ка доносится голос Колтона:
— Охренеть! — рявкает он, и поток эмоций прорывается сквозь его голос и радио, сопровождаемый воплем «Йууу-хууу!». Прилив адреналина ударил по нему в полную силу.
— Веди ее домой, малыш! — кричит Бэкс, вышагивая внизу под нами, и громко выдыхает, на мгновение снимая наушники и кепку, чтобы восстановить самообладание, прежде чем снова их надеть.
Осталось четыре круга.
Чувствую, что снова могу дышать, переплетаю пальцы, нервы трепещут, а надежды возносятся к новым высотам. Давай, милый. Ты сможешь, — тихо говорю я ему, надеясь, что он почувствует мою энергию вместе с энергией тысячи людей, сидящих на трибунах и призывающих его победить.
Осталось три круга. Я больше не могу этого выносить. Мое тело вибрирует не только от грохота двигателей, когда машины одна за другой проезжают мимо нас в бесконечной последовательности. Отодвигаюсь от мониторов и пожимаю плечами, когда Квинлан вопросительно на меня смотрит. Я хочу быть как можно ближе к нему, поэтому пробираюсь к лестнице и сбегаю вниз.
— Осталось два, малыш! — кричит Бэкс в микрофон, когда я добираюсь до нижней ступеньки, держась ближе к стене вдоль внутренней границы боксов. Отсюда не очень хорошо видно трассу, но я улыбаюсь, наблюдая, как Бэкс смотрит на монитор и качает головой, он беспокойно двигается, его энергия ощутима.
Смотрю на турнирную таблицу и вижу, что Колтон по-прежнему лидирует, прежде чем мой взгляд привлекает флагшток, где судья готовит белый флаг, обозначающий последний круг. А потом следует взмах, и сердце подскакивает к горлу. Бэкс поднимает кулак в воздух и сжимает плечо стоящего рядом члена экипажа.
Кто-то трогает меня за плечо, я оглядываюсь и вижу рядом Энди, осторожная улыбка готова осветить его лицо, когда взмахнут клетчатым флагом. Оглядываюсь, но обзор флагштока загораживает ряд красных гоночных костюмов, стоящих у стены, наблюдающих, ожидающих, предвкушающих.
А затем я слышу.
Сокрушительный рев толпы и ликующие возгласы членов команды, перепрыгивающих через стену, улюлюканье и победные крики. Я так переполнена эмоциями, что даже не помню, кто кого сграбастал, но все, что я знаю, это то, что мы с Энди с неприкрытым волнением обнимаем друг друга. Он сделал это. Он действительно сделал это.
Следующие несколько минут проходят как в тумане, все обнимаются и хлопают в ладоши, снимают наушники, и все мы большим потоком быстро двигаемся к победной черте. Колтон газует, въезжая на свое место, после совершенного круга почета.
И я не знаю, каков протокол для не членов экипажа, но я оказываюсь в самой гуще событий, борюсь за то, чтобы его увидеть. Дикие лошади не смогли бы сейчас оттащить меня от него.
Мне временно закрывает обзор съемочная группа, а я так волнуюсь — сердце колотится, щеки болят от безумно широкой улыбки, сердце переполнено любовью — что мне хочется оттолкнуть их с дороги, чтобы добраться до него.
Когда они поворачиваются, чтобы сделать снимок получше, я вижу, как он стоит там, принимая поздравления от Бэкса, с бутылкой «Гэторейд», прижатой к губам, рукой пробегая по мокрым волосам, торчащим в полном беспорядке, и с самым невероятным выражением на лице — усталость, смешанная с облегчением и гордостью.
А затем, словно почувствовав на себе мой взгляд, он смотрит мне в глаза, и его лицо расплывается в самой широкой, самой душераздирающей улыбке. Мое сердце останавливается и начинает биться снова, когда я гляжу на него. Клянусь, от нашей связи искрится воздух. Он не говорит Бэккету ни слова, оставляет его позади и начинает пробиваться сквозь толпу, которая движется вместе с ним, его глаза не отрываются от моих, пока он не оказывается передо мной.
В одно мгновение я врезаюсь в него, он обнимает меня, отрывая мои ноги от земли, откидывает голову назад и издает самый беззаботный смех, который я когда-либо слышала, прежде чем прижаться губами к моим губам. А вокруг нас столько всего происходит — полный хаос — но это ничто по сравнению с тем, что сейчас он заставляет меня чувствовать внутри.
Все и вся исчезает, потому что я там, где должна быть — в его объятиях. Чувствую жар его тела, прижатого ко мне, не замечая напирающую на нас прессу, жаждущую идеального кадра. Вдыхаю его запах, запах мыла и дезодоранта вперемешку с мужским ароматом после тяжелого дня — и мои феромоны встают по стойке «смирно», безмолвно побуждая его взять меня, доминировать надо мной, владеть, отметив меня этим запахом. Ощущаю вкус «Гэторейда» на его губах, но этого недостаточно, чтобы утолить желание, пронизывающее меня, потому что с Колтоном одного глотка никогда не будет достаточно. Снова слышу его смех, он прерывает наш поцелуй и на мгновение прижимается лбом к моему лбу, в его груди слышится рокот эйфории.
— Ты сделал это!
— Нет, — не соглашается он, отстраняясь, чтобы посмотреть мне в глаза. — Мы сделали это, Рай. Мы вместе, потому что без тебя я бы не смог победить.
Мое сердце колотится и обрушивается в живот, который вздрагивает, будто я нахожусь в свободном падении. В каком-то смысле так оно и есть. Потому что моя любовь к нему бесконечна, бездонна, вечна.
Улыбаюсь ему, слезы застилают мне глаза, прижимаюсь еще одним целомудренным поцелуем к его губам.
— Ты прав, — бормочу я. — Мы сделали это.
Он еще раз крепко сжимает меня в объятиях и с очередной улыбкой, от которой замирает сердце, опускает на землю. Делаю шаг назад, позволяя всем остальным провести с ним свои пять секунд, и все же единственное, о чем я могу думать, это его слова: мы сделали это.
И я смотрю на него — на мужчину, которого люблю — и знаю, его слова никогда не были более правдивы. Мы действительно сделали это. Мы вместе столкнулись с нашими демонами.
С его прошлым, его страхами, его стыдом.
С моим прошлым, моими страхами, моим горем.
В разгар интервью Колтон смотрит на меня и с ухмылкой подмигивает. Гордость, любовь и облегчение накатывают на меня, словно приливная волна.
Чёрт возьми!
Мы и правда сделали это.
ГЛАВА 42
Сижу и смотрю, как Зандер работает вместе со своим консультантом, и мое сердце вздрагивает от того, как активно он занят. Он так много сейчас говорит и начинает исцеляться. Испытываемая мною гордость за то, что он делает, возрастает, и я позволяю слезам затуманить мой взор.
Он действительно делает это.
Выхожу из его комнаты, где проходит сеанс, и направляюсь на кухню, слушая музыку, играющую в комнате Шейна, и болтовню остальных мальчиков, строящих на заднем дворе город из Лего. Когда я вхожу на кухню и с усталым вздохом плюхаюсь на табурет, Дэйн вынимает остатки столовых приборов из посудомоечной машины.
— Согласен! — говорит он, закрывает ящик и садится рядом. — Итак, — произносит он, когда я ничего не говорю. — Как дела с Адонисом, от взгляда которого плавятся трусики?
Закатываю глаза.
— Ты просто хочешь, чтобы он был Адонисом, от взгляда которого плавились бы боксеры. — Фыркаю я.
— Черт возьми, да, но я потерял надежду, что смогу обратить его на лучшую сторону. Только слепой может не заметить, как он на тебя смотрит.
— О, Дэйн. — Вздыхаю я, и улыбка расплывается на моих губах при одной только мысли о Колтоне и о том, как много всего произошло за последние несколько недель. О том спокойном ритме, в котором мы обосновались, даже не обсуждая это. Все кажется таким нормальным. Как и должно быть. Больше никакой драмы, никакого отсутствия контакта и никаких секретов. — Все замечательно. Лучше и быть не может.
И когда я говорю это, то действительно в это верю. Не жду подвоха, как раньше. Я больше ничего не жду, потому что если общение с Колтоном и научило меня чему-то, так это тому, что наша любовь не терпелива и ни на что не похожа, для нас она уникальна.
— Значит, совместная жизнь не оказалась ужасной катастрофой?
— Нет, — говорю я нежно, думая о том, что все совсем наоборот. — На самом деле она оказалась просто невероятной.
— Да ладно, в этом мужчине должно быть что-то ужасное, — поддразнивает он.
— Нет, он чертовски идеален, — отвечаю я, наслаждаясь возможностью снова сказать «идеален», когда речь заходит о Колтоне и обо мне.
— Не верю, — говорит он, стуча кулаком по столу. — Должно быть он ковыряет в носу, или ужасно храпит, или пускает газы, как носорог.
— Неа! — трясусь от смеха, а Дэйн изо всех сил пытается не улыбнуться, но его стойкость недолговечна.
— Ты должно быть лжешь, Рай, потому что ни один мужчина не может быть настолько идеальным. — Он пожимает плечами. — Ну, если, конечно, это не я.
— Ну конечно, — смеюсь я и качаю головой. — Дай-ка подумать… — ухмыляюсь я, размышляя, что бы могло его удовлетворить. — На днях по дороге домой с работы он отказался купить мне коробку тампонов.
Выражение его лица бесценно: челюсть отпала, глаза широко раскрыты.
— Козел! — выплевывает он с притворным отвращением и качает головой. — Черт, он только что поднялся на двадцать пунктов в моем списке. Милая, ты не можешь просить альфу Адониса покупать твое девчачье дерьмо. Это все равно что просить его подать яйца на блюдечке.
Я так сильно смеюсь, что вода почти выливается из носа.
— Дэйн!
— Но это правда. — Он пожимает плечами. — Рад, что они все еще крепко держаться на своем месте.
— Да. — Фыркаю я. — Только потому, что они нужны тебе.
— Ну, — протягивает он, — мы могли бы быть милой парой, и будь я проклят, если бы не нравились крепкие яйца у мужиков, с которыми я встречаюсь.
И мой следующий глоток воды не так удачлив, как предыдущий. Прыскаю от смеха, брызги заставляют нас смеяться еще сильнее. Нам требуется несколько минут, чтобы успокоиться, потому что каждый раз, когда один из нас смотрит на другого, мы снова начинаем смеяться.
Я снова в офисе. Хэдди заедет за тобой. Позвоню тебе по дороге домой. «Явись без приглашения», Люк Брайан. Хх К