— Я могу делать все, что захочу! — кричит он на меня.
Оборачиваюсь, стиснув челюсти, вкус отторжения свеж во рту.
— Нет, если ты со мной, то не можешь! — мой голос эхом разносится по бетонному патио, мы смотрим друг на друга, тишина медленно душит возможности.
— Тогда, может, мне не стоит быть с тобой. — Спокойная сталь в его словах выбивает меня из колеи. Боль отдается в груди, втягиваю воздух. Какого черта? Я что, неправильно все поняла? Что я упускаю?
Хочу разорвать его на части. Хочу обрушить на него ярость, отражающуюся во мне.
Колтон на мгновение отводит глаза, и в этот момент все, наконец, становится ясно. Все части головоломки, которые казались неправильными на прошлой неделе, наконец-то соединяются.
И теперь все так прозрачно, что я чувствую себя идиоткой, что не смогла собрать все воедино.
Пора раскрыть его блеф.
Но что, если я раскрою и ошибусь? При мысли об этом мое сердце сжимается, но какой еще у меня есть выбор? Разглаживаю руками джинсы на бедрах, ненавидя, что нервничаю.
— Хорошо, — я подаю в отставку, делая несколько шагов к нему. — Знаешь, что? Ты прав. Мне не нужно это дерьмо ни от тебя, ни от кого другого. — Качаю головой и смотрю на него, когда он хватает свою кепку, надевает ее на голову, натягивая козырек, так что я едва могу видеть его глаза, которые теперь открыты и наблюдают за мной с настороженностью. — Не подлежит обсуждению, помнишь? — бросаю ему свою угрозу из нашего соглашения, заключенного в ванне несколько недель назад, и с этими словами я вижу проблеск эмоций в его стойком взгляде.
Он просто беззаботно пожимает плечами, но теперь я в его игре. Возможно, я не знаю, что это, но что-то не так, и, честно говоря, мы уже это проходили, и подобная херня мне порядком стала надоедать.
— Неужели ты ничему не научился? Они удалили часть твоего мозга, когда вскрывали его?
Теперь его глаза смотрят на меня, и я знаю, что привлекла его внимание. Хорошо. Он не говорит, но я по крайней мере знаю, что его глаза и внимание на мне.
— Я не нуждаюсь в твоей снисходительной херне, Райли. — Он натягивает кепку на глаза, откидывает голову назад и снова отправляет меня в отставку. — Ты знаешь, где дверь.
Пересекаю внутренний дворик и в считанные секунды сбрасываю кепку с его головы, наклоняясь вперед так, что мое лицо находится в сантиметре от его. Его глаза вспыхивают, и я вижу, как в них отражаются эмоции от моих неожиданных действий. Он сглатывает, когда я удерживаю взгляд, отказываясь отступить.
— Не отталкивай меня, или я оттолкну в десять раз сильнее, — говорю я ему, умоляя заглянуть глубоко внутрь и быть честным с самим собой. Честным с нами. — Ты нарочно причиняешь мне боль. Я знаю, что ты сражаешься грязно, Колтон… так от чего ты пытаешься меня защитить? — опускаюсь в шезлонг, наши бедра соприкасаются, пытаюсь установить контакт, чтобы он смог это почувствовать, не смог отрицать.
Несколько мгновений он смотрит на океан, а затем переводит на меня явно противоречивый взгляд.
— От всего. От ничего. — Он пожимает плечами, отводя глаза. — От меня. — Надрыв в его голосе разматывает клубок напряжения, завязавшийся вокруг моего сердца.
— Что… о чем ты говоришь? — втискиваю свою руку в его и сжимаю ее, задаваясь вопросом, что происходит в его голове. — Защитить меня? Ты приказываешь мне убраться отсюда, Колтон, а не защищаешь. Это ты делаешь мне больно. Мы проходили через это и…
— Просто брось это, Рай.
— Не буду я бросать это дерьмо, — говорю я ему, мой тон усиливается, чтобы донести свою точку зрения. — Ты не можешь…
— Брось! — приказывает он, стиснув челюсти, напрягая шею.
— Нет!
— Ты сказала, что больше не сможешь этого вынести. — Его голос взывает ко мне сквозь успокаивающие звуки океана, несмотря на бурные волны, бьющиеся о мое сердце. Его ровный тон предупреждает меня, что ему больно, но именно сказанные им слова, заставляют отыскивать в своей памяти то, о чем он говорит.
— Что..? — начинаю я, но останавливаюсь, он поднимает руку, зажмуриваясь, когда головная боль на мгновение ударяет по нему. И, конечно, я чувствую себя виноватой за то, что спровоцировала ее, но он сумасшедший, если думает, что я куда-то уйду. Хочу протянуть руку и успокоить его, попытаться снять боль, но знаю, что ничего не могу сделать, чтобы помочь, поэтому сижу и рассеянно вожу большим пальцем по его напряженной руке.
— Когда я был в отключке… я слышал, как ты сказала Бэксу, что больше не сможешь… что с радостью уйдешь… — его голос срывается, глаза впиваются в мои, мышцы на челюсти пульсируют. Подбородок упрямо выпячен вперед, задавая вопрос, которого он не произносит.
— Так вот в чем дело? — спрашиваю я, ошарашенная и пораженная осознанием всего сразу. — Обрывок разговора, который был у нас с Бэксом, когда я сказала, что с радостью ушла бы от тебя — сделала бы что угодно — если бы это помешало тебе валяться в коме на больничной койке? — вижу, как его разум изменил обрывки моего разговора с Бэккетом, но он никогда не спрашивал меня об этом. Не общался со мной. И этот факт, расстраивает меня больше, чем само недоразумение.
— Ты сказала, что с радостью уйдешь. — Решительно повторяет он, будто не верит, что я говорю ему правду. — Твоя жалость мне не нужна и ей здесь не рады.
— Ты отстраняешься, потому что думаешь, что я здесь только из жалости? Что ты пострадал и теперь я больше не хочу тебя? — а вот теперь я в бешенстве. — Рада, что ты обо мне такого высокого мнения. Каков засранец, — бормочу я больше себе, чем ему. — Не стесняйся делать предположения, потому что, если ты не заметил, до сих пор они творили чудеса с нашими отношениями, не так ли? — ничего не могу поделать с сарказмом в своем голосе, но после всего, что мы пережили вместе — всего, к чему мы всегда возвращаемся, когда все сказано и сделано — мне больно, что у него может возникнуть даже мысль, что я буду хотеть его меньше, потому что он неполноценен.
— Райли. — Он громко вздыхает и тянется к моей руке, но я отвожу ее назад.
— Никаких Райли. — Не могу сдержать слез, наворачивающихся на глаза. — Я чуть не потеряла тебя…
— Ты чертовски права, твою мать, и поэтому я должен тебя отпустить! — кричит он, прежде чем выругаться. Он переплетает пальцы на затылке, а затем тянет локти вниз, пытаясь сдержать часть своего гнева. Мои глаза вспыхивают, встречаясь с его, дыхание прерывается от замешательства. — Я слышал, как ты разговаривала по телефону с Хэдди, когда думала, что я сплю. Слышал, ты сказала ей, что не уверена, что сможешь наблюдать, как я снова сяду за руль. Я не могу выбирать между тобой и гонками, — говорит он, боль настолько ощутимая, что она накатывает на него волнами и врезается в отчаяние, исходящее от меня. — Мне нужна и ты, и они, Райли. — Опустошенность его голоса затрагивает струны глубоко внутри меня, его страх очевиден. — И ты, и они.
И теперь я все понимаю. Дело не в том, что он думает, что я не хочу его, потому что он ранен, а в том, что я не захочу его в будущем, потому что буду боятся за каждую минуту, каждую секунду, что он проведет за рулем, а также на тренировках.
Я и понятия не имела, что он слышал мой разговор. Разговор с Хэдди был такой откровенный, я съеживаюсь, вспоминая некоторые вещи, сказанные мной без прикрас, которыми я бы не воспользовалась в общении с другими.
Подношу руку к его лицу и разворачиваю, чтобы посмотреть на него.
— Поговори со мной, Колтон. После всего, через что мы прошли, ты не можешь меня оттолкнуть. Ты должен поговорить со мной или мы никогда не сможем двигаться вперед.
Вижу ясные эмоции в его глазах, и мне ненавистно наблюдать, как он борется с ними. Ненавистно знать, что что-то съедало его всю прошлую неделю, когда он должен был беспокоиться о выздоровлении. Не о нас. Ненавистно, что он вообще сомневается во всем, что касается нас.
Он прерывисто дышит и на мгновение закрывает глаза.
— Я пытаюсь сделать то, что лучше для тебя. — Его голос такой тихий, звук волн почти его заглушает.
— Что лучше для меня? — спрашиваю я тем же тоном, смущаясь, но нуждаясь в том, чтобы понять этого мужчину, такого сложного и все же еще такого ребенка во многих отношениях.
Он открывает глаза, и в них видна боль, такая неприкрытая и уязвимая, что у меня внутри все переворачивается.
— Если мы не будем вместе… тогда я не смогу причинять тебе боль всякий раз, когда буду садиться за руль.
Он сглатывает, и я даю ему минуту, чтобы найти слова, которые, как я вижу, он подыскивает… и восстановить свою способность дышать. Он отталкивает меня, потому что ему не все равно, потому что он ставит меня на первое место, и от этой мысли мое сердце переполняется счастьем.
Он тянется, и берет мою руку, которая покоится у него на щеке, переплетает пальцы и кладет себе на колени. Его глаза сфокусированы на нашем соединении.
— Я говорил тебе, ты делаешь меня лучше… и я так чертовски стараюсь быть таким для тебя, но с треском проваливаюсь. Хороший человек отпустил бы тебя, чтобы каждый раз, когда я сажусь в машину тебе не пришлось переживать то, что случилось с Максом и со мной. Он сделает то, что лучше для тебя.
Мне нужно мгновение, чтобы обрести свой голос, потому что то, что Колтон только что мне сказал — эти слова — эквивалентны тому, чтобы сказать мне, что он «обгоняет» меня. Они олицетворяют такое развитие его как человека, что я не могу остановить слезу, скатывающуюся по моей щеке.
Поддаюсь нужде. Наклоняюсь и прижимаюсь губами к его губам. Пробую на вкус и убеждаюсь, что он здесь и жив. Что мужчина, о котором я думала, и надеялась скрывается под всеми шрамами и ранами, на самом деле там, этот прекрасный сломленный мужчина, чьи губы прижаты к моим.
Отстраняюсь и смотрю ему в глаза.
— Что лучше для меня? Разве ты не знаешь, что лучше для меня, Колтон? Каждая частичка тебя. Упрямые, дикие и безрассудные, любящие веселье, серьезные и даже сломанные частички тебя, — говорю я ему, прижимаясь к его губам после каждого слова. — Все эти частички я никогда не смогу найти в ком-то еще… это то, что мне нужно. Чего я хочу. Тебя, малыш. Только тебя.