— О, этому определенно есть нормальное объяснение. — Смеюсь я, впечатленная тем, что он ничего не забыл в этой охоте за сокровищами. Смотрю на Кайла. — Между нами нет ничего, кроме простыней.
— Ура! — кричит он, вскакивая и чуть не опрокидывая стол. Квинлан придерживает стол и со смехом обнимает его за плечи. — Она ответила правильно! — говорит он Квин. Та отвечает кивком, и Кайл протягивает мне конверт.
— Мне открыть его? — спрашиваю я, хотя мои пальцы уже чешутся его разорвать.
— Да! — кричит он, пугая других посетителей ресторана.
Вскрываю конверт и читаю записку внутри:
Рай, я понимал лучше, чем когда-либо, когда мне не удалось заполучить тебя, как сильно я не мог без тебя жить. Может, я и не говорил этого словами, но часто об этом думал. Где мы были, когда сказали друг другу: «Между нами больше не будет ничего, кроме простыней»?
Когда я прощаюсь с Квин и Кайлом и возвращаюсь к Бэккету, ожидающего меня в машине, мне кажется, что на моем лице застыла вечная улыбка.
— Итак? — спрашивает он, наклонив голову.
— Броудбич-Роуд!
Мы направляемся к побережью, и по мере приближения мое возбуждение растет. Уверена, Колтон ждет меня.
ГЛАВА 43
Пока мы едем по Броудбич, я волнуюсь и нервничаю, испытывая такую палитру эмоций. Ворота открываются прежде, чем мы их достигаем, и я даже не даю Бэккету шанса полностью остановиться, выбираюсь из машины и бегу к входной двери, где стоит Сэмми.
— Привет, Сэмми! — почти задыхаясь, говорю я, ожидая, когда он отойдет от двери.
— Разве вам не нужна следующая подсказка? — рокочет он низким голосом, у меня отвисает челюсть, плечи сникают, потому что я думала, что никаких подсказок больше нет. Думала, что вышла на финишную прямую и направляюсь к Колтону.
— Конечно, — выдавливаю я. Не раздумывая, резко прикрываю лицо, защищаясь от того, что Сэмми подбрасывает в воздух. В первую минуту я их не замечаю. Крохотные серебряные искорки отражаются в солнечных лучах, и тут меня осеняет. Каждая моя клеточка встает по стойке «смирно», а тело покрывается гусиной кожей. И кажется таким забавным, что этот сильный, устрашающий мужчина стоит под водопадом из блесток. Это бесценно во многих отношениях, ведь это блестки в воздухе.
Рыдание сдавливает мне горло, на лице Сэмми появляется улыбка, когда он протягивает мне коробку. Беру ее без слов, сердце бесстрашно падает вниз. Когда я открываю коробку, у меня нет шансов сдержать слезы, потому что внутри находится кофейная кружка, наполненная кубиками сахара.
Может, это и сентиментальность чистой воды, но мысль о том, что Колтон услышал меня в ту ночь, услышал, как я рассказываю ему о смысле песни Пинк, и сейчас сам говорит мне об этом в дополнение ко всем другим жестам, которые он сделал сегодня вечером, разрывает меня на части.
Освобождает, заставляя открыться, и награждает уродливой розовой кофейной кружкой, наполненной кубиками сахара.
— Итак? — спрашивает Сэмми, пытаясь подавить усмешку, вызванную моей эмоциональной реакцией на эту броскую подсказку.
— Ты назвал меня сладенькой, — говорю я ему дрожащим голосом и улыбаюсь.
— Умница! — смеется он и отступает в сторону, открывая мне дверь. — Последняя подсказка. — Поднимаю на него взгляд. — Идите туда, где вы с Вудом впервые это услышали.
— Спасибо, Сэмми! — бросаю я через плечо, как сумасшедшая бегу по дому к лестнице наверх. Сердце колотится, руки трясутся, голова идет кругом, я отчаянно хочу его увидеть, прикоснуться к нему, поцеловать, поблагодарить, но когда я выхожу на террасу — она пуста, если не считать сотен зажженных свечей, расставленных по всем мыслимым поверхностям.
Направляясь на верхнюю террасу, задыхаюсь от красоты нежных огоньков, мерцающих посреди темнеющего неба. Провожу пальцем по спинке шезлонга, слышу, как в динамиках над головой тихо звучат «Блестки в воздухе», и смеюсь.
— Гребаная Пинк. — Его веселый с хрипотцой голос омывает меня, удерживая в заложниках, и, как бы это ни пугало, я чувствую себя как дома.
— Гребаная Пинк, — повторяю я, поворачиваясь к Колтону — мужчине, которого люблю всем сердцем — стоящему передо мной, и лучи заходящего солнца позади него, ореолом нежного света омывают темные очертания его фигуры. Меня переполняет столько эмоций, когда я вижу, как он стоит там, засунув руки глубоко в карманы своих поношенных джинсов, на нем его любимая футболка, он небрежно прислонился плечом к дверному косяку, и эта полузастенчивая улыбка, от которой тает мое сердце, украшает его губы.
— Хорошо провела день? — небрежно спрашивает он, глазами скользя вверх и вниз по моему телу, он облизывает губы, сопротивляясь, чтобы не начать улыбаться в полную меру.
И, Боже, как я хочу броситься в его объятия и зацеловать до потери сознания, мое тело вибрирует от эмоциональной и физической потребности, такой сильной, что я сжимаю руками кофейную кружку, чтобы не сдаться.
— Меня вроде как отправили гоняться за призраками, но уверена, сейчас я там, где и должна быть.
— Хмм… — он отталкивается от стены и медленно идет в мою сторону, олицетворяя секс и много чего еще. — И где же это? — спрашивает он, выгнув бровь.
Его безразличие убивает меня, прожигая дыру, бушующим внутри меня огнем. Все, чего мне хочется, это поглотить этого мужчину. Этого человека, который сложил вместе мысли, слова и воспоминания о нашем с ним времени, аккуратно их для меня упаковал, чтобы я могла извлечь их одно за другим, позволяя помнить значение каждого из них. И что более важно — он помнил каждый из них. Для него они так же важны, как и для меня.
— Вот здесь, — выдыхаю я. — Мое место здесь, с тобой, Колтон. — Делаю шаг к нему — моей жажде, моему вечному наркотику — и протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его щеке, когда все, чего мне на самом деле хочется, это притянуть его к себе и удерживать так вечность. — Спасибо, — говорю я ему, наши тела всего в нескольких сантиметрах друг от друга, но наши сердца, несомненно, связаны воедино. — У меня нет слов.
Он расплывается в улыбке и протягивает руку, чтобы поиграть с локоном, лежащим у меня на плече. Смотрю, как он глазами следит за пальцами. Тот факт, что он, кажется, нервничает из-за моего комплимента, делает его еще милее, а весь этот вечер намного более значимым.
Через мгновение его ярко-зеленые, полные эмоций глаза медленно возвращаются к моим, он слегка пожимает плечами.
— Ты самый бескорыстный человек из всех, кого я знаю. Я просто хотел показать тебе, как много это для меня значит. Хотел, чтобы мальчики были частью всего этого, чтобы они смогли показать тебе, как много это значит для них.
В сотый раз за сегодняшний день на глаза наворачиваются слезы, и я сглатываю комок в горле, глядя на этого мужчину, такого красивого изнутри и снаружи. Мужчину, которого я когда-то считала высокомерным, заботившимся только о себе. Мужчину, который доказал, что я не права.
Провожу подушечкой большого пальца по его щеке и улыбаюсь.
— Я в полнейшем шоке… потрясена… сколько сил ты вложил во все это. — На минуту опускаю глаза, чтобы унять дрожь в голосе. — Никто никогда не делал для меня ничего подобного.
Он наклоняется и нежно целует меня в губы. Пытаюсь углубить поцелуй, изголодавшись по нему, по звуку его вздоха, по теплу его прикосновений, но он отстраняется, целует меня в кончик носа, а затем прижимается лбом к моему лбу. Поднимает другую руку, чтобы, как и первой, запутаться пальцами в моих волосах, а ладонями обхватывают мой подбородок.
— Значит, я первый в своем роде, — говорит он, тепло его дыхания согревает мои губы.
— Да. — Я прерывисто вздыхаю, сердце колотится.
— Хорошо, потому что, Рай, я хочу быть твоим первым, последним и всем остальным. — Он делает ударение на каждом слове, будто ему больно их произносить.
Мое сердце сжимается, потому что надежды и мечты, которые я желала для нас, теперь стали возможны, но прежде, чем я могу по-настоящему понять реальность этого, он отклоняется назад и смотрит мне в глаза. Смотрит на меня так пристально, словно видит впервые, а потом задает вопрос, которого я не ожидаю.
— Почему ты любишь меня, Райли?
Встряхиваю головой и смотрю на него, в голове проносится столько мыслей, что я не могу произнести ни слова, поэтому только смеюсь. Он странно смотрит на меня, и я, воспользовавшись паузой, застаю его врасплох, хватаю за шею и притягиваю к себе.
Мои губы в мгновение ока оказываются на его губах, язык проскальзывает между его приоткрытыми губами и сливается с его языком. В сжатых губах чувствую его удивление, но в считанные секунды оно рассеивается, когда его руки тянутся ко мне, повторяя мои движения, и запутываются в моих кудрях, мы ускользаем в сладкую нежность поцелуя. Лаской языка, стоном удовольствия, безответной потребностью всегда желать от него большего — я показываю ему, почему люблю его.
И хотя мне этого мало, я отстраняюсь, ощущая его вкус на языке, и смотрю ему в глаза.
— Я люблю тебя, Колтон Донаван, по многим причинам. — Я вынуждена остановиться, потому что меня переполняют эмоции, и я хочу, чтобы он видел мои глаза, когда я буду ему это говорить, чтобы он точно знал, почему я чувствую то, что чувствую.
— Я люблю тебя за то, кто ты есть, за все то, кем ты не являешься, за то, откуда ты пришел и куда хочешь отправиться. — Гляжу на него, на человека, которого я так люблю, и позволяю себе чувствовать все, что я ему говорю. — Я люблю твою мальчишескую улыбку, скрывающуюся за ухмылкой плохого парня. Я люблю тебя, потому что ты впустил меня, отдал мне свое сердце, доверил свои секреты, и позволил увидеть ту сторону тебя, до которой никто не добрался… ты позволил мне быть твоей первой. — На последних словах мой голос срывается, а слезы наворачиваются на глаза, смотрю на него, переполненная эмоциями.
— Я люблю, что ты в восторге от сахарной ваты и сексуальных автомобилей. Люблю эту ямочку… — наклоняюсь и целую туда, где она скрывается — …и я люблю вот это, — говорю я, проводя рукой по его щетине. — И люблю чувствовать вот это, когда ты нависаешь надо мной, собираясь заняться любовью, — говорю я, сжимая его бицепсы, он напрягает их для меня и улыбается. — Но больше всего я люблю то, что здесь. — Наклоняюсь и целую его в грудь, где под моими губами бьется его сердце. На мгновение замираю, прежде чем взглянуть на него из-под ресниц и закончить, назвав самую важную из всех причин. — Потому что то, что здесь, Колтон, настолько чистое, доброе, нетронутое и такое невероятно красивое, что лишает меня дара речи, как это случилось сегодня… как происходит сейчас.