— Да прямо… — Он решил перестать хитрить. — Хотел вам спасибо сказать.
— За что же это? Я думал, что наши товарно-денежные отношения благополучно исчерпали себя ещё вчера!
— Ох и мудрено вы выражаетесь… — Парень хмурит густые брови. — Я… это… в общем, монеты той как раз хватило, чтобы долги в Гильдию заплатить.
— Членские взносы? Да, дело нужное… И в чём же здесь моя заслуга?
— Я ведь решил, что вы меня ближайшему патрулю сдадите, — признался воришка. — А тогда…
— Вот ещё! Зачем заполнять тюрьму безобидными голодранцами?
— Да не повели бы меня в тюрьму. — Он шмыгнул носом. Замёрз, бедолага: хоть солнце уже высоко, жара от него, как летом, не дождёшься. А одет парень, прямо скажем, легко. Впрочем, при его профессии живость движений куда важнее, чем сохранение тела в сухости и тепле. А вот шапку-то мог и приобрести: короткие русые вихры от холода не защитят.
— А что бы сделали?
— Пальцы отрубили, и все дела! — беспечно сообщил воришка.
— А, ты уже попадался! — Значит, Городская стража хорошо знакома с моим собеседником, если даже тюремное заключение ему не грозит.
— И не раз, — подтверждает парень.
— Что так? Плохо учат в Гильдии?
— Учат хорошо. — Он ёжится, видимо вспоминая уроки. — Да из меня ученик плохой… Поздно учиться начал.
— Понятно… — Скорее всего, он рос в семье ремесленника или крестьянина, а потом вынужден был искать счастья в городе. В каком-то смысле парню повезло: прибился к Воровской гильдии, но, судя по всему, не даётся ему охота за чужими кошельками… — Значит, не прочь сменить род деятельности?
— Вроде того…
— А зачем меня ждал? В услужение проситься надумал?
Парень молчит, но смущённо опущенный взгляд красноречивее слов. Вздыхаю:
— Я бы с радостью, но… Не так уж богат, чтобы держать слуг.
— А по виду-то не скажешь, — хитро замечает воришка.
По виду… М-да, вид тот ещё. Сахья нежнейшего цвета топлёных сливок удерживается на голове широкой полоской ворсистого меха — то ли степная лиса, то ли что-то из шакальих, но выглядит эффектно: волоски у корней совсем белые, в середине — жёлтые, а на самых кончиках переходят в багрянец. Плащ, подаренный дядюшкой Хаком, при свете дня оказался почти чёрным, но с отливом в красноту, и меховая оторочка была выкрашена в тон шерстяной ткани. Из оружия я взял с собой только «младшую» кайру. По двум причинам. Во-первых, ходить по столице вооружённым с ног до головы позволялось только страже (а другие профессиональные душегубы в позволениях и не нуждаются), а во-вторых, под плащом на спине было место только для одних ножен, которые и так пришлось закрепить вверх ногами, то есть кайра висела рукоятью вниз. По крайней мере, из такого положения я вполне смогу её выхватить, нужно только откинуть полу плаща…
— И кошелёк с герцогской короной, — продолжал наблюдательный отрок.
— Какой кошелёк?
— Из которого вы меня монетой одарили.
— С короной, говоришь… — Да, признаться, была там вышивка, но я как-то не присматривался… — А скажи-ка, мой юный следопыт, кто живёт на улице Проигранной Зари в третьем доме от пересечения с Аллеей Шипов?
— Проверяете, да? — ухмыльнулся воришка. — Герцог там живёт.
— Какой?
— Герцог Магайон, конечно!
Хм. Занятно. Впрочем, всё может объясняться очень просто: дядюшка Хак — всего лишь доверенное лицо упомянутого герцога, а всем известно, что родовитые люди обожают помечать своё имущество гербами, коронами и подобным… Ну не мог герцог самолично ездить в Вайарду, да ещё и без сопровождения! Даже я, с моими невеликими познаниями в геральдике и политической ситуации, знаю, что род Магайон особо приближён к королю и обладает массой привилегий… и массой врагов. Поверить, что глава рода отправился в дальнюю поездку в одиночку… Бред. Нужна веская причина, но я такой даже предположить не могу.
— Спасибо за информацию! Вот что, подскажешь ещё идею, получишь за труды. Только не серебро, увы: у меня каждая монета на учёте!
— Чего надо-то?
— Мне требуется лютня. Недорогая, но достойная самого лучшего музыканта в Западном Шеме.
— Сами играть будете? — Он недоверчиво хмурится.
— Я похож на менестреля?
— А кто вас знает… — Совершенно справедливое замечание.
— Нет, играть буду не я. Играть будет… — А что я, собственно, теряю? Нужно же продвигать товар на рынок? — Играть будет эльф.
— Настоящий? — Парнишка не верит своим ушам.
— Самый настоящий.
— А… послушать можно?
— Если осторожно. — Щёлкаю его по носу. — Задача ясна?
— Есть один мастер…
Мастер оказался достойным человеком и, принимая во внимание моё чистосердечное признание в скромных финансовых возможностях, торговаться не стал, сразу указав нижнюю планку цены, по которой готов уступить инструмент. Я уплатил требуемую сумму без возражений, хотя покупка лютни облегчила кошелёк дядюшки Хака более чем наполовину. Дела у мастера (судя по обстановке лавки) шли не блестяще, но товар, похоже, был отменный. Курт (мой новоявленный знакомый воришка) клялся и божился, что лютня будет звучать лучше, чем творения поставщика двора его величества.
Неся перед собой инструмент, закутанный в несколько слоёв ткани и упрятанный в жёсткий кожаный чехол, укреплённый деревянными пластинками, я двинулся в сторону Сытной площади, благо лавка музыкальных дел мастера находилась совсем рядом. День перевалил за середину, прилавки селян, с раннего утра зазывавших «подходить и налетать», вот-вот должны были опустеть, а это значило, что Равель как раз ходит сейчас между торговыми рядами в надежде прикупить за бесценок непроданные или слегка потерявшие товарный вид продукты…
Я оказался прав: девушка обнаружилась у самого выхода с рынка: стояла и напряжённо пересчитывала медные монетки, с трудом удерживая на сгибе руки корзинку. Какие-то вялые овощи и несколько кульков — вот и весь графский обед на сегодня. Или ужин: смутно подозреваю, что Равель и её матушка питаются раз в сутки.
— Позвольте помочь вам, красавица! — Галантно подхватываю корзину, и девушка изумлённо смотрит на меня, не понимая, почему столь блестящий господин утруждает себя переноской вещей.
— Ну зачем же, благородный лэрр… Она вовсе не тяжёлая…
— Тяжёлая или нет, а идти до дома далеко, так что не спорьте, милая Равель! И потом, мы же договорились: называйте меня просто Ив. От постоянного титулования по спине мурашки бегут!
— Но, благородный… — Светлый взгляд натыкается на мою укоризненную улыбку, и девушка поправляется: — Ив! Правила этикета требуют…
— Правила этикета запрещают графине самой ходить на рынок, но вы же ходите? Так позвольте и мне слегка отступить от правил!
— Если вы настаиваете…
Я настаиваю и, с грузом в обеих руках, сопровождаю юную хозяйку гостеприимного дома. Большую часть дороги она молчит, то ли не зная, о чём со мной можно говорить, то ли потому, что тот же самый этикет запрещает девушке разговоры с малознакомым мужчиной, даже если оный мужчина занимает соседнюю комнату на этаже…
Народу на улицах немного, и это понятно: торговый день закончился, а вечер развлечений ещё не начинался, так что попадающиеся нам навстречу прохожие были либо ремесленными людьми, либо слугами, либо иными порученцами, выполняющими волю своих господ, однако… Встречались и сами господа.
— Вы только посмотрите! Бедняжка Вэлли наконец-то нашла себе спутника!
Белокурая головка, показавшаяся в окне паланкина, принадлежала очень красивой юной женщине. Васильковые глаза, пухлый маленький ротик, искусно подчёркнутая румянами молочная белизна кожи. Просто куколка. Причём и в прямом, и в переносном смысле, потому что пустой взгляд расцвечен только желанием повеселиться, предпочтительно за счёт унижения других. Тех, кто не сможет ответить. Ай-вэй, дорогуша, на этот раз ты выбрала не ту жертву для своей атаки!
Не обращая внимания на воркующие переливы голоса блондиночки, я обратился к Равель со спокойным замечанием:
— Некоторые знакомства не делают нам чести, не правда ли?
Девушка испуганно перевела взгляд на меня, словно спрашивая: «К чему вы клоните? Не подвергайте себя опасности!»
— А жалеть поздно, потому что самые недостойные люди цепляются хуже всякого репья… — продолжаю, меланхолично улыбаясь уже блондиночке. Та розовеет, причём без помощи красок и притираний.
— Да кто вы такой…
— Знаете, милая Равель, я хотел подарить вам болонку, но сейчас передумал: проку с такой собачки никакого, красота — на любителя, ума — не слишком, а лает… И по поводу, и без повода. Лучше куплю волкодава.
Я не намеревался оскорблять придворную красотку — само собой получилось. Обида за несчастную девушку уксусом разлилась по моему языку, добавив мыслям и словам остроты.
— Граф! — прошипела блондинка в сторону всадника, сопровождавшего паланкин. — Вы ослепли и оглохли разом? Слышите, вашу даму оскорбляют! Проучите нахала!
— Точно, куплю волкодава, хотя… Шавок обычно окружают не волки, а овцы в волчьих шкурах, — глубокомысленно изрёк ваш покорный слуга.
Люди, волей случая оказавшиеся свидетелями моего невинного развлечения, были по большей части простыми горожанами, не питающими благоговения к высоким титулам без веской причины. Когда я закончил говорить, над улицей повисло напряжённое молчание, а потом… Хохотнул один, другой, и вскоре все вокруг весело передавали друг другу мои слова. Блондинка предпочла побыстрее удалиться, а вот её «рыцарь» остался. Спешился и подошёл ко мне:
— Сударь… Я хотел бы с вами переговорить.
Молодой человек с невыразительным лицом и тоскливым взглядом. Длинные каштановые волосы стянуты в хвост. Плащ без капюшона, — видно, прогулка предполагалась недолгой, а может быть, он просто мёрзнет меньше, например, чем я… Одет без особой вычурности, но за модой, наверное, следит: складки на утеплённом камзоле выглядят очень интересно и свежо.
— К вашим услугам! — киваю незнакомому пока графу и прошу Равель: — Идите, я вас нагоню. Минут через десять, не больше!