ее стороне, не из патриотической приверженности Дому Османа, а просто потому, что этим зарабатывали на жизнь. Такого рода война, несомненно, позволяла мирным торговцам путешествовать с одной стороны на другую, покупать и продавать.