Дверь отворилась без стука, вошел старый слуга. Силан сопровождал Немедия всю его жизнь, начиная с детства, проведенного в доме родителей. Он поклонился, негромко кряхтя и не замечая этого, все еще представляя себя бравым мужчиной средних зим, каким был когда впервые увидел маленького мальчика, своего будущего господина.
Немедий, видя постепенное угасание сил старого друга, попытался предложить ему помощника, но предложение было встречено удивленным непониманием, перешедшим в обиду.
Ему пришлось оставить все как есть, лишь стараясь не обременять Силана лишней работой. Улыбаясь сквозь белые усы и бороду, слуга поставил медный кувшин с водой возле такого же блестящего рыжиной таза. Погода отличная, объявил он, как раз для той важной поездки, что предстоит господину.
Помогая Немедию умыться, он сообщил, что младшие советники, составляющие эскорт, уже готовы и ждут возле выхода из дворца.
Советник, чувствуя удивительную легкость после умывания ледяной водой из горного источника, облачился в серую рубаху тонкой шерсти, такие же штаны и короткие черные сапоги.
На плечи набросил белую мантию советника, скрепленную на плече заколкой, изображающей щит со струящейся по нему голубой молнией — знак отличия высшего сановника.
Силан, прикрывающий узкую деревянную кровать грубой накидкой, оставил свою работу, почтительно замерев, когда Немедий, выйдя во вторую комнату, дверь в которую редко закрывалась, склонился перед черной каменной фигурой бога войны.
Тот угрожающе вздымал вверх руки с зажатыми в них трезубцем, мечом, колчаном со стрелами и громом, изображенным в виде соединенных извилистой линией аметистов пурпурного цвета вперемешку с алмазами.
Советник просил военной мудрости, силы и мужества для себя и всех соотечественников в предстоящей войне. Дворцовые слуги внесли на подносах еду и вино, но Немедий отмахнулся, не желая терять времени.
Силан неодобрительно покачал головой, но промолчал, по опыту зная бесполезность попыток воздействовать на своего господина.
Тот следовал своему учителю Фогарриду, аскету во многих жизненных вопросах. Именно поэтому ложе его больше походило на постель простого сержанта, а комната была почти пуста — столик с лавкой, грубый сундук для одежды и резные кипарисовые ларцы с особо ценимыми кинжалами и древними рукописями.
На особой полке, напротив изголовья кровати, так, что при пробуждении глаза останавливаюсь на разноцветных отсветах, касающихся фигурки, стояла серебряная статуя прекрасной лунной богини.
Эзерия на вытянутых руках держала своего главного духа — трехлапую жабы Ордину. Им возносились главные тайные молитвы Немедия, касающиеся лишь его самого и могущие показаться постороннему странными детскими и нелепыми.
Он прошел сложными переходами дворца, попав на небольшую внутреннюю площадь, где уже ожидали сопровождающие — два младших советника и три стража.
Поглощенный важностью предстоящего дела, Немедий не замечал ни убожества эскорта, ни скуки, достаточно явственно проступающей на лицах. Он с удивлением воззрился на два роскошных паланкина, уже поднимаемых носильщиками. Оборотив лицо к советникам, он раздраженно вопросил.
— Куда мы собрались? Проведать друзей, поваляться на траве возле источника или мы должны проверить состояние армии? Вы думаете, что творите? Перед началом войны, перед лицами юношей-ополченцев мы предстанем праздными бездельниками, из любопытства высунувшими свои трусливые носы из верхнего города!
Он обратился к старшему стражу:
— Немедленно подай нам коней!
Старый вояка, хорошо знавший Фогаррида и его ученика, был готов к такому обороту, почти не сомневаясь, что Немедий откажется от крытых шелком носилок.
Он коротко ответил.
— Все готово, — и из-за угла замка, где были расположены конюшни, немедленно вывели трех одинаковой масти коней.
Деревянные плоские седла, части которых скреплялись жилами, были обиты толстой мягкой тканью, помещаясь на чепраки и попоны, чтобы не сбить спину коня.
Под мордами лошадей блестели ожерелья из серебряных и золотых блях. К правой задней ноге, сразу над копытом, привешивался колокольчик, который должен был отгонять несчастья, клубившиеся в воздухе.
Немедий одобрительно посмотрел на стража, запоминая его лицо и легко оттолкнувшись, ловко и привычно уселся в седло. Советники с недовольными лицами копошились возле своих лошадей, которые, чувствуя их неуверенность, выгибали шеи, склонялись к земле, осаживались на задние ноги.
Наконец главный страж велел остальным помочь и небольшая кавалькада тронулась в путь. Они спускались по крутой боковой тропе, ведущей прямо к городским воротам, выходящим на тренировочное плато.
Не было необходимости спешить — когда бы ни приехал посланник Трибуна, он будет вовремя. Да и не пристало одному из высших сановников лететь по городу вскачь, хотя Немедия привлекала именно такая езда.
Попадавшиеся по пути люди узнавали его, ближайшего помощника Фогаррида. Некоторые подбегали, чтобы быстро проговорить слова одобрения, готовности отдать силы войне с нечистыми курсаитами, иные отводили глаза — бывшие соратники, они не поддержали своего вождя, теперь сожалея и стыдясь собственной неверности.
Лишь эти обстоятельства позволили младшим советникам следовать за ним, не теряя пристойного вида. Они забыли те времена, когда скачка была не только привычна, но и доставляла удовольствие. И не потому, что были слишком стары — годы обоих едва перевалили за сорок. Но случайно очутившись во дворце, они уже опасались покидать его даже на короткое время.
Их терзал страх, что происками очень скоро появившихся врагов, они лишатся спокойных мест.
Ведь здесь не нужно больше тесать мраморные глыбы и сгорать под зноем пустыни, добывая драгоценные камни, чем раньше занимались Скарсон и Вердиций.
Так случилось, что заслугу, оказанную другими, им удалось приписать себе, получив благоволение короля Димитриса. Они не блистали ни умом, ни храбростью, ни иными особыми добродетелями.
Обоих отличало редкостное умение правильно подобрать момент, чтобы показаться нужными. Потому, оставаясь на низшей ступени иерархии — младших советников, они мирно переходили от одного правителя к другому.
Немедий, горячий, резкий, недопустимо наивный для политика, был из тех немногих, с кем эти двое не могли найти общего языка.
Скарсон и Вердиций видели, как к их спутнику с радостной ободряющей улыбкой подходит народ. Оба, чувствуя себя невидимыми тенями за его спиной, испытывая вполне понятное раздражение, они тихонько переговаривались.
Скарсон, вытирая пухлое белое лицо шелковым платком, поманил к себе спутника одним из трех пальцев, оставшихся на правой руке — остальные откусила, как мечом отсекла, разумная тварь, одна из многих, что строят свои города в глубине песка, охраняя волшебные камни.
Люди не раз пытались наладить с ними обмен, но те ни в чем не нуждались. Твари считали камни хранилищем души рода и стремились безжалостно истреблять всех, покушавшихся на их святыню.
Лошади успокоились, и мужчины могли негромко переговариваться, не привлекая к себе внимания Немедия. Длинная тонкая шея Вердиция склонила маленькое смуглое лицо, обрамленное прядями жестких, блестевших на солнце черных волос к мучнистому плоскому лицу своего коротенького спутника.
Молодой насмешливый страж, едущий позади, хихикнул, забывшись — он представил нелепую картину проникновения тонкого носа одного в пухлый полуоткрытый рот другого, как будто синеватый жук собрался опустить хоботок в медовый раскрывшийся цветок. Поймав сердитый взгляд старшего, он постарался придать лицу серьезное выражение.
Мысли юноши потекли среди приятных воспоминаний, оставшихся после посещения второго яруса города. Там некогда блиставшая красавица Рейса предоставляла услуги юных красоток всем желающим в своем обширном каменном доме.
Скарсон ядовито заметил:
— Посмотри, этот юнец, должно быть, чувствует себя Трибуном. И что нашел в нем старик Фогаррид, тот уж во всяком случае дураком не был. А ведь хотел протащить его в свои преемники. Правда, и сам долго не задержался!
Его булькающему хохотку вторило сухое потрескивание смеха собеседника. Посмеявшись всласть, он возразил.
— Нет, он не глуп, только по-детски наивен, восторжен и политически слеп. Как можно не понимать, что Трибун терпит его только потому, что он был близок нашему старому отшельнику, еще не потерявшему всех сторонников? Он не хочет вызывать ничьего недовольства, вот и придумывает Немедию занятия наподобие сегодняшней инспекции, не изгнал его вовсе из дворца, а только отстранил на обочину, чтоб дитя забавлялось, не мешая взрослым. Разве такое сопровождение подобает главному советнику? Посмотришь, нас встретит какой-нибудь паршивый сержант, капитан даже не озаботится выйти к такому ничтожному инспектору.
Скарсон поерзал на неудобном сидении, пытаясь шире развести ноги, промокшие от своего и лошадиного пота.
— Все знают о действительном положении Немедия при дворце, кроме него самого. Действительно, что он понимает в войсках, да и не позволит ему Терранд особо распоряжаться в своих делах, которые только сам и контролирует. Немедий, не задумываясь, пойдет впереди войска и без сожаления отдаст свою жизнь. Он уверен в виновности курсаитов, а слова Трибуна воспринимает как откровения самого Радгуль-Йоро, пусть не обрушит он на нас своего гнева и помилует за совершенные проступки.
Слегка косящие мутные глазки Вердиция уставились на него.
— Так ты тоже не веришь?
Толстяк поежился.
— Не то, что не верю, а как-то все сомнительно. С чего бы курсаитам разрушать храм, вызывая войну? Шпионы доносят, что они не стали сильнее, да и раньше выступали сторонниками переговоров.
Заметив, что главный страж как будто прислушивается к разговору, толкнул носком сапога стремя приятеля, заключил речь словами.
— Однако Трибуну виднее. Разве дано нам знать, какими тайными сведениями он располагает?