А потом Бен украл машину и исчез. О его местонахождении ничего не известно. Я знаю только одно: со мной он быть не хочет. Почему, отчего – это, в конце концов, неважно.
Знала ли я, что так будет? Предвидела ли такой поворот? Зачищенная или нет, я никому не могла причинить боль, а Бен мог и доказывал это делом. Пусть лордеры экспериментировали с ним, пусть манипулировали им и защищали его от ответственности за содеянное, но в бойне у Колледжа Всех Душ участвовал все-таки он. Говорит ли это о том, кем он был на самом деле? Доктор Лизандер намекала на это и даже неоднократно предупреждала. Но решение отдала в руки самому Бену.
Иногда я спрашиваю себя, был ли он по-настоящему моим или я все это напридумывала. Как сказал Эйден, можно ли любить человека, если не знаешь, кто он на самом деле?
И все же я знаю, что мы любили друг друга. Любили в том месте и времени, где и когда были самыми обычными чистыми дощечками. Невинными. До того, как ко мне стала возвращаться память. До того, как его изменили лордеры и доктор Лизандер вернула его прошлое.
Это было неподдельным, по крайней мере для меня. Доказательство – оставшаяся боль.
Я смотрю на Финли и Мэдисон и убеждаюсь, что любовь может крепнуть и расти. Вот только сейчас это не для меня. Лордеры преподали мне по крайней мере один урок: второго шанса не бывает. Я выбрала Бена, повернулась спиной к Эйдену и не могу ничего изменить. Но ведь и Эйден был прав, когда говорил, что Бен – прошлое. Я не скучаю по нему так, как скучаю по Эйдену; с Беном это скорее печаль по былому. Не по тому, что могло бы быть, а по тому, чему бы следовало быть.
Последний подъем, и я достигаю наконец пункта назначения – тюрьмы в сланцевой шахте. Теперь Астрид Коннор там единственная пленница. Дальше – безымянные могилы и мемориал: сегодня там пройдет публичная церемония открытия. Здесь мама, Стелла, Грегори, доктор Лизандер. Здесь те, кто выжил, женщины, недавно освобожденные из заключения вместе с Мэдисон. На их лицах печать пережитых испытаний и робкая еще радость внезапной свободы. Вместе с выжившими родственники и друзья вроде нас тех, кто не дождался свободы.
А вот и сюрприз. У меня перехватывает дух, когда я попадаю вдруг в объятия Эйдена. Он ничего не говорит, просто держит секунду-другую, и я прижимаюсь к нему.
Начинается церемония. Грегори сдержал слово: он нашел свою дочь. Оказывается, она умерла через считаные недели после моего рождения – естественной смертью. Если, конечно, «естественной» можно назвать смерть от послеродовой инфекции. Может, смерть была для нее освобождением? Хотя я предпочитаю думать, что она осталась бы со мной, если бы могла.
Стою с мамой и Стеллой две минуты молчания, но оно, как будто этого мало, затягивается дольше отмеренного времени. Не так перед другими грешен, как грешны предо мной… Я стою между двумя матерьми, которых знаю, и смотрю на эти слова, выбитые на мемориальном камне, над могилами, в одной из которых покоится та, которую я никогда не узнаю.
Кто-то смотрит на меня. Худенькая, сгорбленная женщина с истончившейся серой кожей и твердым взглядом бывшей узницы. Она отводит меня в сторонку.
– Я была там, когда ты родилась. Сэм не желала говорить, кто твой отец, но какие возможности у женщины-заключенной в тюрьме с охранниками-мужчинами? Я знаю, как назвала тебя твоя мать, – добавляет она и, наклонившись, шепчет мне на ухо, как будто это нельзя сказать вслух.
Она пришла – не в тот день, но в другие.
Чтобы вызвать из земли весенние цветы, солнцу нужно растопить зимний лед, и небо потемнеет и прольется дождем до возвращения солнца. Скай вертится у меня под ногами, Эйден шагает рядом, и вопреки всякой логике я почти чувствую ее.
Моя мать, Сэм, была, должно быть, удивительной женщиной. Многое закрутилось вокруг нее: чувство вины Грегори, не помиловавшего собственную дочь, превратило его в жесткого правителя, остававшегося таковым на протяжении большей части своей жизни. Скорбь доктора Лизандер, поверившей в смерть подруги, подтолкнула ее к изобретению Зачистки как альтернативы казни несовершеннолетних преступников. И к чему это все привело? И сама Сэм, брошенная Астрид в эту ужасную тюрьму, – я не могу даже представить, через что ей довелось пройти. Тем не менее она сохранила это в себе, чтобы дать мне имя, протянувшееся через потерянные годы и соединившее нас. Кем только я не становилась, какие только имена мне не давали, но теперь, наконец, я начинаю привыкать к своему настоящему, врастать в него. Я стою на собственных ногах, и мы с Эйденом ищем общий путь в будущее. Потому что иногда второй шанс бывает.
Этот дар моя мать передала мне вместе с именем, и он зовется
Надежда1.
Слова благодарности
Написать и опубликовать трилогию, по книге в год, – это ураган!
Особая благодарность моему агенту Кэролайн Шелдон, без которой ничего этого, возможно, и не случилось бы, и всем работникам моих издательств по обе стороны океана, особенно Меган Ларкин и Розалинде Тернер в «Оrchard Books» в Соединенном Королевстве и Нэнси Паульсен и Саре Крегер в «Nancy Paulsen Books» в США – спасибо вам за все.
Спасибо Эрин Джонсон за экскурсию по Оксфорду и привратнику в колледже Магдалены. Когда я расстроилась из-за того, что с башни Магдалены не видно двора другого колледжа, он предложил в качестве альтернативы башню церкви Святой Марии.
Спасибо моим первым читателям, Эми Батлер Гринфилд и Джо Уайтону, и коллегам. А теперь… Я слышала, что исповедь полезна для души. Пора признаться, откуда взялись имена персонажей. О некоторых вы, возможно, уже знаете. Так, в результате состязания имен появились Катран, Мэдисон и Финли. Но другие имена дали мне друзья. В первую очередь это касается домашних животных. Скай был настоящей собакой! А его хозяин – моя подруга Карен Мюррей. К сожалению, Скай умер до публикации первой книги, но я помню его таким. Реальным был и кот Себастиан; у моих родителей их было двое, Дэмиан и Себастиан. Кот в книге характером походил на Дэмиана и поначалу так же звался, но потом превратился в Себастиана. Одну из кошек моей сестры звали Паунс.
Теперь о людях.
Реальные люди не имеют с персонажами ничего общего, кроме имен. Бен – от Бенджамина Скотта, потому что он всегда улыбается. Хаттен – от Кэролайн Хутен, чья фамилия наводила на мысль о совах и в процессе немного изменилась. Нико – от Ника Кросса. Приемная мать Кайлы, Сандра, – от моей сестры, в характере обеих много общего. Кое-что от нее досталось и Стелле, но вообще Стелла и Астрид позаимствовали имена у Стеллы Уайзмен и Астрид Хольм.
И конечно, я не могу позабыть Мюррея – это мой собственный, вечно сонный плюшевый мишка! Моя страница в Фейсбуке – TeriTerryAuthor, в Твиттере – TeriTerryWrites.
Спасибо Slans – фанатам Slated, – а также читателям, блогерам и рецензентам, чьи оценки и поддержка трилогии превзошли самые смелые ожидания. И спасибо самому терпеливому и понимающему мужчине: жить с писательницей – нелегкое испытание, но Грэм всегда оставался уравновешенным центром моей жизни. И наконец, спасибо Бэнроку, Мюррею и музам!