Разрушитель: И маятник качнулся… На полпути к себе. Вернуться и вернуть — страница 116 из 266

— Не надеюсь, — признался я. — Но как-то не хотелось позволять ему…

— Обижать беременную женщину? — усмехнулась она, проводя пальцами по гладкому боку кружки.

— Примерно.

— Глупый… Если кому и грозила опасность, то только Кэлу… При равных условиях я всегда была сильнее его.

— А при «неравных»? — Не могу удержаться от вопроса.

— Тем более! — хохотнула она. — Мне не составило бы труда победить… Но ты решил поиграть в благородство, чем, признаться, немного меня напугал.

Так вот почему она тянула с принятием вызова! Прекрасно зная, что возьмёт верх в поединке, эльфийка не хотела доводить дело до смертоубийства… А я-то хорош! Как всегда, по уши в дерьме очутился… Хотя… Зачем я вру? Мне нужен был поединок. Очень нужен. Если я сейчас не убью в себе неприязнь к листоухим, то в дальнейшем удобного случая может и не представиться… Тем более теперь, когда та, смерти которой я искренне желал, назвала меня своим «творцом»… Мне просто необходима драка. С самим собой прежде всего. Грубая, жёсткая, бескомпромиссная драка. А тут подвернулся такой замечательный противник! Умный, опытный, расчётливый… Да, бросая вызов эльфийке, он был охвачен эмоциями, но ответил-то ваш покорный слуга! А это значит, что завтра эльф будет сражаться рассудком, а не сердцем, и это вдвойне интереснее!

Эльфийка наблюдала за тенями, бегущими по моему лицу, и в какой-то момент догадалась, о чём я думаю:

— Ты нарочно вмешался, да?

— Нарочно? — Растерянно поднимаю брови.

— Разумеется! — неожиданно горячо воскликнула женщина. — Ты решил умереть и ухватился за первый подходящий случай!

— Позвольте возразить: я и не думал о смерти. По крайней мере, о смерти тела… — задумчиво добавил я.

— Неужели? — В бархате голоса прорезалось ехидство. — Ты принял вызов слишком опасного противника, понимаешь? Один из вас не доживёт до следующего вечера, и я боюсь, что закат встретишь вовсе не ты!

— Боитесь? — удивляюсь. — Почему же? Вам удобнее будет раз и навсегда избавиться от такого кредитора, как я…

— Вот уж действительно, много ума — тоже горе… — пробормотала эльфийка. — Я запрещаю тебе умирать!

— На каком основании?

— Ты обязан услышать первый крик моего ребёнка и убедиться, что Дар Жизни не потрачен впустую! — отрезала она, и я судорожно вцепился пальцами в кружку.

О таком варианте и не подумал… Даже не предполагал…

Ответственность, будь она проклята! Эльфийка права: если моё нечаянное вмешательство в Узор Судьбы отразилось на… А собственно, почему отразилось? И я попросил:

— Отложим прения по этому вопросу… на некоторое время. Лучше расскажите, из-за чего на вас так зол этот… Кэл.

Эльфийка куснула губу. Совсем по-человечески.

— Ты имеешь право знать… История давняя и… не очень-то приглядная. Случилось так, что мой последний возлюбленный оказался таковым и для сестры Кэла. Мийа сгорала от неразделённой страсти, а счастье улыбалось мне. Какое-то время верилось, что она смирилась и постаралась забыть, однако нелепая случайность унесла мою любовь в Серые Пределы, и Мийа… обвинила в этом меня. Конечно, обвинения были плодом помутившегося от горя рассудка, а не истинными обстоятельствами, но её это не смущало. Мийа настояла на сборе Совета Кланов — только для того, чтобы её претензии были сурово отклонены. Возможно, она сумела бы успокоить чувства, если бы… Если бы я не сказала, что жду ребёнка, плоть от плоти моего возлюбленного… Мийа окончательно обезумела и атаковала меня каскадом самых сильных чар, на какие только была способна… Я лучше обращаюсь с клинком, чем с заклинаниями, но сумела устоять. Под первым натиском…

— Был и второй?

— Был… — Вспоминая, эльфийка мрачнела. — Ещё сильнее. Ещё смертоноснее. Не знаю, как ей удалось достичь таких высот, ведь она никогда не считалась искусной заклинательницей…

— «Рубиновая роса», — подсказал я.

— «Роса»? — Она обдумала эту мысль, затем согласно кивнула. — Очень похоже… Так вот, натиск усилился вдвое…

Эльфийка скупилась на подробности. Возможно, не хотела воскрешать в памяти столь болезненные события, а возможно… Не могла это сделать. И не потому, что откровенничать с человеком постыдно для эльфа, а потому что… И у людей, и у эльфов есть одно чудесное свойство — забывать. Сглаживать острые углы обид и разочарований. Закрывать чехлами отслужившую своё мебель. Ни в коем случае не выкидывать, нет! Любая мелочь навеки остаётся в памяти, но… Лишь для того, чтобы иногда — под стук осеннего дождя или в алых лучах заката — вынуть старую безделушку из шкатулки, согреть своей ладонью, снова почувствовать печаль или радость… Они не будут слишком яркими, эти чувства — с течением времени меркнут любые краски, — но, утратив свежесть, настоятся, словно вино, и в самом простом событии появится глубина, которую ты не мог заметить… Не хотел замечать…

Люди забывают быстрее. Как и живут — быстрее. Тоска эльфов может длиться столетиями — пока не случится что-нибудь настолько светлое и радостное, что места для страданий останется слишком мало и эти самые страдания, поворчав, уснут в одной из дальних кладовых…

Я слушал неторопливый рассказ эльфийки, поглаживая пальцами тёплое дерево столешницы, а перед глазами… О, перед глазами метались тени…

«Это ты, ты во всём виновата, только ты!» Фиолетовая бездна безумных глаз чернеет с каждой минутой. Прекрасное лицо искажается под умелыми ласками злобы. «Если бы он остался со мной, был бы жив и по сей день!» — «Успокойся, Мийа… Тебе нужно отдохнуть, послушать музыку…» — «Какая музыка?! Не тебе решать, что мне нужно! Убийца!» В бирюзе ответного взгляда плещется сожаление. Искреннее сожаление. «Не обвиняй меня, Мийа… Он продолжает жить, что бы ты ни думала…» Тонкие черты кривятся и текут. «Да! Жить! Где?!» Спокойная и мудрая улыбка. «Во мне… У меня будет ребёнок, Мийа…» Твердь сознания разверзается окончательно. Ребёнок… Последняя капля, подточившая скалу духа. «Этому не бывать!..» Молния срывается со скрюченных пальцев…

— Я бы не смогла справиться, но… Должно быть, моя любовь проложила дорожку в Серые Пределы — на один короткий вдох возлюбленный вернулся ко мне. Вернулся, чтобы защитить свой последний дар… Возникшая где-то в глубине Сила смыла атакующие и защитные чары Мийи… Она умирала и, зная это, ударила всем, что смогла собрать… Не знаю, что именно произошло — я не слишком сведуща в магических материях, — но… Что-то нарушилось. Позже, когда лучшие лекари и заклинатели осматривали меня, выяснилось: ребёнок… Нет, не умер: скорее застыл на границе между жизнью и смертью. Не исчез и не остался… Когда я перестала его чувствовать, мир рухнул. И никто не мог предложить помощь. Никто не знал, как вернуть его душу…

Она говорила ровно и достаточно спокойно, но жилка на виске выступала всё заметнее. Выдержка воина, запирающего боль в груди. Это достойно восхищения, однако временами очень и очень вредно.

— Скорее всего, душа ребёнка была вытеснена в один из Межпластовых Карманов. Неудивительно, что ваши чародеи не знали решения задачи. Следовало бы обратиться к более сведущим…

— Я обращалась ко всем! — почти выкрикнула она, но тут же опомнилась, понижая голос: — Ко многим… Меня раздирала тоска. Такая глубокая, такая горькая, что я не замечала смены дня и ночи… Я не чувствовала своего ребёнка, своего единственного ребёнка, первого и последнего…

— Почему же — последнего? — Странно и удивительно. Надо уточнить.

— Один из магов… Человеческих магов… Пообещал помочь. Но предупредил, что я больше не смогу иметь детей. — В бирюзовых глазах промелькнула тень. Очень печальная. Очень страшная.

— Но он не помог? — уточнил я.

— Он обещал… Говорил, что нужно выждать время… Потребовал, чтобы я заняла место в свите маленького принца.

— В качестве личного палача? — Поверьте, я не хотел причинять лишнюю боль и без того настрадавшейся женщине, но прятать ЭТУ горечь не считал нужным.

— Не только. Я делала много… всего. Убивала… Я не помню всех мёртвых лиц, и это к лучшему: иначе не удалось бы ни разу сомкнуть глаз… — Признание далось эльфийке с трудом. Потому что она признавалась в первую очередь самой себе.

— Вы так легко забирали чужие жизни? — Мои представления о листоухих не имели ничего общего с образом жестокого убийцы. Высокомерные? Сколько угодно! Гордые? О да! Прекрасные? Несомненно! Но — мясники?

— Нелегко. — Она помолчала и продолжила медленно, словно пробуя слова на вкус: — Я не могла избавиться от боли, и маг… сделал для меня порошок…

— На основе «росы», разумеется! — кивнул я.

— Очень может быть, — согласилась эльфийка. — Только не скажу, какой именно. Просто не знаю. Я… забывалась. Я отпускала себя, и освобождавшееся место занимал кто-то… чужой. Грубый. Мерзкий. Беспощадный. Бесчувственный. Я видела эту тварь, дышала вместе с ней, но… не могла противиться. Да и не хотела. Нанюхавшись порошка, я забывала о ребёнке, забывала о той боли, которая терзала сердце… И не желала вспоминать.

Ай-вэй, дорогуша! Чужой… Ишь чего придумала! Зелье мага открывало двери Тёмного Храма твоей души, выпуская то, что обычно прячется во мраке. Не понравилась встреча со своей тёмной половинкой? То-то! Хорошо ещё, что ты не осознала, насколько этот «чужой» неразрывно с тобой связан… Вот когда поймёшь, ужаснёшься по-настоящему, как ужаснулся в своё время я.

— Сколько же всё это продолжалось?

— Год. Может, два. Не знаю… Время меня не волновало. Я металась от одной мерзости к другой, пока… Пока не столкнулась с тобой.

— Хм… — Я невольно напрягся. Ну вот, опять ожидается гимн чудесному избавлению!

— Как тебе удалось сделать то, перед чем оказались бессильны лучшие маги? — Бирюза взгляда настойчивой кошкой ткнулась в моё лицо.

— Я ничего не делал.

— Но…

— Клянусь, я даже не мыслил что-либо делать! Если честно, в тот момент я был до смерти напуган… — Признаюсь скрепя сердце.

Эльфийка рассеянно нахмурилась:

— И всё же что-то было… Но что? Никаких чар… Ты до меня даже не дотрагивался… Я только…