— Детка, я бы узнал тебя, даже если бы был слеп. — И улыбка, та, что освещает его глаза и согревает мою душу, растекается по его губам. Я настолько теряюсь в его глазах и невысказанных словах, которые они передают, что даже не понимаю, что судья начала церемонию, пока Колтон не смотрит на нее, а затем снова на меня. Зеленые глаза блестят от волнения, от взгляда на меня его улыбка смягчается.
— Райли, — говорит он, слегка качая головой, глядя на наши руки, а затем снова на меня. — Я был человеком, мчащимся по жизни, мысль о любви никогда не попадала в зону действия моего радара. Это было не для меня. А потом ты рухнула в мою жизнь. Ты видела во мне хорошее, а я нет. Ты видела возможность, когда я не видел ничего. Когда я оттолкнул тебя, ты толкнула в десять раз сильнее. — Он тихо смеется. — Ты снова и снова являла мне свое храброе сердце. Ты научила меня, что клетчатые флаги гораздо ценнее вне трассы, чем на ней. Ты принесла свет в мою тьму своей самоотверженностью, своим безрассудством… — он протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке, чтобы вытереть слезы, которые тихо текут по моим щекам.
Его личные клятвы говорят о глубине его любви ко мне — мужчина, который клялся, что не может любить, делает это от всего сердца.
— Ты дала мне жизнь, которую я даже и не подозревал, что хотел, Рай. И поэтому… я обещаю отдать себя тебе — каждую частичку: сломленную, согнутую, любую — от всего сердца, без обмана, не смотря ни на что. Обещаю писать тебе названия песен, чтобы ты услышала меня, если не захочешь слышать, что я говорю. Обещаю поддерживать твое милосердие, потому что это то, что делает тебя самой собой. Обещаю подталкивать тебя к спонтанности, потому что нарушать правила у меня получается лучше всего, — говорит он с ухмылкой, одинокая слеза скользит по его лицу. — Обещаю очень много играть в бейсбол, чтобы убедиться, что мы достигнем каждой базы. Хоум ран! — последнее слово он произносит так тихо, что его слышу только я, и смеюсь сквозь слезы.
И я больше не могу сдерживаться, протягиваю руку и провожу ладонью по его подбородку, нисколько не заботясь о предположениях, которые люди могут сделать по поводу этой клятвы.
— И вот это… этот смех. Обещаю заставлять тебя смеяться так каждый Божий день. И вздыхать. Твои вздохи мне тоже нравится слушать. — Он подмигивает мне. — Обещаю, в моей жизни не будет ничего ценнее тебя. Что ты никогда не будешь не имеющей значения. Что тех, кого ты любишь, я буду любить тоже, — говорит он и смотрит на ряд, где сидят все мальчики. — Стоя здесь, обещая быть твоим, отдать тебе всего себя, я уже знаю, что жизни не хватит, чтобы любить тебя. Это просто невозможно. — Он пожимает плечами, и мое сердце сжимается, когда его голос слегка дрожит. — Но, детка, я буду стараться вечно, если ты согласишься.
— Да! — выдыхаю я, Колтон надевает мне на палец кольцо, мое тело дрожит, сердце никогда не было так твердо в своем решении, голова совершенно ясная.
— Я люблю тебя, — шепчет он.
Слезы падают, и я даже не пытаюсь их остановить. Он выглядит таким запутавшимся, хочет обнять меня и утешить. Смотрит на судью, молча прося разрешения прикоснуться ко мне. И это так мило, что мой мужчина, который всегда пренебрегает правилами, теперь боится их нарушить.
Вытираю глаза бумажной салфеткой, которую мне протягивает Хэдди, и делаю глубокий вдох, готовясь произнести свою клятву.
— Колтон, как бы я ни пыталась бороться с этим, думаю, что влюбилась в тебя тогда, когда вывалилась из подсобки и рухнула в твои объятия. Случайная встреча. Ты увидел во мне искру, когда все, что я так долго чувствовала — это горе. Ты делал романтические жесты, хоть и клялся, что на самом деле это не так. Ты научил меня, что я стою того, чтобы чувствовать, когда все, что я столько времени испытывала — онемение. — Качаю головой и смотрю на наши руки, прежде чем снова взглянуть ему в глаза.
— Ты показал мне, что шрамы — и внутри, и снаружи — прекрасны, и что их можно носить без страха. Ты показал мне настоящего себя — впустил меня — когда от других всегда отгораживался. Ты показал мне такую силу духа и храбрость, что у меня не было выбора, кроме как полюбить тебя. И хотя ты никогда этого не знал, ты снова и снова раскрывал мне свое сердце. Каждую согнутую частицу. — Делаю вдох, мои дрожащие руки держат его ладони.
И я никогда не забуду выражение его глаз — полное принятия, обожания, почтения. Слезы тихо текут по его щекам, так резко контрастируя с волевыми чертами лица, но я вижу его уязвимость. Чувствую любовь.
— Ты говоришь, что я принесла свет в твою тьму, но я не согласна. Свет всегда был в тебе, я просто показала тебе, как позволить ему сиять. Ты даешь мне жизнь, о которой я всегда мечтала. И поэтому… я обещаю отдать тебе себя — свой вызов, свою самоотверженность, весь свой чертов алфавит — от всего сердца, без обмана, не смотря ни на что.
И я ничего не могу с собой поделать, даже зная, что это против правил, наклоняюсь вперед и нежно целую его в губы, а когда отстраняюсь, это выражение, что я вижу в его глазах, и кривая улыбка, запомнятся мне на всю оставшуюся жизнь.
— Нарушительница правил, — дразнит он, поднимая бровь, когда я готовлюсь завершить свои клятвы.
— У меня был самый лучший учитель. — Качаю головой и смотрю на него ясным взглядом. — Я обещаю поддерживать твой свободный дух и нарушать правила, потому что это то, что делает тебя самим собою. Обещаю бросать тебе вызов и подталкивать, чтобы мы могли продолжать расти в лучших версиях самих себя. Обещаю быть терпеливой и держать тебя за руку, когда ты меньше всего этого хочешь, потому что это у меня получается лучше всего. Обещаю писать тебе названия песен, чтобы мы могли поддерживать нашу связь. И я обещаю носить платья с молниями на спине, — добавляю я из прихоти, заставляя Колтона посмотреть на Хэдди, которая смеется позади меня. Он качает головой, прежде чем снова сосредоточиться на мне.
— Обещаю всю жизнь смеяться, завтракать мороженым и ужинать блинами. Так же, как и любить подавать сигнал клетчатым флагом. Твой ход, милый. — Моя улыбка совпадает с его улыбкой, когда моя любовь к нему растет и поднимается к новым высотам. — Обещаю, что в моей жизни не будет ничего ценнее тебя, потому что все остальное не имеет значения, а ты, Колтон, определенно не будешь не имеющим значения. Помню, как сидела в Старбакс, смотрела на тебя и думала, каково это — иметь шанс полюбить тебя, а теперь у меня есть целая жизнь, чтобы это выяснить. И все же не думаю, что этого будет достаточно. — Беру у Хэдди кольцо с выгравированным на нем клетчатым рисунком и надеваю ему на палец.
Бэкс начинает глумиться, и все гости смеются. Как бы мне ни хотелось придушить его, я не могу. Теперь это моя жизнь и он часть ее.
— Ты следующий, засранец, — бормочет Колтон себе под нос, обращаясь к Бэксу, заставляя его поперхнуться, а меня смеяться еще громче. Проходит минута, прежде чем смех стихает, и все успокаиваются, чтобы снова сосредоточиться на нас.
— Колтон, у нас впереди целая вечность, если ты согласен.
— Ты ведь знаешь, что это навсегда? — говорит он тихо, напоминая мне о символе, навсегда отпечатавшемся на моем бедре.
Я едва заметно киваю, он смотрит на меня, наклонив голову, глаза ликуют, губы улыбаются, и говорю:
— А мне по-другому тебя и не надо. — Он смотрит на свою руку, на новое кольцо на безымянном пальце, и качает головой, принимая то, что только что произошло. Выражение его лица бесценно. И с нетерпением, соперничающим с нетерпением одного из моих мальчиков, он бросает взгляд на судью.
— Да, Колтон. — Посмеивается она, точно зная, чего он хочет. — Можешь поцеловать свою невесту!
Изумление и любовь проносятся сквозь меня.
— Слава Богу! — выдыхает он, подходя ко мне и обхватывая мое лицо руками. — Это единственный клетчатый флаг, на который я всегда претендую.
И тут его губы касаются моих губ, наша связь неопровержима, слышу, как судья объявляет:
— Друзья и родные, позвольте представить вам мистера и миссис Колтон Донаван.
ЭПИЛОГ 1
10 лет спустя
Вибрация мотора отдается грохотом в моей груди задолго до того, как машина заходит на четвертый поворот. Слежу за машиной, глаза прикованы к ней, пока он борется с плотным движением на предпоследнем круге, и я задаюсь вопросом, всегда ли так будет. Всегда ли я буду нервничать, когда он будет находится там.
Наверняка. Несомненно.
Слышу, как он переключает передачи, входя во второй поворот, единственный поворот, который я не могу видеть со своего места в ложе вдоль пит-роу, поэтому я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на монитор перед собой. Слышу, как по мере приближения конца гонки, комментатор приходит в неистовство, и не сопротивляюсь своей гордости или улыбке.
— Донаван пролетает третий поворот. Еще немного, и он сможет сегодня претендовать на клетчатый флаг, фанатов гонки, а также лидирующую позицию в текущем зачете. Машины расступаются, он входит в четвертый поворот, и теперь Донаван на финишной прямой, и никто даже и не думает бросить ему вызов. — Его волнение заразительно, я поднимаю глаза от экрана, чтобы посмотреть, как машина летит к линии старта/финиша.
И хотя финал разворачивается передо мной, никак не могу успокоить свою растущую тревогу, пока мне не удастся снова его обнять.
— И Донаван идет первым! Дамы и господа, Донаван сегодня берет клетчатый флаг на Гран-При Инди Лайтс! Еще один в кармане этого талантливого гонщика, которого мы еще не раз увидим на аллее победы.
Трибуна вокруг меня гудит от возбуждения, но я даже не останавливаюсь, чтобы перекинуться с кем-нибудь словами, снимаю наушники, и бегу вниз по лестнице. Все уже знают правила, так что я не беспокоюсь о том, с кем и где мы снова встретимся. Пробираюсь сквозь толпу как раз вовремя, чтобы увидеть, как его машина медленно въезжает на черно-белый клетчатый плацдарм на аллее победы.