Шлёп! Лосось с моей помощью перевернулся на другой бок, и работа пошла дальше. Минута, другая — и рыба окончательно избавилась от своей кольчуги. А заодно — и от внутренностей. Я плеснул в тазик воды и погрузил туда свежеочищенную тушку. Получится замечательный ужин! Правда, вместо двух едоков за столом будут четыре, но, думаю, на всех хватит. Так, сколько времени займёт готовка? Пожалуй, не меньше часа — уж больно толстая рыбина. Можно будет малость побездельничать.
Я почувствовал, что немного устал, когда стряхнул с пальцев комья налипшей чешуи, вымыл руки и ополоснул нож. Несколько минут медитативного бдения над источающей свежий аромат рыбой привели меня в умиротворённое состояние, вновь отодвинув завесу обиды, через которую мне так нравится смотреть на окружающий мир. Наверное, именно поэтому я и обратил внимание на презрительное «С-с-с-с!..», раздавшееся со стороны Мин, когда нож опустился в воду. Я ещё хотел спросить, не имеет ли она что-то против мытья посуды, но чудное видение, представшее перед нашими очами, заставило отложить любые вопросы на потом.
Гизариус (а этим видением был именно гостеприимный доктор) сиял. Нет, даже не так: он светился изнутри, как будто в его венах вместо крови тёк солнечный свет. Никогда не видел, чтобы человек выглядел таким довольным. Интересно — почему? Может быть… А, чего гадать — спрошу:
— Вам было явлено чудо, дядя Гиззи?
— А? — Он перевёл взгляд на меня, но вряд ли увидел лицо вашего покорного слуги: тёмные глаза источали неземное блаженство.
— Вы сами на себя не похожи. Что-то произошло?
— Да, произошло! — Нет, он то ли пьян, то ли злоупотребил собственными травками.
— И что же? Поведайте нам, недостойным, сделайте милость!
Доктор наконец-то высунул голову из панциря наслаждения:
— Неужели сам не понимаешь? Ты же… У меня дома… Настоящая эльфийка!
— А бывают ненастоящие? — невинно спросил я. Гизариус оставил мою иронию без внимания.
— Эльфийка… да ещё и…
— Беременная. Знаю. И поэтому вы ведёте себя как кот, нализавшийся сметаны?
— Какой ты грубый! — отметил доктор. Привычно, но без всегдашнего укора. Да, видно, мои жалкие потуги привлечь внимание меркнут перед той, что совсем недавно не надеялась на спасение… Обидно, фрэлл подери!
— Всё равно не понимаю ваших восторгов.
— Да ты представить себе не можешь!.. Я же… я смог… осмотреть… — Гизариусу явно не хватало слов.
— Могу поспорить, вы воспользовались этой возможностью по полной! Ну и как она? В плане осмотра? — Я провёл ладонью по воздуху, рисуя предполагаемые округлости.
Доктор покачал головой, глядя на меня как на безнадёжного больного:
— Куда тебе понять… Ты и эльфов-то, наверное, никогда не видел…
Я хмыкнул, но промолчал. Видел, дядя Гиззи. Поверь, насмотрелся вдоволь. И эльфов, и эльфиек. Вместе. Отдельно. Может быть, их было и не так уж много, но я прекрасно помню, как долго — несколько лет — вообще не мог видеть никого из листоухих. Потом успокоился. Смирился. Даже смог признаться самому себе, как они прекрасны…
— Не видел, говорите? Так могу прямо сейчас пойти и посмотреть! — весело заявил я.
Взгляд доктора остановился, немного задержался на одном месте, потом существенно прояснился:
— Совсем забыл! Она просила тебя позвать!
— Просила позвать? — Я слегка опешил. Зачем это я понадобился эльфийке? Решила выяснить, узнана она или нет? И если узнана — прикончить меня на месте?
— Не заставляй её ждать! — Гизариус махнул рукой. — Она в соседней комнате… Моется.
— Что?! — Я должен присутствовать при омовении? Ни в какие ворота не лезет…
— Иди-иди, — подтолкнул меня доктор.
— И не подумаю! — упираюсь.
— Это ещё почему? — удивился Гизариус.
— С какой стати я… мужчина должен смотреть, как женщина моется?
— Ну… — Похоже, дядю Гиззи вид голого женского тела никогда не смущал. Как, впрочем, и не вызывал вожделения. — Поможешь ей… Спинку потрёшь.
— Спинку?! — поперхнулся я. — Ну вы и придумали… Пусть лучше она пойдёт!
— Кто? — не понял доктор.
— Мин!
— Мин?
— Девушка, которой вы ссудили мою рубашку! — вскипел я.
— Ах, Мин… — рассеянно повторил доктор. — Она не пойдёт.
— Почему?
— Потому что не хочет.
Вы пробовали объясняться с глухой стеной? Я, занимаясь упомянутым неблагодарным делом на протяжении последних минут, уже готов был на эту самую стену влезть.
— Почему ты не хочешь? — пробую обратиться к той, что не подверглась одурманивающему влиянию эльфийских прелестей.
— Я не люблю воду, — флегматично пояснила Мин, закидывая ноги на стол и углубляясь в изучение потолка.
— Да иди уж! — прикрикнул доктор, когда, обведя вполне разумным взглядом кухню, обнаружил, что я всё ещё стою на своём месте.
Кручу пальцем у виска (своего, а хотелось бы — докторского) и выхожу в коридор, душевно хлопнув дверью. Так, что стена задрожала.
Какой-то бред… Может быть, я болен и всё происходящее — нелепая галлюцинация? Есть только один способ в этом убедиться… Я нерешительно провёл ладонью по растрескавшейся доске косяка. Войти? Наверное, нужно. Вот только… Откуда взялась эта странная робость? Чего я боюсь? Эльфийки? Себя? Нас обоих? Пожалуй. Я думаю одно. Она думает другое. Но когда наши взгляды встретятся, что произойдёт с нашими мыслями? Как они изменятся? В какую сторону потекут? Никогда и не узнаю, если… Если останусь стоять в коридоре.
Я вздохнул, толкнул дверь и вошёл в комнату.
Посередине наспех расчищенной кладовой была поставлена внушительных размеров лохань (откуда доктор её притащил — уж не со двора ли?), заполненная горячей водой и… эльфийкой. Должно быть, она сидела, подогнув ноги под себя — я мог видеть только голову, сильную шею, прямые плечи и часть спины.
— Что вам угодно? — интересуюсь так холодно, как только могу.
Бронзовые кудри дрогнули.
— Мне угодно видеть тебя. — Такой узнаваемый и такой новый голос разрезал облачко пара, поднимающееся над водой.
Всё те же бархатистые тона, но… Они стали мягче? Не верится… Как можно смягчить стальной клинок? Согнуть, сломать — да. Но смягчить? Что-то случилось, и если я тому виной… Голова кружится. Наверное, здесь слишком душно…
— Зачем же вы хотели видеть меня?
— Тебе нужны объяснения? Или довольно моего желания?
— Меня не занимают ваши желания, и… мне не нужны ваши объяснения. Посмотрели? Я могу идти?
— Я даже не начинала… — Она взялась руками за края лохани и… встала, выпрямившись во весь свой немаленький рост.
Струйки воды, мгновение помедлив — словно удивляясь случившемуся, заскользили вниз. По ложбинке между гладкими холмами лопаток, пересекая некогда тонкую, а теперь мило расплывшуюся талию, стекая по крутым изгибам стройных бёдер… Да, эльфийка красива — нечего и спорить. Тело воина, не страшащегося смерти и не щадящего себя, но… На эльфийский манер. Листоухим, притом что они обладают физическими возможностями, намного превышающими те, которыми наделён обычный человек, удалось договориться с богами и уместить удивительную мощь в хрупком до странности теле. С чем можно сравнить эльфа? Со стрелой, отправленной в полёт. Недаром лучшие лучники — эльфы: каждая чёрточка изящной фигуры, каждое движение — пальцев, губ, ресниц — устремлены вперёд. Вверх или вниз — спросите вы? Какая разница? — отвечу я. Полёт всегда заставляет задержать дыхание и смотреть, смотреть, смотреть… Веря, что он никогда не прервётся.
Росчерки бледных шрамов на золотистой коже обняли эльфийку кружевной накидкой, когда она одним плавным движением повернулась ко мне.
М-да… На каком же месяце будущая мать? Не на последнем — купол храма, хранящий покой не рождённого до поры до времени эльфа, ещё не возведён на нужную высоту. А вот грудь выглядит так, будто готова слиться в поцелуе с маленькими губами… Могу поклясться: в нашу первую встречу ничего подобного не было! Хотя… Мы виделись почти четыре… или даже пять месяцев назад. За это время можно нагулять и тройню… И всё же тогда она уже должна была быть… Я запутался.
Тёмные глаза улыбнулись: похоже, эльфийка поняла, какими вычислениями занят ваш покорный слуга.
— Ребёнок уже был в моём чреве, если ты это хочешь знать.
Я тряхнул головой:
— И вовсе не хочу… Это не моё дело.
— Отнюдь. — Длинные ресницы кокетливо смежились. — Твоё, и только твоё.
— Объяснитесь, — нахмурился я.
— Минуту назад ты отказывался от моих объяснений, — напомнила эльфийка.
— Минуту назад… Минуту назад мир был совсем другим, а сейчас он изменился, и в этом новом мире… Отвечайте!
— Ты приказываешь? — По бархату голоса пробежали волны смеха.
— Если вы думаете, что мне доставляет удовольствие смотреть на ваше… на ваш живот, то вы заблуждаетесь. Хотите поговорить? Извольте! Но играть в прятки со словами я не намерен, — поясняю. Строго и недовольно.
— В тот раз ты не показался мне смелым… — задумчиво протянула эльфийка. — Ты испугался… Почему же теперь я вижу перед собой совсем другого юношу — жёсткого и решительного?
— Вас так заинтересовал мой характер? Зря, в нём нет ничего привлекательного. Как и в моём лице после ваших стараний. — Не требовалось прилагать особых усилий, чтобы подпустить в голос льда: я давно уже заблудился в холодных пустошах Сарказма.
— Да, работа удалась на славу, — кивнула эльфийка, искоса подглядывая за мной. Рассчитывает разозлить? Не получится: я, конечно, могу покричать, потопать ногами, скорчить страшную гримасу, но… этим придётся и ограничиться. До рукоприкладства дойти не могу. Не дозволено. Самим собой и не дозволено. Так зачем напрасно тратить силы?
— Если вы и вправду гордитесь собой, поздравляю. — Едко улыбаюсь. — Вы многого добились.
— О да! — усмехнулась эльфийка, проводя ладонями по животу. — Я даже не сразу поняла, КАК многого… Однако…
— Есть сомнения? — слегка удивился я.
— Только не в результатах содеянного, — качнула головой эльфийка. — Тот день… Был странным.