Дом огромный. Паунс следует за мной, когда я захожу в большую сверкающую кухню, потом в подсобки, хозяйственные помещения с посудными шкафами. Ничего не кажется знакомым, ничто не притягивает взгляда. Хотя кухня новая, возможно, ее изменили с тех пор, как я тут проживала. Потом пробую дверь в кабинет Стеллы – заперта.
Стелла сказала, что комната в башне, куда я заселилась, никогда не была моей. Где же я жила? Стараюсь отбросить себя во времени, перестать думать, дать волю ногам, но ничего не срабатывает. Я видела сны со своей комнатой, но если закрываю глаза и пытаюсь представить ее, все очень неопределенно. Есть какие-то представления о размерах, видятся белые платяные шкафы, вычурная кровать. Может, в альбомах найдутся фотографии моей комнаты?
Иду к себе, закрываю дверь, достаю заколку из волос и открываю замок в шкафу. Тащу альбомы на кровать, раскладываю по порядку, от первого до одиннадцатого.
Открываю один альбом, другой. Просматриваю их, ищу фото со своей комнатой, расстраиваюсь, поняв, что в отличие от первого альбома, где я представлена маленьким ребенком, все остальные посвящены дням рождения. Начиная с первого, где меня запечатлели с размазанным по лицу тортом, и далее, где я все старше. Похоже, к дням рождения относились серьезно. Каждый год – тематический праздник и украшенный торт: феи, пони, пикси.
«Мамочка делала их для меня».
По спине пробегает озноб. Мамочка? Стелла. Много снимков, на которых она смеется, обнимает меня, я обнимаю ее. Мне было всего несколько лет, когда ее темные волосы начали светлеть и становиться блондинистыми, как у меня. Я подрастала, и мои волосы чуть темнели. Удивительно, но она словно старалась, чтобы мы походили друг на друга как можно сильнее.
И опять нигде нет папы. В альбомах пустые места, будто снимки вынули, но таких мест немного, и они встречаются далеко друг от друга; очевидно, с самого начала папа редко фотографировался.
Он сам делал большинство снимков.
В моем мозгу всплывает образ отца, держащего перед глазами фотокамеру. Но тут же исчезает. Надо спросить у Стеллы, что стало со снимками, вынутыми из альбомов. Она их убрала куда-нибудь или уничтожила?
Что-то заставляет меня отложить в сторонку все альбомы кроме последнего, одиннадцатого.
Первая страница: улыбающаяся Люси. Это я. Руки и спина вдруг покрываются гусиной кожей: я одета в розовое платье. То самое, из шкафа и моего сна. Паунс прыгает на кровать, подходит, наблюдает, как я переворачиваю листы.
– Смотри, это ты, – шепчу я и сама не знаю, почему говорю шепотом. На нескольких снимках подряд – Паунс, тогда еще котенок, бегает за веревочкой, сидит у меня на коленях, спит на руках. Подарок мне на десятый день рождения. Потом фотографии большого розового торта из мороженого, приготовленного на день рождения; на этот раз в нем использована тема маленькой принцессы. Десять свечек, так что я имею право так называться.
Еще несколько листов, и все меняется.
Я продолжаю улыбаться, но что-то не так. Это написано у меня на лице. Я держу нечто в себе. В какой-то момент мне кажется, что начинаю понимать, но тут ощущение ускользает.
Что произошло?
Переворачиваю следующий лист. Здесь меня снимали на открытом воздухе, в солнечный день, на фоне вершины Кэтбеллз. В руках держу Паунс и на этот раз радостно улыбаюсь щербатым ртом.
Листаю дальше – ничего. Просматриваю альбом до конца. Пусто. У меня холодеет внутри.
Я захлопываю альбом. Сердце колотится в груди. Эта последняя фотография попала в ПБВ. Ее сделали незадолго до моего исчезновения. Стелла послала ее на веб-сайт в слабой надежде, что меня найдут, и наступит день, когда она вновь обретет дочь.
Долго сижу на кровати, уставившись в стенку, и думаю. Не знаю, почему стараюсь держаться подальше от Стеллы. Может быть, меня отталкивает неистовый призыв ее глаз? Все эти снимки показывают, кем мы были друг для друга в ту пору. Для нее наша связь – самая естественная, близкая и крепкая на свете, а для меня – далекий отзвук, как однажды услышанный отрывок песенки, из которой я не помню ни одного слова.
А теперь, вместо того чтобы остаться с ней здесь, я подписала контракт с КОС.
До меня доносится отдаленный шум – автомобиль? Смотрю на часы. Уже почти четыре; они должны возвращаться. Вскакиваю, быстро убираю альбомы в шкаф в том же порядке, в каком лежали. Запираю его и спускаюсь по лестнице.
Стелла в кухне распаковывает коробки с бакалеей. Я останавливаюсь в дверях; она поднимает взгляд и улыбается мне.
– Помочь? – спрашиваю я.
– Конечно. – Мы укладываем продукты в два массивных холодильника, и она показывает мне, в какой из шкафов разместить остальные покупки.
– Теперь по чашке чая и поболтаем, – говорит она и ставит чайник на плиту. – Стеф осталась в городе, поэтому мы можем некоторое время побыть наедине. – Она разливает чай, и мы усаживаемся рядышком на табуретки.
– Мне надо кое-что тебе сказать, – начинаю я и смущаюсь.
– Что такое, Райли?
– Прости, но я подписала контракт с КОС.
Я приготовилась к ответной реакции, но она прихлебывает чай и смотрит на меня спокойным взглядом.
– Я знала, что подпишешь. Хотя тебе известно, что я не в восторге от национальных парков. То, чем они там занимаются, бывает опасным. А если ты попадешь в исполнительные органы, где сотрудники проходят усиленную проверку, будет вообще катастрофа. Но мы выждем и посмотрим, куда тебя распределят: пока нет смысла волноваться, правда?
Мое удивление перерастает в шок. Это так не похоже на ту реакцию, которую я ожидала.
– Спасибо, мама, – шепчу я.
И ее лицо расцветает улыбкой. Она протягивает руку, но вместо того, чтобы обнять меня, как вчера, касается моей щеки. Моргая изо всех сил, встает, идет к стойке позади нас и достает коробку.
– У меня есть кое-что для тебя. – Открывает ее и достает маленькую черную прямоугольную штуку.
– Что это?
– Смотри, это камера. Эти новые такие умные. – Она нажимает маленькую кнопку, и объектив со щелчком открывается; видны линзы и несколько контрольных индикаторов. Камера совсем маленькая, всего несколько пальцев в ширину. Стелла показывает мне, как она работает. – Я вот что подумала: если тебе придется бегать каждый день, ты сможешь делать фотографии и потом показывать мне, чем вы занимаетесь. Можем вместе начать новый альбом. Правильно?
– Спасибо, – говорю я и делаю несколько снимков Паунс, сидящей у наших ног, фотографирую Стеллу и разные участки кухни. Потом встаю рядом со Стеллой, вытягиваю руку и делаю совместный снимок. Она объясняет, как демонстрировать фотографии, нажимая на кнопку и проецируя их на поверхность, и после нескольких щелчков – вот они мы, стоим рядом и улыбаемся на кухонной стене.
– Ах да, я еще кое-что для тебя принесла. – Она лезет в карман. – Сделала копию ключа от шкафа с альбомами, чтобы ты могла их посмотреть, когда захочешь. Только запирай шкаф, а ключ убирай подальше. Не хочу, чтобы кто-нибудь забрался туда, понимаешь?
Она протягивает ключ, я сжимаю его в руке, потом кладу в карман. Чувствую себя виноватой: ведь она не знает, что я уже открывала шкаф. Вспоминаю, что собиралась спросить про убранные из альбомов фотографии папы, но не могу заставить себя. Не сегодня. Не сейчас, когда мы так ладим друг с другом.
– Что ж, пока достаточно, у меня еще дела, – говорит Стелла. – Сегодня у Элли день рождения. Хочешь помочь мне украсить торт?
Торт на день рождения Элли не такой замысловатый, как во времени моего детства: трехслойный шоколадный торт с шоколадной глазурью, с затейливыми глазурованными цветочками, украшающими верхнюю часть, и двадцатью свечками. Он очень вкусный, и у всех хорошее настроение, даже Мэдисон воздерживается от ненужных замечаний. Она объявила, что причина ее доброго настроения заключается в следующем: у нее единственный свободный уик-энд в этом месяце, и поэтому завтра мы с ней отправляемся на групповую прогулку на Кэтбеллз вместе с Финли.
Позже я узнаю, что Элли – страстный садовод и очень польщена тем, что цветы на торте были скопированы с тех, которые она вырастила в саду прошлым летом. И я даже чувствую в душе легкую зависть.
Глава 12
Когда на следующее утро мы с Мэдисон идем к автобусу до Кезика, это наконец-то происходит: начинается снег.
Подняв руки к небу, я танцую на ходу.
– Сумасшедшая, – говорит она.
– Просто я на самом деле люблю снег. Сама не знаю, почему.
Она пожимает плечами:
– Я в основном терплю его. Но было бы прекрасно, если бы сегодня он пошел посильнее, чтобы эту глупую прогулку отменили.
– Мне казалось, ты хочешь идти.
Мэдисон не отвечает; смотрю на нее.
– Ага. Понятно, увлечена не столько прогулкой, сколько Финли.
Ухмыляется. Потом смеется:
– Может быть.
– Как у вас дела?
Мэдисон морщит лоб:
– Трудно сказать. Это же Финли. – Как будто этим все сказано.
– И?..
– Он известен тем, что меняет подружек каждые пять минут. Он – Финли-кокетка.
Мы доходим до шоссе и останавливаемся в ожидании автобуса.
– Ты ошибаешься, – говорю я. – Может, он был таким раньше, но ты ему действительно нравишься. Когда он на тебя смотрит, это видно по глазам.
Румянец на ее щеках становится гуще, но она не отвечает, поднимает руку и сигналит показавшемуся автобусу.
Мы приезжаем в город и идем к Дискуссионному залу. Здесь образовалось небольшое скопление людей, одетых, как мы, в теплые костюмы для прогулок. Здесь же Финли и человек с планшеткой, представляющийся Джоном; он записывает всех прибывающих.
Финли видит нас и машет. Он диктует Джону наши имена, потом подходит.
– Ну-ну, глядите-ка: Коротышка и Суперкоротышка. Вам лучше держаться поближе ко мне.
– Почему это? – спрашивает Мэдисон.
– Если снег не прекратится, вы можете утонуть в сугробе. Мы не хотим потерять вас там, наверху.
Снег падает большими тяжелыми хлопьями, начинается маленькая дискуссия по поводу снегопада и прогноза погоды. Они решают выждать и посоветоваться с горным инспектором, который должен подойти с минуты на минуту.