Поэтому я вхожу в здание школы, убираю коробку с выпечкой в свой шкафчик и отправляю Каллуму сообщение:
«Почему Стив диктует, чем мне заниматься?»
Немедленного ответа не следует. Тут я вспоминаю, что Каллум тоже был не в восторге оттого, что я работаю в пекарне. Да и Рид, помнится, разозлился, когда узнал об этом, сказав, что из-за моей работы все будут считать, что Ройалы плохо обращаются со своей воспитанницей. Мне пришлось объяснять им обоим, что я устроилась в пекарню, потому что привыкла работать и хочу иметь собственные деньги. Не знаю, поняли ли они меня, но в конце концов смирились с этим.
Может, Стив тоже изменит свое мнение? Но почему-то я не особо на это надеюсь.
Мне нечем заняться, и я бреду по школьному коридору, чтобы отыскать владельцев всех этих машин снаружи. В компьютерной лаборатории группа учеников собралась вокруг одного из мониторов. Из дальнего конца коридора до меня доносится лязг металла. Я заглядываю в окно и вижу двух учеников, сражающихся на шпагах: вперед, назад, взмах руки. Несколько минут я наблюдаю за их поединком, а потом ухожу. В другом конце коридора целая куча человек участвует в другой, беззвучной, битве. Здесь орудиями выступают доски и шахматные фигуры. Почти в каждом коридоре на меня смотрят огромные плакаты с объявлением о Зимнем бале, а также листовки сотен разных клубов и организаций, куда можно записаться.
Увидев все это многообразие, я понимаю, что мне почти ничего неизвестно про Астор-Парк. Я думала, что эта школа похожа на любую другую, где осенью играют в футбол, весной – в бейсбол, только ученики здесь побогаче. Я не обращала внимания на внеклассные мероприятия, факультативы и кружки, потому что у меня не было на них времени.
Теперь, похоже, у меня его предостаточно.
Я слышу сигнал полученного сообщения. На экране высвечивается ответ Каллума.
«Он твой отец. Прости, Элла».
Серьезно? Два дня назад Каллум произнес пламенную речь о том, что чувствует себя моим отцом. А теперь решил пойти на попятную? Что поменялось между «тогда» и «сейчас»?
И какое право есть у Стива так поступать? Неужели родители реально могут запрещать своим детям работать? Моей маме было все равно, чем я занимаюсь, лишь бы я была в безопасности.
Я в ярости печатаю ответ:
«У него нет никакого права!»
Каллум:
«Сосредоточься на более важных битвах».
Хороший совет, не поспоришь, но в груди становится больно. Если бы мама была жива, мне не пришлось бы разбираться со Стивом в одиночку. Но если бы она была жива, встретила бы я когда-нибудь Рида, Истона, близнецов?
Наверное, никогда. Порой жизнь так несправедлива!
Я останавливаюсь у главного спортивного зала. Двойные двери открыты, и изнутри доносится хип-хоп. Я замечаю Джордан. На ней суперкороткие шорты и спортивный лифчик. Она стоит спиной ко мне и грациозно загибает руку над головой, а потом делает пируэт, вращаясь на одной ноге и оттолкнувшись другой.
Я переминаюсь с ноги на ногу. Мы с мамой часто танцевали дома. Она признавалась мне, что мечтала стать профессиональной танцовщицей. В каком-то смысле она ею и была. Как и любой другой танцор, она двигала своим телом, и ей платили за это. Разница заключалась лишь в том, что никто из зрителей не хотел смотреть пируэты и не оценил бы изящных па.
К тому же ей приходилось раздеваться донага.
Меня никто не учил классическому танцу, в отличие от Джордан, судя по всему. Мама смогла оплатить мне несколько занятий эстрадно-джазовых танцев. Балет был непомерно дорогим удовольствием, потому что нужно было бы покупать специальную обувь и трико. Увидев разочарование на лице мамы, когда мы изучали цены на форму, я сказала ей, что считаю балет дурацким занятием, хотя так сильно хотела попробовать себя в нем.
На остальные занятия по танцам мне достаточно было прийти в носках или вообще босой, и я была счастлива уже этому; но иногда стояла у дверей балетного класса и с завистью наблюдала за другими девчонками в нарядных пышных пачках пастельных тонов.
Картинки из прошлого всплывают в памяти, пока наблюдаю за Джордан, – но вот она резко останавливается и смотрит на меня так, будто я враг народа. Жаль, что я не могу повесить убийство Брук на Джордан.
– Какого черта тебе здесь надо? – рявкает она.
Джордан упирает руки в боки с таким видом, будто вот-вот бросится на меня. К счастью, я уже знаю, что смогу справиться с ней в одиночку. Мы сцепились буквально через несколько недель после начала учебного года.
– Просто хотела узнать, что ты ела на завтрак, – елейным голосом отвечаю я.
– Девятиклассников, конечно. – Она ухмыляется мне. – Разве ты не в курсе? Я люблю молодые, невинные и слабые души.
– Еще бы. Будь они сильнее тебя, ты бы испугалась до усрачки.
Именно поэтому Джордан меня ненавидит.
– Знаешь, что действительно напугало бы меня до усрачки? Спать в одной кровати с убийцей. – Перебросив свои длинные темные волосы через плечо, она подходит к спортивной сумке и достает бутылку с водой. – Или ты уже настолько пресытилась, что нормальные парни тебя больше не возбуждают?
– Раньше ты тоже хотела его, – напоминаю я ей.
– Он богатый, горячий и, по слухам, отлично трахается. Почему бы его не хотеть? – пожимает плечами Джордан. – Но, в отличие от тебя, у меня есть стандарты. И, в отличие от Ройалов, моя семья пользуется большим уважением в здешних кругах. Отец получает награды за свою благотворительную деятельность. Мать возглавляет с полдюжины благотворительных комитетов.
Я закатываю глаза.
– Какое отношение все это имеет к тебе и Риду?
Она сердито смотрит на меня.
– Я только что сказала тебе: мне он больше не нужен – еще подпортит репутацию.
Я усмехаюсь.
– Ты так говоришь, будто есть реальный шанс, что вы с Ридом начнете встречаться, чего никогда не будет. Ты ему неинтересна, Джордан, никогда не была и не будешь. Прости, что пришлось разрушить твои иллюзии.
Ее щеки вспыхивают.
– Если у кого-то и есть иллюзии, так это у тебя. Это ты трахаешься с убийцей, солнышко. Будь с ним поаккуратнее. А то вдруг еще разозлишь его и тоже окажешься в гробу.
– Какие-то проблемы?
Это мистер Берингер, директор Астор-Парка, появился словно из ниоткуда. Пусть он только и может что пускать пыль глаза – я лично знаю, что Каллум не раз платил этому парню, чтобы замять скандалы, – мне все равно не хочется нарываться на неприятности.
– Никаких проблем, – вру я. – Я просто восхищалась, в какой отличной форме Джордан.
Директор с подозрением смотрит на меня. В последний раз, когда он видел нас вместе, я выволокла Джордан с заклеенным скотчем ртом и кровоточащим носом на обозрение всей школы.
– Понятно. Что ж, можете сделать это в следующий раз, – монотонным голосом говорит Берингер. – Ваш отец здесь. Вас освободили от занятий на весь день.
– Что? – вырывается у меня. – Но у меня уроки!
– Отец? – в изумлении повторяет Джордан. – Разве он не умер?
Черт. Я совсем забыла про нее.
– Не твое дело.
Джордан смотрит на Берингера, на меня, потом падает на пол и начинает смеяться так сильно, что хватается руками за живот.
– О боже! Это просто потрясающе, – задыхаясь, говорит она в промежутках между смехом. – Не могу дождаться следующей серии, где ты окажешься беременной, а мы будем гадать, чей это ребенок – Рида или Истона.
Я сердито смотрю на нее.
– Вот только я начинаю думать о тебе как о человеке, как ты все портишь, открыв свой рот.
Директор сверлит глазами мою заклятую противницу.
– Мисс Каррингтон, ваше поведение совершенно неуместно.
Но слова Берингера лишь заставляют ее смеяться сильнее.
Сжав челюсти, он берет меня за руку и ведет прочь от дверей.
– Пойдемте, мисс Ройал.
Я не поправляю его, услышав фамилию, но вырываю свой локоть.
– Я серьезно. У меня уроки.
Он отвечает мне приторной улыбкой, какой, наверное, улыбается пожилым дамам, когда просит у них пожертвования в фонд Астор-Парка. Как будто он делает мне одолжение.
– Об этом уже позаботились. Я сообщил вашим учителям, что вы освобождены от занятий. И вам даже не нужно будет делать домашнюю работу.
Ясно, он точно думает, что делает мне одолжение.
– Да что у вас за школа такая дерьмовая, раз вы можете освободить одиннадцатиклассника от занятий и домашней работы?
Тонкие губы Берингера складываются в недовольную гримасу.
– Мисс Ройал, то, что ваш отец вернулся из мертвых, еще не означает, что вы можете распускать язык и говорить со мной в таком тоне.
– Тогда выпишите мне тысячу штрафов, – продолжаю пререкаться я. (Или это просьба?) – Я отработаю их сегодня же.
Он лишь усмехается.
– Не горю желанием. Похоже, вы уже начали отбывать свое наказание.
Серьезно, я ненавижу эту школу! Она самая худшая в мире. Интересно, как поступит Берингер, если я возьму и откажусь выходить отсюда? Вызовет полицию, чтобы они вытащили меня наружу?
Директор останавливается рядом со своим кабинетом и кивает головой в сторону вестибюля.
– Ваш отец ждет вас. – Он качает головой. – Не понимаю, почему вы не рады тому, что проведете с ним время? Странная вы девушка, мисс Ройал.
С этими словами он исчезает в своем кабинете, словно не желает больше тратить время на необычного ребенка, который не хочет увидеться с собственным отцом.
Я прислоняюсь головой к одному из шкафчиков и заставляю себя посмотреть в лицо правде, от которой прячусь с тех пор, как появился Стив.
Я не желаю проводить с ним время, потому что мне страшно.
Вдруг я ему не понравлюсь? Он же оставил маму. Она не смогла удержать его, а ведь Мэгги Харпер была сущим ангелом: красивой, милой и доброй.
И теперь вот я… Колючая и неприступная, что уж говорить о том, что я за словом в карман не лезу и в семнадцать лет у меня на все есть свое мнение. Рано или поздно я обязательно ляпну что-нибудь, за что мне будет стыдно и на что он обидится.