Заставляю себя перестать бессвязно бормотать, потому что слышу отчаяние в своем голосе, а он по-прежнему не отвечает, так что теперь мы окружены неловким молчанием. Колтон начинает отодвигаться от меня, и я тут же готовлюсь к тому, что он будет удерживать со мной дистанцию, когда я нуждаюсь в нем больше всего. Затем я чувствую, как его нос утыкается в мои волосы и он делает вдох. Закрываю глаза, по коже пробегает холодок, потому что я знаю, он не собирается отталкивать меня, а, скорее, использует свой метод Колтона: взять минуту, чтобы собраться с мыслями.
— Райли… — он произносит мое имя так, что я задерживаю дыхание, потому что в нем столько эмоций. Он прижимается лбом к моему затылку, его руки сжимают мои руки. — Я не могу говорить об этом. Просто не могу. — И то, как он произносит «это», говорит мне, что он имеет в виду ребенка. — Я могу одновременно иметь дело только с чем-то одним, а сейчас я все еще пытаюсь осознать тот факт, что почти потерял тебя.
Он прижимается лбом к моей голове.
— Я не привык чувствовать, Рай. Я привык находится в оцепенении… убегая в тот же момент, когда дела становятся серьезнее некуда. А ты, мы, это… — он вздыхает, — это чертовски серьезно. Я чувствую себя так, будто случившееся вышибло из меня дух, не успел я привыкнуть к новой для меня гребаной нормальности. Я потрясен. Не знаю, как, черт возьми, мне выбраться на поверхность, но сейчас я справляюсь с этим так хорошо, как только могу. А это значит, что мне приходится избавляться от образа тебя, похожей на безжизненную тряпичную куклу Энн.
Его слова проникают в самые глубины моей души и возвращают крошечные кусочки надежды, которые я потеряла из-за выкидыша и страхов, съедавших меня из-за его молчания. Значит он не хочет — не может — иметь дело с ребенком, по крайней мере, так он сказал. И как бы мне ни хотелось поговорить с ним об этом, заверить его, что он — то, что мне нужно, а все остальное можно выяснить позже, я замолкаю и позволяю ему разобраться со всем случившимся со мной.
Передвигаюсь между его ног, усаживаясь боком ему на колени, мои ноги лежат поверх его. Мне нужно увидеть его лицо, нужно показать ему, что я в порядке. Смотрю в его полные смущения глаза, и с ласковой улыбкой на губах тянусь рукой к его щеке.
— Я в порядке, Колтон. Ты спас меня. — Наклоняюсь и целую его в губы так нежно, что, кажется, никогда не смогу насытиться. — Спасибо, что спасаешь меня.
— Думаю, это мне следует поблагодарить тебя. — Он слегка качает головой. — Это ты меня спасаешь.
Его слова выбивают из моей головы все мысли, кроме тех, которые я не могу ему сказать. Я люблю тебя. Люблю больше, чем ты можешь себе представить или чем я могу выразить. Неужели он не понимает, что я могу спасти его только потому, что он наконец-то впустил меня? Когда он смирится с тем, что его стоит спасать? Мы смотрим друг другу в глаза, обмениваясь невысказанными словами. Удивляюсь слезам, скопившимся в уголках его глаз, и прерывистому дыханию.
— Мы в порядке, Рай. Мне просто нужен небольшой пит-стоп, чтобы разобраться со всем дерьмом в моей голове, к которому я не привык, хорошо? Я не прошу дистанции или времени, просто немного терпения, пока я пытаюсь понять все это.
Киваю, закусив нижнюю губу, потому что не могу говорить — физически не могу — так как он лишил меня дара речи. Он понимает мой самый большой страх и хочет успокоить его прежде, чем мой разум сможет все обдумать и проанализировать, как я обычно делаю.
Мы сидим так немного, вокруг нас оседает тишина.
— Проголодалась? — через некоторое время спрашивает он. Я лишь пожимаю плечами, наслаждаясь тем, как моя голова упирается в его подбородок, а его руки обнимают меня. — Когда мы впервые оказались здесь, ты меня ошарашила.
— Почему? — у меня сонный и удовлетворенный голос. Сейчас мне не хочется быть больше ни в каком другом месте.
Чувствую, как он пожимает плечами.
— Не знаю. Я ожидал, что ты разозлишься из-за того, что я привез тебя на пляж и кормил салями, сыром и поил вином из одноразовых стаканчиков. — Он посмеивается. — Знал бы я тогда, что ты перевернешь мой гребаный мир.
По мне прокатывает волна теплоты. У меня в голове мелькают картины того, как я сидела здесь несколько месяцев назад с этим до боли красивым мужчиной, гадая, что, черт возьми, он во мне нашел. А теперь я понимаю. Он увидел во мне те частички, которые могли вновь сделать меня целой. Увидел рваные края, которые нужно было исцелить, потому что с ним было то же самое. И вот мы снова сидим здесь, разбитые на части, нуждаясь в том, чтобы нас собрали вместе. Но на этот раз у нас есть опора в лице друг друга, чтобы найти в ней помощь.
— Боже, ты был таким самоуверенным, как чертов петушок, но я просто не могла устоять перед тобой, Ас.
— О, детка, моя самоуверенность никуда не делась, как и мой петушок.
Закатываю глаза и хихикаю.
— Бог ты мой! — не могу перестать смеяться, он целует меня в макушку. — У этого мужчины припрятано столько высокомерия.
— Нет, — отвечает он. — Только тузы в рукавах.
— Не круто! — говорю я, наслаждаясь нашей беззаботной болтовней и откидываясь назад, чтобы посмотреть ему в лицо. — Серьезно? Это все что ты можешь мне дать? Не можешь придумать ничего лучше?
— О, Рай. — Он ухмыляется мне с непристойным выражением в глазах, наклоняется и быстро целует в губы. — Не беспокойся об этом, потому что тебе будет чертовски трудно найти мужчину с такой же богатой фантазией, который сможет дать тебе то, что смогу дать тебе я.
Прежде чем я успеваю ответить, его губы касаются моих, руки обвиваются вокруг моей спины, и наши сердца сплетаются так, как я никогда не думала, что это возможно.
Так полюбить.
Так потеряться друг в друге.
И теперь мы снова обрели свою основу. Снова обрели нас. И потеряться в ком-то, чтобы вновь обрести себя, никогда не было так хорошо.
— Ты точно в порядке?
Чувствую его вес на кровати, когда он садится рядом со мной, его одеколон на мгновение перебивает запах антисептиков, оставленный уборщиками.
— М-м-м. Я просто устала, — говорю я ему, переворачиваясь на бок, чтобы посмотреть на него. — Спасибо за сегодняшний день, — говорю я, думая о времени, проеденном на пляже. Разговор, еда из магазина напоминают о нашем первом свидании, и о тишине между нами, которая больше не так одинока или болезненна. — Ты в порядке? — задаю я ему тот же вопрос.
Он гладит Бакстера по голове и наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в губы, и я понимаю, что он так и не ответил на мой вопрос.
— Пойду немного поработаю, — говорит он, поднимаясь с кровати. — Уверена, что с тобой все будет в порядке?
— Я в порядке, Колтон. Мне просто нужно поспать. — Сжимаю его руку, он поворачивается и направляется к выходу из спальни. — Эй, не знаешь, где мой телефон, мне нужно сообщить Хэдди, что со мной все в порядке?
Он подходит к комоду, приносит его мне, целует в лоб, потом в нос и выходит из комнаты. Смотрю ему вслед, понимая, что этот его фирменный знак никогда мне не надоест. Я никогда не буду считать это само собой разумеющимся, поскольку нам пришлось столько потрудиться, чтобы дойти до этого момента.
Включаю телефон, удивляясь, что у него еще остался заряд, так как он оставался здесь с той ночи, когда все произошло. Телефон включается, и я качаю головой от бесконечных сообщений с добрыми пожеланиями. Прочитываю парочку о церемонии открытия, которую мы собираемся провести в ознаменование начала нового проекта. А потом последнее сообщение полностью выбивает меня из колеи.
Выбивает из меня дух и крадет мое сердце.
Оно от Колтона, и я не думаю, что его слова когда-либо были настолько искренними, или глубина его отчаяния настолько откровенной.
Я потерялся здесь. Ты где-то в этой чертовой больнице и мне нужно поговорить с тобой. Прикоснуться к тебе, черт возьми. Хоть как-то приблизиться к тебе, потому что я чертовски напуган… поэтому я скажу тебе все тем способом, каким ты меня услышишь. «Сломленный» группы Lifehouse.
Слезы текут. Они свободно падают мне на щеки, и я не пытаюсь их остановить или спрятать, потому что сейчас их никто не видит. И потому что это слезы радости.
Он любит меня.
ГЛАВА 33
Колтон
— Собираешься сидеть здесь и заливать свою гребаную печаль всю ночь, как маленькая плаксивая сучка, или как?
Голос, доносящийся из кромешной тьмы ночи, пугает меня до усрачки.
— Черт побери, Бэкс! — рявкаю я и, обернувшись, вижу, как он идет вдоль стены дома. — Какого хрена, чувак? Ты когда-нибудь слышал о парадной двери?
— Да, а ты когда-нибудь слышал, что нужно отвечать на свой гребаный сотовый? Кроме того, стучать в дверь — это для друзей, а я — гребаная семья, так что хватит ныть.
— За последние два месяца я и так провел в больнице более чем достаточно времени, сердечный приступ не входит в мои чертовы планы. — Делаю большой глоток пива, моя голова, наконец, достаточно затуманивается, чтобы, когда я начинаю думать о Райли, ее образ — холодной, покрытой проклятой кровью, и нереагирующей — не первое, что приходит на ум.
— Ну и что же входит в планы? — спрашивает он, открывая пиво, которое достал из холодильника, и эта чертова ухмылка на его лице говорит мне, что у него есть свое мнение на этот счет, и будь я проклят, если сейчас мне нужны чьи-то мнения, советы или что-то еще.
— Чувствуй себя как дома, — говорю я ему. — Воруй мое пиво.
— Нет, просто одалживаю, — говорит он, плюхаясь на стул рядом со мной, и мы сидим молча, пытаясь определить настроение своего собеседника. — В больнице у нас не было возможности поговорить.
— Да? Ну, у меня на уме были вещи поважнее, чем перепалка с тобой. — И черт меня побери, если я не веду себя как придурок. Он тоже был мне там нужен, но я не совсем понимаю к чему он клонит. Чувствую, как надвигается отповедь Бэкса.