Сегодня обычной болтовни за столом не слышно. Все едят молча, даже Мэдисон, в то время как Астрид разговаривает. Она беседует со Стеллой об управлении пансионатом, спрашивает о ремонте окон. Время от времени посматривает на кого-нибудь из девушек и задает вопрос: о работе, о жизни, о Кезике. Все очень вежливо и ненавязчиво. Ни приказного тона, ни прохаживаний вокруг стола.
Потом она поворачивается, и ее взгляд останавливается на Мэдисон. Та, ссутулившись на стуле, с угрюмым видом и ни на кого не глядя, перебирает кусочки на своей тарелке.
– Мэдисон, не так ли? – спрашивает Астрид.
Мэдисон поднимает взгляд, кивает, и теперь ее дерзкий взгляд виден всем. Внутри у меня холодеет.
Астрид весело смотрит на нее:
– Не голодна сегодня, дорогая?
– Не очень. Прошу простить.
В комнате очень тихо, и все слышат, как Стелла шумно вздыхает.
– При одном условии. Сначала расскажи мне в точности, о чем ты думаешь.
По лицу Мэдисон видно, что она колеблется, но тут же гонит сомнения прочь. «Пожалуйста, Мэдисон, не будь идиоткой», – молча умоляю я.
– Что ж, хорошо. Это мой единственный свободный уик-энд за месяц, и у меня были планы. Но она настояла, чтобы все присутствовали здесь. – Мэдисон переводит взгляд на Стеллу.
– Ага, понятно. Мне жаль, что твои планы не удались, – говорит Астрид. – А какие планы? – По лицу Мэдисон растекается румянец. – Полагаю, мальчик? Боже мой. В самом деле, Стелла, – произносит она, поворачиваясь к дочери, – не нужно было собирать сегодня всех, ведь у кого-то есть планы. Ты же знаешь, я приехала просто взглянуть, как у тебя дела. Тебе ведь известно, что значит быть матерью и беспокоиться за свою дочь. – В ее словах звучит ехидная нотка.
Губы Стеллы сжимаются в тонкую линию:
– Мне кажется, я знаю, что лучше для моих девушек.
Мэдисон покашливает:
– Я рассказала, о чем думаю, как вы просили; могу я теперь уйти?
Астрид смотрит на свою дочь, вопросительно подняв брови.
– Останься и закончи обед, – говорит Стелла.
Мэдисон мрачнеет:
– Это несправедливо. Ни в одном другом пансионате такого нет. Она обращается с нами, как с заключенными!
Это слишком. Все девушки в ужасе смотрят на Мэдисон. Я умоляю глазами: «Прекрати, извинись сейчас же!»
Астрид улыбается:
– Полагаю, дорогая Мэдисон, тебе может представиться возможность узнать разницу между этим домом и тюрьмой, если ты там окажешься. Теперь можешь идти.
Мэдисон переводит взгляд с нее на Стеллу, как кролик, застигнутый светом фар. Стелла едва кивает.
– Иди, – говорит она.
Положив салфетку на стол, Мэдисон отодвигает стул. Шагает к двери на негнущихся ногах и выходит.
Астрид смеется:
– Какая серьезная у вас компания! Никому не хочется что-нибудь рассказать? Может, кому-то из новеньких? – Ее глаза находят меня. – Кайли, кажется?
– Райли, – поправляю я, стараясь не реагировать на имя, очень похожее на «Кайла».
– Когда ты приехала в Кезик?
– В начале недели. Хочу учиться в КОС.
– Откуда ты?
– Из Челмсфорда. Но мне нравятся горы, и я хочу работать в национальных парках. – Поспешно начинаю рассказывать, чем там занимаются, хотя меня об этом не просили, но вскоре умолкаю.
Астрид кривит бровь:
– Наконец-то, говорливая попалась. А как ты…
– Ах, поди ж ты! Прости! – перебивает ее Стелла, вскакивая: она опрокинула кувшин, и вода заливает стол. Стеф бросается за тряпкой; Астрид поднимается с места, пока вода не залила ей колени.
– Прости, прости, – повторяет Стелла.
– Перестань суетиться, – бросает Астрид.
Они со Стеллой выходят из столовой.
Дверь за ними захлопывается, и мы дружно выдыхаем, словно все это время задерживали дыхание.
– Она всегда такая? – спрашиваю я у сидящей рядом Элли.
Та кивает.
– Она ужасно обращается со Стеллой, правда? Даже представить себе трудно, что она говорит ей такие слова – «что значит беспокоиться о дочери». Ей, потерявшей дочь! Отвратительно.
Потом все начинают приглушенными голосами переговариваться о Мэдисон, о том, что она сказала и надолго ли Стелла запрет ее в пансионате в качестве наказания, а я все никак не могу выбросить из головы слова Астрид. Как сказала Элли, это было отвратительно, но не только в том смысле, который она подразумевала. В словах Астрид пряталось еще что-то, насторожившее и встревожившее меня.
Сославшись на головную боль, встаю из-за стола, выхожу и собираюсь поискать Мэдисон. Но уже в приемной останавливаюсь. Кабинет Стеллы. Спрятанная за портьерами дверь. Может, они сидят в той же гостиной, что и всегда?
Мне не стоит этого делать. Но дверь все равно закрыта, ведь так? Я оглядываюсь; поблизости никого. Прохожу мимо стола к двери в кабинет, протягиваю пальцы к ручке. Поворачиваю, толкаю дверь – она открывается. Слишком поздно осознаю свою ошибку: что, если они здесь, а не в гостиной? Но кабинет пуст. Слышу за спиной голоса и приближающиеся шаги. Захожу в кабинет и закрываю за собой дверь.
Попалась.
Вдруг сейчас сюда зайдут?
Бегаю глазами по комнате, прислушиваюсь к звукам. Все, что могу уловить, – слабые голоса за дверью, не Астрид и Стеллы, а кого-то из девушек. Голоса не удаляются: они не ушли, наверное, расположились в креслах у окна и пока никуда не собираются.
Я через силу делаю несколько шагов к портьерам, закрывающим дверь; все тело как будто онемело, каждое движение дается с трудом. Надо было уйти к себе в комнату или отправиться на поиски Мэдисон; все что угодно, только не то, чем я сейчас занимаюсь.
Что-то на стене привлекает мое внимание. То самое фото Астрид, которое лежало в коробке в моей комнате, висит на стене. Я останавливаюсь, обвожу комнату взглядом и замечаю еще несколько фотографий.
Итак. Когда приезжает Астрид, Стелла вывешивает ее фотографии; когда Астрид уезжает, она прячет их в ящик. Я качаю головой. Что за странная семья, к которой я принадлежу?
Возможно, настало время узнать. Отдергиваю портьеру, шагаю за нее. Налегаю на дверь и выглядываю.
Все, как в моем сне: узкий коридор. Здесь я обычно играла в прятки. Повсюду пыль, и я зажимаю нос, чтобы не чихнуть. Разве им больше не пользуются?
Захожу, прикрываю дверь и оказываюсь в темноте. Светильник, где-то здесь в углу должен быть потайной светильник. Провожу рукой вдоль стены и вниз, но ничего не нахожу.
Иду медленно и тихо, касаясь стены одной рукой. Коридор тянется вдоль какого-то помещения, потом сворачивает на девяносто градусов. Из решетки вентиляции возле пола проникают световые лучи. И голоса.
Я приседаю возле решетки и вслушиваюсь.
– …но не делай этого, пожалуйста, не делай; умоляю тебя. – Стелла.
– Не делай чего?
– Сама знаешь.
Астрид хихикает.
– Видела бы ты свое лицо. Боже мой, боже мой, какое суровое. Тебе должно быть стыдно, что не можешь найти такой энергии лучшее применение.
– Я не вижу лучшего применения для своей жизни. Разве забота и защита молодежи своей страны не является официальной задачей твоей службы, ИКН?
– О, конечно, является, и я отношусь к ней весьма серьезно. Гнилые яблоки надо выбрасывать из бочки, как тебе хорошо известно. Эти девушки здесь, в доме, не твои дочери. Ты знаешь цену ошибки: последствия могут быть болезненными. – Молчание. Даже здесь, в коридоре, я чувствую напряжение, возникшее по ту сторону стены. Наверное, Стелла устремила взгляд на лицо матери. Я вздрагиваю.
– Я говорила, что сегодня сообщу тебе новости о Люси; ты меня о них не спрашивала, – говорит наконец Астрид. – Ты хочешь их узнать?
– Конечно, хочу. Расскажи, пожалуйста.
– Стелла, будь готова к потрясающим известиям.
– К каким?
– Помнишь, несколько недель назад я говорила, что Люси погибла от бомбы террориста? Я нашла некоторые… несовпадения в докладах лордеров по этому делу.
– О чем ты говоришь?
– Похоже, ее смерть сфальсифицировали.
Я потрясена. Стелле сказали, что я погибла от взрыва той бомбы? Она мне об этом не говорила и сама ни о чем не спрашивала. И сейчас она не сообщает о том, что я жива. Очевидно, это должно быть для нее новостью. И я надеюсь и молюсь, что она окажется хорошей актрисой.
– Не понимаю. Где же она тогда? – спрашивает в конце концов Стелла.
Наступает пауза.
– Понятия не имею. Официально она все еще числится погибшей, но неофициально – пропавшей. Похоже, в некоторых… интересных местах хотели бы ее найти. Любопытно, что задумала эта девчонка.
– Уверена, ничего такого, что может причинить тебе беспокойство! – бросает Стелла поспешно, и я тревожусь. Это опасная игра. Каким-то образом мне известно – то ли из проблесков памяти, то ли из сегодняшних наблюдений, – что Астрид понимает не только то, что говорят люди, но и то, чего они недоговаривают. Разве Стелла не должна разразиться истерическими рыданиями при известии, что я жива?
– В самом деле? Увидим. Но как бы то ни было, ты знаешь, что я соблюдаю свою часть сделки и выведываю все, что могу, о случившемся с ней. Если сумею, защищу ее и доставлю домой в целости и сохранности. Дорогая девочка, несмотря на наши разногласия, ты знаешь, что я желаю тебе добра. Как только узнаю о местонахождении Люси, сразу сообщу тебе. Но больше ничего у меня не проси. Ты будешь разочарована.
Вскоре их разговор переходит на другие темы: текущий ремонт кровли, сырость в подвале. Я замерзла, ноги затекли от сидения на корточках в неотапливаемом коридоре. Пора убираться, пока они заняты беседой.
Я не могу уходить тем путем, которым пришла; наверняка за дверью кабинета окажутся лишние глаза. Осторожно выпрямляюсь, расслабляю мышцы и медленно крадусь вперед, держась одной рукой за стену. Добравшись до следующей двери, уже не слышу их голосов.
Аккуратно тяну дверь на себя; без толку! Начинаю паниковать – неужели заперта? Я уверена, что раньше в ней замка не было. Шарю по двери рукой: замка нет, только простая задвижка. Отодвигаю ее. Через дверь попадаю в подсобку, примыкающую к кухне, потом выхожу в холл.