• Малую Азию. Здесь он начал выступать с речами в Константинопольском университете. Он провозглашал, что мусульманам необходимо узнать все о современной науке, но в то же время более твердо наставлять своих детей исламским ценностям, традиции и истории. Модернизация, говорил он, не обязательно означает вестернизацию: мусульмане вполне могут заниматься исламской модернизацией, ингредиенты которой содержатся в самом исламе. Эта мысль завоевала симпатии и широкой публики, и высших классов. Джамалуддин вполне мог бы занять в Османской империи какой-нибудь высокий пост и жить спокойно, как почтенный и хорошо оплачиваемый публичный идеолог ислама. Но вместо этого он начал учить, что людям нужна свобода толковать Коран самостоятельно, без угнетающего «руководства» со стороны улемов, которых он обвинял в отставании исламской цивилизации от европейской в плане научных знаний. Разумеется, это настроило против него мощный клерикальный истеблишмент, улемы добились его изгнания, и в 1871 году Джамалуддин отправился в…
• Египет, где начал проводить занятия и читать лекции в знаменитом университете Аль-Азхар. Здесь он продолжал развивать свою теорию модернизации на исламских условиях. (В этот период он также написал историю Афганистана – быть может, еще один хитрый трюк, призванный убедить публику, что он афганец, а не иранец?) Однако в Египте, где династия, основанная Мухаммедом Али, к этому времени выродилась в гнилую деспотию, полностью продавшуюся британским и французским интересам, он начал критиковать развращенность и коррумпированность элиты. Он призывал власть имущих быть скромнее и жить одной жизнью с народом, как поступали лидеры древней мусульманской общины. Кроме того, в Египте он начал призывать к парламентской демократии. И здесь, опять-таки, настаивал, что демократизация не равна вестернизации. Основу для исламской демократии он находил в двух традиционных исламских понятиях: шура и иджма.
Шура означает нечто вроде «совета». Это механизм, с помощью которого ранние мусульманские лидеры узнавали мнение общины и получали ее согласие на свои решения. Первой шурой была небольшая группа, которую собрал халиф Умар, чтобы выбрать себе преемника. Эта шура должна была представить кандидата мусульманам Медины и получить их одобрение. Разумеется, вся община тогда насчитывала лишь несколько тысяч человек, а ведущие ее члены могли поместиться в главной городской мечети и дворе при ней; так что демократия шуры была классической прямой демократией народного собрания. Как применить эту модель к огромной стране, вроде Египта – уже следующий вопрос.
Иджма означает «общее согласие». Это понятие впервые встречается в изречении, приписываемом Пророку: «Моя община никогда не согласится с ошибкой». Это изречение улемы использовали как доказательство того, что, если они согласились между собой по какому-то пункту вероучения – дальнейшего обсуждения или сомнений этот пункт не требует. Короче говоря, иджма они понимали как консенсус в своих рядах. Но Джамалуддин переосмыслил обе эти концепции и расширил область их применения. Опираясь на понятия «шура» и «иджма», он аргументировал, что правители в исламских странах не легитимны, если не пользуются поддержкой народа.
Эти демократические идеи заставили занервничать египетского монарха, а инвективы Джамалуддина против разложения высших классов оскорбили всех, чей доход превышал определенный уровень. Так что в 1879 году Джамалуддину пришлось покинуть Египет и снова вернуться в…
• Индию. Здесь «либеральное» Алигархское движение, основанное и возглавляемое сэром Саидом Ахмадом, развилось в силу, с которой стоило считаться. Однако сэра Саида Ахмада Джамалуддин считал британским холуем, о чем без обиняков и высказался в своем единственном крупном труде, «Опровержение материалистов». Но британцам идеи Саида Ахмада нравились. Когда в Египте разразился мятеж, британские власти заявили, что Джамалуддин ведет среди своих последователей подрывную пропаганду, и бросили его на несколько месяцев в тюрьму. Когда мятеж улегся, его отпустили, но выпроводили из Индии, так что в 1882 году он отправился в…
• Париж, где писал статьи для различных изданий на английском, персидском, арабском, урду и французском (всеми этими языками он не просто бегло владел, но умел вполне литературно и даже красноречиво на них писать). В своих статьях он развивал мысль, что ислам – по сути своей рациональная религия, готовящая почву для научной революции. Он по-прежнему настаивал, что мусульманские улемы и деспоты затормозили научный прогресс исламского мира, однако замечал, что то же самое делали священнослужители и деспоты в других религиях, включая христианство. Во Франции в это же время философ по имени Эрнест Ренан писал, что мусульмане внутренне неспособны к научному мышлению (тот же Ренан говорил, что китайцы – «раса с чрезвычайной ловкостью рук, но без всякого чувства чести», что евреи «несовершенны», что «негры» счастливее всего, когда возделывают землю, что европейцы – природные господа и воины, и что, если каждый будет заниматься тем, «для чего создан», все в мире пойдет на лад)[68]. Джамалуддин провел с Ренаном знаменитые (по крайней мере, среди мусульман) дебаты в Сорбонне: там он доказывал, что ислам кажется менее «научным», чем христианство, лишь потому, что был основан позже и находится сейчас на более ранней ступени развития.
Здесь, в Париже, Джамалуддин и один из его египетских протеже, Мухаммед Абдо, начали издавать журнал под названием «Наикрепчайшая связь». Вышло лишь восемнадцать номеров – затем нехватка денег и другие трудности вынудили закрыть издание; но в этих восемнадцати номерах Джамалуддин сформулировал основу своего кредо, ныне называемого панисламизмом. Он утверждал, что все, казалось бы, локальные схватки мусульманских и европейских держав в разных местах и по разным поводам – между иранцами и русскими за Азербайджан, между османами и русскими за Крым, между британцами и египтянами за банковские займы, между французами и алжирцами из-за продажи зерна, между британцами и народами Индии и Афганистана из-за расположения границ, и так далее, и тому подобное – в сущности, не множество мелких стычек по частным поводам, а одна великая борьба ради одной великой цели между двумя мировыми силами: Исламом и Западом. Он первым начал использовать эти слова парой, как однородные, но исторически противостоящие друг другу категории. Где-то в этот период Джамалуддин, по-видимому, посетил…
• Соединенные Штаты, но о его деятельности там известно мало. Также он несколько раз побывал в…
• Лондоне, где спорил с Рэндольфом Черчиллем, отцом Уинстона Черчилля, и другими британскими лидерами о политике Великобритании в Египте. Кроме того, он побывал в Германии и провел некоторое время в Санкт-Петербурге, столице России. Когда журнал закрылся, ничто больше не удерживало Джамалуддина в Европе, так что он отправился в…
• Узбекистан. Здесь уговорил царские власти позволить ему печатать и распространять Коран для мусульман – подданных царя, а также переводить, публиковать и распространять другую исламскую религиозную литературу, в Средней Азии уже несколько десятилетий недоступную. Его усилия привели к возрождению ислама в регионе. Кроме того, здесь Джамалуддин наконец сформулировал идею, которую долго вынашивал: мусульманским странам следует воспользоваться соперничеством между европейскими державами, чтобы обеспечить себе независимость – поддерживать Россию против Британии, Германию против России, Британию и Францию против России и так далее. Именно эти мысли в двадцатом веке легли в основу глобального «движения неприсоединения». В 1884 году он переехал в…
• Иран, где работал над реформой судебной системы и на этом вопросе столкнулся лбом с местными улемами. Обстановка накалилась; пришлось спешно вернуться в Среднюю Азию. Однако в 1888 году иранский шах Насреддин пригласил его вернуться, пообещав сделать своим премьер-министром. Насреддин боролся за власть с местными улемами и полагал, что «модернизм» Джамалуддина ему в этом поможет. Джамалуддин переехал в Иран, хоть и стал там не премьер-министром, а шахским советником. Однако на этот раз вместо атак на улемов принялся атаковать самого шаха за его привычку продавать колониальным державам экономические «концессии». Самым поразительным примером этого во время пребывания Джамалуддина в Иране стала безусловная концессия на табак, полученная британскими компаниями: в результате англичане получили контроль над всеми этапами производства и продажи табака в стране[69]. Джамалуддин призвал к табачному бойкоту – стратегия, которая потом использовалась во многих странах множеством политических активистов, в том числе знаменитым индийским антиколониалистическим лидером Махатмой Ганди (как известно, он призвал индийцев бойкотировать английский хлопок и вместо этого выращивать свой собственный). По призыву Джамалуддина толпы иранцев вышли на улицы, протестуя против шаха; тот уже жалел, что пригласил в страну афганского (или иранского?) реформатора. Джамалуддин даже уговорил одного известного аятоллу объявить табачную концессию антиисламской. Тут терпение шаха лопнуло. Он прислал к дому Джамалуддина солдат, чтобы сопроводить его до границы. Так в 1891 году Джамалуддин вернулся в Афганистан, а затем поехал в…
• Стамбул, где османский султан Абдул-Хамид выделил ему дом и пособие. Султан полагал, что панисламистские идеи Джамалуддина смогут каким-то образом принести ему политические дивиденды. Здесь Джамалуддин продолжал писать, преподавать и произносить речи. Интеллектуалы и активисты со всех концов мусульманского мира приезжали сюда, чтобы с ним встретиться. Великий реформатор говорил им, что первейший принцип ислама есть иджтихад, «свободное мышление»; однако это свободное мышление, продолжал он, должно отталкиваться от базовых принципов, запечатленных в Коране и хадисах. У каждого мусульманина есть право истолковывать писания и откровения так, как ему кажется верным; но мусульмане как община должны воспитываться в этих принципах, укоренных в откровениях. Величайшая ошибка мусульман, главная их слабость, продолжал Джамалуддин, вызвана тем, что они повернулись спиной к западной науке, но принимают западное образование и общественные нравы. Нужно поступать ровно наоборот: западную науку принимать, но закрыть ворота перед западными нравами и системой образования.