По сути это была, конечно, никакая не игра. Впрочем, и войной ее не назовешь. Время от времени случались стычки, где-то начиналась резня, происходили разные жестокости; но прежде всего Большая Игра состояла из хитрых планов, заговоров, маневрирования, манипулирования, политиканства, подкупов, коррумпирования жителей указанного региона. Противниками в игре были две великие европейские державы, а люди, населявшие эти земли – практически все мусульмане – просто фишками или пешками.
В Иране шахи из Каджарской династии питали надежду возродить былое величие страны, импортировав европейские технологии и ноу-хау. Но у кого их раздобыть? Европейцев так много! С одной стороны давили на них российские послы, с другой – британские послы и коммерсанты. Не давали о себе забыть и французы, и немцы, и шведы. Сопротивляться европейцам Каджары не могли – ведь были у них кругом в долгу. Быть может, они смогли бы обрести хоть относительную независимость, стравливая европейцев друг с другом; однако шахи Ирана видели здесь иные возможности – возможности обогатиться, продавая европейцам монопольные контракты, а «откаты» кладя себе в карман. По сути, они продавали иностранцам с аукциона собственную экономику.
«Большая Игра»
Одна особенно дерзкая концессия давала родившемуся в Германии британскому подданному барону Паулю Юлиусу фон Рейтеру исключительное право строить во всем Иране трамвайные пути и железные дороги, исключительное право добывать здесь полезные ископаемые и рубить лес, а также право создать Национальный банк страны и управлять им. И всё это – в обмен на щедрое приношение шаху наличными и обещание в будущем выплачивать в казну страны небольшой процент с доходов! В стране вспыхнули протесты; сами по себе они, пожалуй, ничего бы не добились, но из своих соображений эти протесты поддержала Россия. Под давлением шах попятился назад и отменил сделку. Однако, согласно условиям уже подписанного им контракта, теперь Иран должен был выплатить барону Рейтеру штраф в сорок тысяч фунтов. По счастью (для шаха), штраф пришлось платить не из его личного кармана, а из иранской казны. Так страна (и налогоплательщики) вынуждены были заплатить британскому лорду огромную сумму решительно ни за что – при том, что контрольный пакет акций нового Иранского Национального банка все-таки остался у него[64].
Такие истории повторялись снова и снова: коррумпированный шах и его родственники получали кругленькие суммы наличными – и взамен отдавали какой-либо европейской компании или правительству контроль над еще одним сектором иранской экономики. Иногда сделку удавалось отменить, но это всегда стоило иранским налогоплательщикам огромных штрафов. Граждане Ирана прекрасно понимали, что происходит, но ничего не могли сделать. Как ни слабы были Каджары, власти над собственным народом их никто не лишал: бросать людей в тюрьмы, пытать и казнить они могли по-прежнему.
С точки зрения европейцев тому, что страну дербанят на части и пожирают, можно было только радоваться; главный вопрос состоял в том, какая же европейская держава сожрет тот или иной ее кусок и какая получит стратегическое преимущество для дальнейшей ее эксплуатации. Два основных противника, Россия и Британия, были более или менее равны по силе, так что в конце концов они разделили Иран на зоны влияния: Россия получила право беззастенчиво грабить север, Британия – заниматься тем же самым на юге. Это соглашение более или менее определило северную и южную границы страны, а также обозначило линию, к востоку от которой все договоры теряли силу – эта линия со временем превратилась в границу между Ираном и Афганистаном.
Однако Большая Игра велась и на диких восточных землях – в горах Гиндукуш и на равнинах к северу от них. Здесь в начале XVIII века племенной вождь по имени Ахмад Шах Баба объединил разрозненные афганские племена и сколотил одну из тех недолговечных империй, что возникали порой на окраинах Индии. Однако империи Ахмад Шаха суждено было стать последней из них, поскольку его наследникам пришлось иметь дело уже с новой реальностью: с севера и с юга давили на них две могущественные европейские державы. Русские засылали на афганскую территорию своих шпионов и агентов, чтобы добиться союза либо с царем, либо с мятежными вождями, способными его ниспровергнуть. То же самое делали и британцы.
Дважды Великобритания вторгалась в Афганистан и пыталась его оккупировать, чтобы перекрыть путь русским, но каждый раз афганцам удавалось отбиться. Первая англо-афганская война закончилась в 1842 году; афганцы уничтожили британскую армию и вырезали при попытке к бегству всю местную английскую общину. (Впрочем, британская армия быстро вернулась, чтобы сжечь Большой Базар в Кабуле, а с ним и всех, кто там был.)
Британцы еще зализывали раны, нанесенные им во время первого вторжения в Афганистан, когда пожар разгорелся в Индии. Начался он в 1857 году с восстания пехотинцев, называемых сипаями. Британские офицеры приказывали им смазывать пули смесью говяжьего жира и свиного сала, и этот приказ совершенно их не устраивал. Подавляющее большинство сипаев были индуистами либо мусульманами. Для индуистов корова – священное животное, и смазывать ее жиром пули – святотатство. А для мусульман свинья ритуально нечиста, и любые манипуляции со свиным салом отвратительны.
В один прекрасный день целый полк сипаев отказался заряжать ружья. Офицер, командовавший полком, принял решительные меры: бросил их всех в тюрьму. Тогда мятеж распространился на весь город. По-видимому, британцам попросту не приходило в голову, что приказ смазывать пули говяжьим и свиным жиром может быть для сипаев оскорбителен. Такое их невежество демонстрирует культурную пропасть между британскими офицерами и их солдатами – пропасть, которой не существовало до прихода европейцев, хотя индийские армии нередко состояли из представителей разных этнических и религиозных групп: мусульмане-тюрки сражались в них бок о бок с мусульманами-персами, индусами, говорящими на хинди, и прочими. Эти группы порой ссорились друг с другом, однако прекрасно друг друга понимали, и взаимодействие между ними не было затруднено. В могольских военных лагерях все их языки слились в урду – новый единый язык, возникший на стыке хинди, персидского и тюркского («урду» по-тюркски буквально означает что-то вроде «жаргон военного лагеря»). Но в индийской армии, возглавляемой англичанами, новые языки не рождались. Английский не смешивался ни с одним из местных языков, поскольку британские офицеры и их подчиненные обитали в разных социальных сферах.
Своим промахом со смазкой для пуль британцы, сами того не желая, достигли цели, недостижимой даже для Акбара Великого: объединили мусульман и индусов. Восстание сипаев вылилось в Великое индийское восстание 1857–1858 годов, во время которого индусы и мусульмане вместе нападали на британские поселения по всей Индии. Мусульманские активисты называли этот мятеж джихадом, и их хорошо организованные нападения заставляли думать, что свиное сало стало всего лишь поводом: к мятежу они явно долго готовились.
Долго – но всё же явно недостаточно. Британские солдаты быстро сокрушили мятежников, а затем начали карательную операцию: около месяца они грабили индийские города, выгоняли перепуганных местных жителей из домов и массово убивали прямо на улицах. По меньшей мере в одном случае пленных заставили вырыть яму, затем выстроили на краю этой ямы и расстреляли так, чтобы они падали в заранее заготовленную могилу[65]. Британский историк сэр Чарльз Кростуэйт назвал эту победоносную кампанию «британской Илиадой» и «эпической битвой за Расу».
Едва мятеж был полностью подавлен, британцы отринули всякое притворство: последнего могольского монарха, совершенно ничтожного правителя, отправили в изгнание, а Ост-Индской компании вернули статус частного предприятия. Теперь Индией правила напрямую британская корона. Начался девяностолетний период прямого британского правления, так называемый «Радж».
Британские лидеры рассматривали Индию как «жемчужину в короне королевы Виктории» и охраняли еще ревностнее прежнего. В 1878 году, заметив усиление интереса России к Афганистану, они снова попытались оккупировать Кабул – но и на этот раз неверно оценили усилия, необходимые для захвата горной территории, населенной многочисленными, враждебными как к англичанам, так и друг к другу племенами. Дело не в том, что эту страну было сложно «завоевать» – по крайней мере, в европейском понимании этого слова. Великобритания без труда вошла в столицу, посадила на трон во всем покорного ей царька, назначила «посла», чтобы им руководить. Как правило, на этом завоевание можно считать оконченным. Но тут британцы обнаружили, что подчинить афганских вождей своей воле – это только полдела. Покоренные вожди просто рассыпались, как песок, у них в руках, превращались в рабов, но не в орудия – а те племена, которыми они якобы правили, принимались сражаться без лидеров, как партизанские отряды. Вторая англо-афганская война обрела дурной поворот, когда был убит британский посол Каваньяри и начались разрушительные сражения в городах; в конце концов британцы принуждены были снова отступить в Индостан.
Накануне второй англо-афганской войны русские и британцы решили, что оккупировать территорию, занятую афганскими племенами, слишком дорого, и согласились считать ее буферной зоной между двумя империями: русские обязались не заходить южнее Амударьи, если британцы согласятся не заходить севернее произвольной прямой линии, которую прочертил на карте через пустыню британский дипломат Мортимер Дюранд. Территория между этими двумя границами и стала Афганистаном. Афганские монархи, лишенные возможности распространять свою власть вширь, теперь сосредоточились на «расширении вглубь»: покоряли племя за племенем, ущелье за ущельем, пока вся эта ничейная земля постепенно не перешла под более или менее прочный контроль центрального правительства в Кабуле.