В результате помогать британцам начали Хашимиты. Именно они устроили Арабскую революцию. Двое сыновей Хусейна, работавшие с Лоуренсом, изгнали из региона турок и открыли британцам путь на Дамаск и Багдад. Отсюда Британия могла начать давить на османов.
И в это же время, когда британские агенты раздавали обещания двум арабским семьям одновременно, два европейских дипломата, Марк Сайкс и Франсуа Жорж-Пико, провели тайную встречу с картой и карандашом, чтобы цивилизованно, за чашкой чая, решить вопрос о том, как разделить этот регион после войны между европейскими державами-победительницами. Англичанин Сайкс и француз Пико договорились, какая часть полуострова отойдет Британии, какая Франции, а где стоит сделать кивок в сторону интересов России. Странное дело: о том, что получат арабы, не было сказано ни слова.
Всё перечисленное уже предвещало беду; но, как говорят в вечерних телешоу, «подождите, это еще не всё!» В Палестине и на близлежащих территориях, населенных арабами, включая Египет, вскипал арабский национализм, не имеющий ничего общего с феодальными притязаниями Саудитов и Хашимитов. Этот новый национализм исповедовали светские модернисты: специалисты, государственные служащие, растущий класс городской буржуазии, для которого были очень привлекательны также и конституционализм, и индустриализация. В Палестине и Сирии эти арабские националисты требовали независимости не только от османов и европейцев, но и от Хашимитов и Саудитов.
И наконец, еще один ингредиент проблемы, быть может, самый упрямый и неподатливый из всех: еврейская иммиграция из Европы в Палестину. Европейский антисемитизм, давший толчок к росту сионизма, обострялся по мере того, как Европа шла к войне, и делал пребывание на этом континенте для евреев невыносимым. В результате еврейское население Палестины выросло с 4 процентов в 1883 году до 8 процентов к началу Первой мировой войны и почти до 13 процентов к ее концу.
В 1917 году британский министр иностранных дел Артур Джеймс Бальфур написал письмо лорду Лайонелу Ротшильду, британскому банкиру и ведущему сионисту, человеку, щедро финансировавшему из своих личных фондов еврейскую иммиграцию в Левант. Бальфур писал Ротшильду: британское правительство «благосклонно смотрит на образование в Палестине национального дома для еврейского народа и приложит все усилия, чтобы облегчить евреям достижение этой цели».
Также Бальфур настаивал: «Ничто не должно нарушать гражданские и религиозные права существующих в Палестине нееврейских общин» – однако не уточнял, каким британцы видят мирное сосуществование еврейских и арабских националистов на одной территории.
Подведем итоги – это стоит повторить еще раз: Великобритания пообещала Хашимитам, Саудитам и европейским сионистам одну и ту же территорию – территорию, уже населенную арабским народом, в котором быстро развивались националистические взгляды и стремления; и одновременно тайно договорилась с Францией о разделе этой же территории между двумя этими державами. Несмотря на дальнейшие переговоры, договоры, оговорки и уточнения о том, кто о чем договорился и кто кому что обещал, в будущем такая комбинация гарантировала беду.
Однако в будущем хорошо то, что оно еще не наступило. А в настоящем бушевала война, и на краткосрочной дистанции британский план сработал лучше некуда: КЕП потерял все территории Османской империи, кроме самой Малой Азии. Палестина, Великая Сирия и Месопотамия отошли британцам. В Европе для союзников КЕП война тоже обернулась не лучшим образом. В 1918 году Германия безоговорочно капитулировала перед Антантой, и трое пашей оказались в большой беде. Все трое, Талаат, Энвер и Джемаль, спасаясь от ареста, бежали из Стамбула. Талаат отправился в Берлин, где был убит армянином в 1921 году. Джемаль уехал в Грузию, где был убит армянином в 1922 году. Энвер поехал в Среднюю Азию и поднял там мятеж против большевиков. В 1922 году его уничтожил отряд Красной Армии под командованием большевика-армянина.
Так закончил свои дни Комитет за единение и прогресс – правительство, несомненно, дурное – однако после его гибели труп бывшей Османской империи остался без правительства вовсе.
15. Расцвет светского модернизма
1336–1357 годы п. Х.
1918–1939 годы н. э.
К 1919 году Малая Азия была наводнена французскими и итальянскими войсками. В сердце Османской империи вторглась греческая армия под предводительством националистов, мечтавших о Великой Греции. Сам Стамбул был оккупирован англичанами. По всей Анатолии возникали отряды сопротивления; в единое движение объединил их генерал с ястребиным лицом и пронзительным взглядом. Это был Мустафа Кемаль, впоследствии получивший прозвище Ататюрк – «Отец турок». Его силы изгнали всех иноземцев, и в 1923 году он провозгласил рождение нового национального государства – Турции.
Турция не должна была стать возрожденной Османской империей. Ататюрк отвергал османское прошлое; империя была ему ненавистна. Ни на что, кроме Малой Азии, он не претендовал, ибо стремился к географически логичному, территориально связанному государству. Турция должна была стать страной с ясными и нерушимыми границами, населенной в основном этническими турками, с единственным государственным языком – турецким. В этой новой стране ислам предполагалось лишить какого-либо значения в общественной жизни и вытеснить в частную сферу, где он сможет существовать на тех же правах, что и все остальные религии, до тех пор, пока его приверженцы не досаждают соседям.
Так Турция стала первой страной с мусульманским большинством населения, которая объявила себя светским государством и начала официально проводить политику отделения религии от государства. От ислама Ататюрк отказался – однако, чтобы объединить страну, требовались какие-то новые принципы; и он разработал идеологию, основанную на шести столпах: национализме, светскости, реформизме, государственничестве, народничестве и республиканстве. Эту идеологию турки и сейчас называют кемализмом; в том или ином виде (обычно с упором на первые четыре пункта) она распространилась после Первой мировой войны по исламскому миру.
Национализм Ататюрка не следует путать с жестким милитаризмом Комитета за единение и прогресс. Корни обеих идеологий восходят к младотуркам, однако «младотуркизм» был широким движением, объединявшим в себе самые разные течения, от либерального конституционализма до фашизма. Национализм Ататюрка, выросший на либеральном фланге младотуркизма, был гибким и культурным.
Именно культурный национализм побудил Ататюрка отказаться от множества языков, на которых говорили в Османской империи, в пользу одного национального языка – турецкого. Многочисленные диалекты и варианты турецкого, на которых говорили жители старой империи, уступили место единому стандартному языку – и это оказался не «высокий» литературный турецкий, на котором говорили при старом дворе, а очищенный вариант простонародного, уличного языка масс. Некоторые энтузиасты требовали вычистить из турецкого все слова, проникшие в него из других языков, но Ататюрк охладил их пыл такой идеологемой: турецкий язык, заявил он, – отец всех прочих, так что слова, которые мы заимствуем из других языков, – это просто турецкие слова, которые возвращаются домой. Арабскую вязь, которой пользовались турки уже много веков, он отменил и заменил латинским алфавитом.
Модернист до мозга костей, Ататюрк не стал объявлять себя шахом или султаном. Он составил новую конституцию, учредил парламент, установил республиканскую форму правления и назначил себя президентом. Парламентская демократия, созданная Ататюрком, существует до сего дня, однако будем честны: пока Ататюрк был жив, едва ли какой-нибудь другой лидер смог бы победить его на выборах. Он же Отец Нации! Как можно голосовать за смещение отца? И хоть он был вовсе не военным диктатором, а его правящий круг – не хунтой (он учредил верховенство закона и сам ему повиновался), Ататюрк был армейским офицером и высоко ставил дисциплину. К своему ви́дению страны он вел народ железной рукой истинного полководца.
Каково же было ви́дение Ататюрка? Положить конец авторитету улемов, сместить ислам с роли основного судьи общества, легитимизировать светский подход к управлению государством. С точки зрения Запада такие замыслы звучали весьма умеренно. С точки зрения ислама – делали Ататюрка немыслимо радикальным экстремистом.
Первое, что сделал Ататюрк в этом направлении, – открыл сферу общественной жизни для женщин. Для этого он принял новые законы, дающие женщинам право голосовать, работать на государственной службе и владеть собственностью. Он объявил незаконным многоженство, запретил выплату калыма, повел пропаганду против традиционных брачных обычаев и ввел новые правила разводов, основанные на швейцарском гражданском кодексе, а не на Коране и хадисах.
Кроме того, он запретил женские покрывала и чадры: таков был один из пунктов нововведенного дресс-кода, обязательного как для женщин, так и для мужчин – например, феска тоже оказалась под запретом. Порицались тюрбаны и бороды. Впрочем, носить шляпы, кепки, фуражки и береты было вполне позволительно. Сам Ататюрк ходил в костюме и галстуке и призывал других турок поступать так же.
Религиозный истеблишмент был глубоко потрясен, когда обязательной частью государственных праздничных мероприятий сделались балы. Но что он мог сделать? Ататюрк был настойчив – и имел достаточно власти и уважения сограждан, чтобы добиваться своего. Он ввел закон, по которому все публичные чтения Корана отныне должны были проводиться не по-арабски, а по-турецки – для благочестивых верующих сущее богохульство; но парламент решительно его поддержал. Поддержал и тогда, когда он перенес выходной день с пятницы – о ужас! – на воскресенье! Вслед за этим правительство Ататюрка закрыло религиозные школы, распустило суфийские братства и упразднило вакфы – религиозные благотворительные организации, существующие с глубокой древности – заменив всё это государственными социальными службами. В 1924 году Ататюрк завершил свою секулярно-модернистскую революцию поистине эпохальным заявлением: он объявил, что халифата больше не существует.